После (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 71

— Да? — осторожно спросила София. — А почему?

— Арен напоминал Альго внешне — смуглая кожа, карие глаза, темные волосы. Но чем взрослее он становился, тем больше удивлял всех своим поведением. Агата и Александр еще маленькие, поэтому тебе сложно понять, о чем я говорю… Когда Альго становятся подростками — это взрывоопасно. Они вспыльчивы и крикливы, очень несдержанны, и прежде чем они научатся контролировать собственные эмоции, проходит время. К примеру, Аарон с десяти до пятнадцати лет был полнейшим кошмаром. Он и потом периодически вспыхивал и что-нибудь сжигал, если злился, а Арен — никогда. Он был очень любознательным, обожал учиться, мечтал стать охранителем и полагал, что Венец ему не достанется. А если кто-то пытался доказать обратное, Арен хмыкал и отвечал: «Резерв у нас одинаковый, поэтому Венец выберет старшего». То ли он действительно в это верил, то ли просто надеялся. А я надеялся, что принц ошибается. Арен всегда нравился мне больше остальных первых наследников, сильнейших Альго, и мне хотелось, чтобы трон достался ему.

— Не жалеешь? — поинтересовалась София тихо, и Вано покачал головой.

— Нет. Последние восемь лет я смотрел на него и жалел только об одном — у меня не было такого сына. То ли я плохой отец, то ли… ладно. Арен, никогда не желая становиться императором, принял свой долг с честью. В первый год правления он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться, и совещания тогда длились гораздо дольше, чем сейчас. У меня было впечатление, что он вообще не спит, я сочувствовал ему и в то же время — я им гордился. И сейчас горжусь. — Вагариус вздохнул. — Император смог вернуть мне внучку.

София ожидала, что Вано скажет «однако не смог сдержать слово», но он этого не сказал.

— Я жалею о другом, Софи. То, на что вы обрекли друг друга — это тяжело. Каждодневная боль, унижения, постоянная ложь, встречи урывками… Но я понимаю, почему вы это сделали.

— Понимаешь? — прошептала София и улыбнулась сквозь слезы, когда Вано обнял ее и погладил по голове.

— Конечно, понимаю.

С родовой магией у них так ничего и не получилось. Они тренировались у Софии в комнате почти до ночи — Вагариус показывал щит и, взяв девушку за руки, пытался создать его вместе с ней, но София так и не поняла, как это нужно делать.

— Аристократы растут, зная про свою родовую магию с детства, — говорил Вано успокаивающе — он не отчаивался, а продолжал надеяться, что у нее получится щит. — Это знание вливается в них постепенно и естественно, и учить этому толком и не надо, родовая магия просто просыпается в определенный момент времени. Видимо, она проснется и у тебя, когда ты осознаешь, что она у тебя есть.

София не представляла, как это можно осознать, но не огорчалась неудачам. Подумаешь, родовая магия! Конечно, обладать ею — замечательно, но куда замечательнее было найти такого дедушку, каким стал для нее Вано.

Количество прекрасных новостей для этого дня уже начинало зашкаливать, и идти еще и к Ванессе демонски не хотелось, но Арен все-таки пошел. Иначе придется притормозить расследование, а найти оставшихся последователей брата гораздо важнее физической и моральной усталости императора.

Ванесса, выглядевшая бледной и изможденной, будто ее пытали и не кормили по меньшей мере неделю, согласилась на запись воспоминаний в кристалл памяти почти сразу. Арену даже стараться не пришлось — он просто предложил жене брата обменять воспоминания на возможность один раз встретиться с Анастасией и Адрианом, когда его найдут. Она кивнула и, внимательно поглядев на императора, прохрипела:

— Ты мог бы и не спрашивать…

— Я уже говорил, что не похож на твоего мужа, — сказал Арен, рассматривая синяки на шее женщины. — К тебе ведь должен был заходить врач. Почему следы до сих пор и голос такой?

— Заходил врач из комитета, — произнесла Ванесса сипло и кашлянула, опуская глаза и еще больше бледнея. — Записал в протоколе, что угрозы для жизни нет, а все это само пройдет через неделю.

Император усмехнулся, не удивившись — он прекрасно знал, что врачи Дознавательского комитета старались не облегчать жизнь задержанным преступникам. Естественно, они всех лечили, но — не долечивали, и зачастую не до конца обезболивали. Арену рассказывал об этом сам Гектор — он, как глава комитета, закрывал на подобное глаза, считая, что не нужно проявлять излишнее рвение в лечении преступников, и то, что может пройти само, пусть само и проходит.

— Я пришлю к тебе Тадеуша, — спокойно заметил Арен, разворачиваясь к камину, и не отреагировал на почти неслышное «спасибо», сказанное уже ему в спину.

За ужином император не снимал эмпатический щит, не желая погружаться в эмоции еще и Виктории. Он и так понимал, что она должна чувствовать, узнав про проклятье, наложенное Аароном — обиду, растерянность и боль за предательство. Все это он чувствовал и сам, с той только разницей, что хорошо понимал — брату на самом деле была безразлична Виктория, он хотел достать именно Арена. Он использовал его жену для достижения цели, и возможно, надеялся, что эмпатическое проклятье разрушит покой императора и ему окажется невозможно удерживать Венец.

Наверное, так бы и было, если бы Арен любил Викторию — ее невыносимое поведение потихоньку подтачивало бы его выдержку, заставляя переживать, нервничать и срываться. Хотя… надо смотреть правде в глаза — если бы Арен любил жену, он бы докопался до истины еще тогда, восемь лет назад, когда это все только началось. Он бы пригласил не одного шамана, а десять, двадцать, тридцать — да сколько угодно, лишь бы найти разгадку. Он бы убедил Викторию посещать психотерапевта и учиться контролировать взрывы своих эмоций. Он бы на руках ее носил, только бы не переживала и не нервничала.

Но он ее не любил, и в этом была основа всего плохого, что случилось с Викторией по его вине.

— Арен… — прошептала жена, когда они уложили детей и перенеслись в ее комнату. — Как ты?

— Все в порядке, — ответил император, погладив ее по плечу. От того, что нужно остаться здесь — а значит, так и не увидеть Софию, которая была нужна сейчас, как воздух, — Арена мутило, шею будто железным обручем стискивали, и легкие горели, а сердце, наоборот, леденело. — Не волнуйся.

Она всхлипнула и прижалась щекой к его груди.

— Это все ужасно, — сказала Виктория дрожащим голосом, обнимая Арена и зажмуриваясь. — Но я рада, что все выяснилось. Теперь я хотя бы понимаю, что со мной творилось последние годы, и могу это анализировать. Как ты считаешь, стоит ли рассказывать об этом психотерапевту?

— Обязательно.

— А ты… — Жена подняла голову и неуверенно посмотрела на него. — Ты не прослушивал наши сеансы?

— Нет. — Арен устало вздохнул, подавив вспышку раздражения. Защитник, проклятье проклятьем, но Виктория никогда не понимала его по-настоящему. — Силван Нест отчитывался мне только после первого раза и больше не приходил. Значит, не было необходимости.

— Не злись, — Виктория вновь опустила глаза. — Я же не для того, чтобы обидеть. Я только поинтересовалась.

— Я понимаю. Просто устал.

— Устал… — Она взяла его за руку и потянула к двери в спальню. — Тогда пойдем. Пойдем.

У Арена появилось ощущение, что его пытают, и он невольно вспомнил, как когда-то давно — словно в прошлой жизни — он почти так же тащил за руку Эн, и ее тогда тошнило не меньше, чем его сейчас.

Какой же это был глупый и бессмысленный поступок. И жестокий до безумия. И Арен почувствовал себя Эн, стоило Виктории подвести его к постели и начать расстегивать пуговицы на рубашке.

— Утром я ходила к Тадеушу, — вдруг сказала жена тихо и растерянно улыбнулась, глядя на императора исподлобья. — Беременность три недели.

От неожиданности он поднял руки и сжал ладонями пальцы Виктории.

— Что?..

— Я беременна, — повторила она, по-прежнему улыбаясь. — Беременна, Арен!

Сердце замерло, а потом вновь забилось, и в ушах зашумело, будто бы он долго катался на карусели.