Байк, водка и холодное стекло (СИ) - "LunaticQueen" - Страница 4

Припарковав своего «железного быка», он догоняет Максвелла. Тот думает о том, что же заставляет Быка идти следом. Ответов пока нет.

— Как это чай? — изумленно спрашивает он, видя, что набирает Максвелл на кнопках. — Сейчас же не пять часов.

Довольный своей шуткой, Бык скрещивает руки перед собой и внимательно смотрит на него, ожидая его реакцию. Тот пытается припомнить какой-нибудь стереотип про американцев, и в голову сразу влезает целая куча, начиная от любви к фастфуду и заканчивая идиотским бейсболом. Однако ни один из них не оборачивается в полноценную мысль. Лучше уж промолчать, чем ляпнуть абы что. Максвелл часто руководствуется этим принципом, поэтому мало говорит. Из-за этого его считают умным.

Он устало ожидает, пока автомат отдаст ему стаканчик с горячей водой, и трогает флэшку через карман брюк. Какого все-таки черта он тут делает? Посередине нигде с человеком, которого встретил около часа назад. Чего греха таить, были случаи, когда ему не требовалось и этого, чтобы испытать к мужчине симпатию и захотеть поехать к нему. Но то совсем другое. Хотя… почему другое? Может быть, конечно, Бык и работает где-то, но вряд ли его это касается. Эх. То ли это очарование, которые сыплется с него клочьями, то ли его широкие плечи… Максвелл, ты совсем перестал думать верхним мозгом.

— Так уж и быть, — в конце концов вздыхает Бык, влезая в его мысли. — Если ты угостишь меня кофе, мы с моим мальчиком забудем, что ты тут над нами посмеялся.

— О, только не кофе.

Бык приподнимает бровь.

— Тебе фунта, что ли, жалко? У меня налички нет, последнее за пиво отдал.

— Дело не в этом. — Максвелл подносит пластиковый стаканчик к губам, дует на него, но не пьет. — Я не стану тебя целовать, если от тебя будет пахнуть кофе.

— Вон оно что.

Вид у Быка гораздо более озадаченный, чем мог быть у человека, который только что пел дифирамбы себе и своему байку.

— Тут это… Я не думаю, что… — Он вздыхает и смотрит в сторону. — Мы в каком-то смысле коллеги. Не думаю, что все эти потрахоны самая хорошая идея. Нет, ты милый и все такое, и я был бы не против тебе присунуть, но…

Он не договаривает и пожимает плечами, как будто это может оправдать вообще все на свете.

— Ты же понимаешь, да?

— Понимаю. Не нужно объяснять.

— Да-а-а. Дело не в тебе, просто не хочу жалеть о всяком и… чтобы другие жалели. Такие дела.

Максвелл пытается скрыть, как разочарован, делая большой глоток чая. Горький напиток обжигает горло, но даже эта моментная боль не ослабляет его переживания.

Ну, подумаешь, что он единственный раз решил поступиться своими личными правилами. Это же не обязывает других делать то же. Да и на что он надеялся? Это же просто дурацкая поездка на дурацком байке в дурацкий вечер пятницы. Он просто хотел показать ему байк.

Лицо Быка невероятно серьезно. На нем такой мыслительный процесс, что, кажется, вот-вот вскроется черепная коробка и на маленьких ножках-пружинках выйдет перегруженный мозг и, махнув: «я устал, я ухожу», — пойдет куда-нибудь еще.

Максвеллу немного неловко от того, когда его так рассматривают. Он хмурится и отворачивается.

Бык обходит его с другой стороны и вновь начинает пялиться. Это уж слишком.

— Тебе необязательно меня ждать, я сам вызову такси, — говорит Максвелл как можно спокойнее.

Он действительно не видит причин, по которым Бык остается стоять рядом. Да и вообще проводит время с ним. Пять минут назад ему казалось, что тот тоже не прочь отклониться от персонального кодекса, если он у него был. Странно представлять, что такой тип, как он, следует каким-либо моральным правилам. И вот. Они есть. Не о нем же он в конце концов заботится?

— Может, мне просто нравится тут стоять. Может, я жду, когда ты отойдешь, и возьму себе шоколад.

— Ты же хотел кофе.

— Но ты тогда не будешь меня целовать.

— Кажется, мы уже решили этот вопрос.

Он и не настаивает особенно, Бык сам возвращается к теме. И говорит так странно, флирт это или просто поддразнивание — загадка.

— У тебя вроде бы не было мелочи, — вспоминает он.

— Все-то он помнит.

— Это было две минуты назад.

— Может быть, я передумал.

— Передумал, что у тебя нет денег?

— Передумал про целовать.

— Может быть, и я передумал.

— Вряд ли.

Он стоит еще некоторое время. Отворачиваться от него все равно бесполезно.

— Не могу видеть обиду на таких симпатичных мордашках.

— Я не обижен.

— Обижен. Губы надул, глаза прячешь. Точно обижен.

— Заткнись.

— Обижен.

Максвелл всерьез раздражен его привычкой везде оставлять за собой последнее слово. Он думает взять и окатить его остатками чая, чтобы смыть с лица эту самодовольную улыбку. Лучше было бы, конечно, врезать кулаком, но едва ли у него большие шансы. С чаем хотя бы выйдет неожиданно.

Даже слишком неожиданно.

Рука Быка сжимается на его запястье чересчур сильно. Максвелл не удерживает стакан, и тот рушится им под ноги. Несколько горячих капель возносятся в воздух и оседают на его штанине, впитываясь крошечными темными пятнами.

— Слушай, отвали…

Максвелл поражается, какое холодное стекло автомата, когда его толкают на него спиной. Небольшой укол боли в затылке теряется в граде теплого восторга от внезапного поцелуя.

Автомат с напитками качается, а яркий бело-желтый свет, исходящий от него, моргает. Остается только надеяться, что тут нет камер.

Бык прижимает его к стеклу, распластав по всей поверхности. Он держит его за плечи, не давая отстраниться, а между ног втискивает свое бедро. И целует. Целует, как будто ему вообще нечего терять и этот поцелуй — последнее, что он собирается сделать в этой жизни.

Максвелл с трудом дышит и тянется за его губами, но тот, не отвечая ни на один его жест, прянет прочь.

Отвернувшись, Бык тихо фыркает и смотрит в сторону. Максвелл хочет спросить его, какого хрена тут происходит. Зачем было говорить нет, а потом делать? Или это он так быстро меняет решения?

— Фух, — вздыхает Бык. — Первый рубеж пройден. Не хочу, чтобы ты шел под машину бросаться из-за того, что я тебе не дал поиграться с моим болтом.

— Да как ты… да ты… У твоего самомнения совесть есть?

— Сове… что?

Максвелл стискивает зубы. То ли этот тип себя переоценивает, то ли, наоборот, недооценивает его, раз считает, что один обломившийся вечер настолько его расстроит.

Возможно, не настолько, но…

— Ты хочешь меня. У тебя пульс миллион ударов в минуту.

— Отпусти сейчас же.

— И я тебя хочу. У меня тоже миллион.

Максвелл перестает сопротивляться. Он закрывает глаза, чтобы не видеть его, но от мыслей никуда не деться.

— Ты же сказал, что не хочешь жалеть.

— Я не, — Бык упирается своим лбом в его, — пожалею, если ты не пожалеешь.

Это едва ли похоже на вопрос, странно — на утверждение. В этой фразе слишком много непонятного и запутанного. Максвелл не знает, что он должен ответить или просто сказать.

Ему кажется, Быку просто его жалко.

Ему кажется, он не настолько милый, чтобы передумать за две минуты.

Ему кажется, он будет всю оставшуюся жизнь думать, каково бы это было.

— Поехали ко мне.

Бык размышляет над его предложением секунду или около того, а потом отпускает.

— Хорошо. Но… ты же знаешь, у нас только один путь.

Максвелл вздыхает и качает головой.

— Ладно. Заводи свою машину смерти. Но не гони.

Тот смеется и треплет его по волосам.

Конечно, он гонит.

***

Он немного волнуется, звеня ключами у своей входной двери. Они больше шумят, чем действительно приносят пользу. Ему приходится замереть и сделать глубокий вдох, чтобы наконец попасть в замочную скважину.

Он оборачивается, проверяя, на месте ли Бык или, увидев его открывательную несостоятельность, уже решил свалить от греха подальше. Бык все еще там. Опирается спиной о дверь квартиры напротив и рассматривает его зад. Заметив, что Максвелл обернулся, он лениво поднимает взгляд и улыбается.