Рог Роланда и меч Гильома - Яснов Михаил Давидович - Страница 24

— Магомет! Ты всесилен и всевластен! — наконец вскричал Тибо. — Я недавно отправил семь тысяч конных воинов в славный город Оранж посватать принцессу Орабль. Вот будет ей подарок, когда мы возьмем богатую Нарбонну!

И стал Тибо созывать свои войска: велел он сойтись сарацинам, туркам, баскам — сто тысяч всадников прискакали на берег моря, где был назначен сбор мавританского воинства. Стянулись к берегу шаланды, барки, большие военные суда — дромоны и парусники — галиоты, на каждом из них — цветной парус, а на самом богатом корабле, королевском, поднят штандарт с драконом и тремя орлами. Целую мечеть воздвигли язычники на носу этого корабля, чтобы молиться Магомету и просить у него удачи и ратных побед.

Оглядел король Тибо свои полки и воскликнул:

— Призвал я вас, храбрые сарацины, потому что замыслил завоевать богатую Нарбонну. Когда-то был этот город нашим, а потом захватили его французы. Теперь, как вы знаете, владеет им граф Эмери, тот самый, что единственный вышел живым из Ронсевальского побоища, которое учинил кичливым франкам царь наш Марсилий. По всему видать, улыбнулась нам удача: призвал Карл к себе графа с четырьмя его старшими сыновьями, и те взяли с собой почти все нарбоннское воинство. Осталась защищать город графиня Эрменгарда да горстка рыцарей и горожан. Пришло время вновь вырвать Нарбонну из рук французов — посажу я править ею семь знатных королей и принцев, сделаю Эрменгарду рабыней, а трех ее малолетних сыновей казню по нашему закону.

— Лишь прикажите, государь, — отвечали ему язычники, — и мы не только возьмем Нарбонну, но дойдем и до любого французского города, а если надо, поднимем свой стяг и на самом холме Монмартре в Париже!

Вскоре уже все было готово к отплытию. Нагрузили мавры свои корабли мукой и солониной, за крепкими загородками стояли голова к голове лихие сарацинские скакуны, — и вот наконец вышла в море могучая эскадра. Задудели свирельщики, затрубили горнисты, запели басовитые рога, залаяли псы на привязи, заклекотали с насестов хищные кречеты, — кипит вода, вздуваются паруса, на четыре лье в округе слышен шум и крик плывущего воинства.

Поутру завидел Тибо вдали крепостные стены Нарбонны. Не стал король ни минуты терять — тут же высадился с войском и пошел прямо к городу, сжигая по дороге мелкие замки и разоряя жилища. Увидели это нарбоннцы, всполошились, затворили ворота, а бедная Эрменгарда стала молиться и призывать на помощь своего храброго мужа Эмери и гордеца Гильома. Между тем уже повел Тибо свои дружины на штурм города. Едва преодолели язычники ров, как обрушился на них целый ливень стрел, копий и дротов, полетели камни — каждый житель города вышел на его защиту.

— Не в добрый час уехали вы, Эмери! — сокрушалась Эрменгарда. — Не в добрый час, Гильом, захотел Карл возвести вас в рыцари!

А седобородый Эмери, как и велел ему король, скакал в это время с сыновьями по дороге в Париж. Ехали они на север, оставив по правую руку Ним и Оранж, что были под властью басурман. И надо же было такому случиться — встретили они как-то поутру вражеский отряд: семь тысяч конных язычников, тех самых, что посылал король Тибо как сватов к принцессе Орабль.

Встревожился граф, увидев такое воинство.

— Там, на холме, язычники, — показал он своим вассалам в сторону противника. — Не избежать нам сражения.

— Бог нас рассудит, — ответили французы, — а убегать не будем!

Приготовились нарбоннцы к бою, но, увидев это, басурмане только рассмеялись. Еще бы, если на одного врага пришлось как раз по семь сарацинских воинов!

И минуты не прошло, как сошлись войска и закипела битва. Как ни храбры французы, как ни умелы они в ратном деле, но выстоять одному против семерых — дело нешуточное. Ручьи крови текут по броне, трещат и ломаются копья, — и вскричал граф Эмери:

— Да лучше дам я себя рассечь на части, если не накажу нехристей за дерзость!

Пришпорил он горячего коня и наставил копье на языческого короля Акильяна. С размаху пробил навершье его щита и вонзил оружие в блестящую кольчугу недруга. В тот же миг, как велела воинская наука, нажал он на древко и выбил Акильяна из седла. Тут и до меча дошло дело — вырвал его Эмери из ножен, и расстался бы мавр с головою, но слуги его поймали убежавшего коня и вновь посадили в седло раненого повелителя.

— Воины! — закричал Акильян. — Вперед! Это же седобородый граф Эмери! Не дайте ему уйти, не то проиграем мы битву!

Полторы тысячи бойцов со всех сторон набросились на графа. Тридцать раз был ранен его неистовый конь — и пал на кровавую землю. Выхватил рыцарь меч с серебряною рукоятью и вскричал в печали:

— Прощайте, мой храбрый Гильом! Прощайте, моя пресветлая Эрменгарда, — утратите вы сегодня и детей, и мужа!

И начал он крушить недругов — кто подвернулся под руку, тому уже не подняться с земли. Но нет числа язычникам. Прижали они его к горному склону, набросились толпой и, скрутив по рукам и ногам, с ликованием взяли в плен.

Увидел это Гильом и закричал в ярости:

— Да лучше дам я себя рассечь на куски, но не оставлю отца в такой беде!

Забросил он за спину щит, зажал в руке тяжелый острый кол и погнал коня галопом вверх по горному склону. Кто бы ни встретился ему на пути — будь то самый храбрый и отважный воин, — всех он свергает наземь своим колом, громоздит труп за трупом, никому не дает пощады. Такого страху нагнал на врагов, что бросились язычники врассыпную, забыв про пленника, которого с таким трудом удалось им полонить. Сбросил граф Эмери путы, изловил себе коня и молвил Гильому:

— Сын, где ваши доспехи? Почему вы без меча? Вооружайтесь, Гильом!

— Нет, отец, — отвечал тот, — не стану я облекаться в рыцарское одеяние, покуда вместе с вами и братьями не прибуду к Карлу и покуда сам император не объявит меня рыцарем и не препояшет меня мечом!

Подивился Эмери Нарбоннский храбрым и дерзким словам своего сына, а тот уже отъехал подальше в поисках добычи и новых подвигов. И тут под скалой приметил Гильом коня, краше которого не видел белый свет. Звали коня Босан, что значит — Пятнистый. Прекрасная Орабль послала Пятнистого в подарок королю Тибо в знак того, что согласна принцесса стать его женою. Семь лет жил конь в Оранжском дворце. Ничья рука не прикасалась к нему — одна королевна трижды в день приносила ему еду, чистила ему бока скребницей, отирала их белым горностаем, холила и ласкала его, как любимую свою игрушку.

Была при скакуне, которого послала Орабль к Тибо, стража из свирепых нубийцев, четырнадцать человек с трудом держали его на серебряных цепях, а золотое седло на коне было покрыто бесценною тканью, свисавшей до самых копыт. С перепугу Пятнистый так бил ногами о землю, что дрожали вокруг холмы и долы.

Гильом на своем скакуне как стрела подлетел к Пятнистому и нагнал на стражников великого страху. Сказали они друг другу:

— Нет нам защиты от этого удальца, это не человек, а сущий дьявол. Смотрите, сколько наших воинов он уже убил и покалечил. Сопротивляться ему бессмысленно. Сам Магомет не избавит от смерти того беднягу, кого хватит француз своим беспощадным колом!

Бросилась охрана куда глаза глядят, лишь бы не оказаться рядом с Гильомом, а тот не долго думая ухватился рукой за серебряные удила и одним прыжком перемахнул в седло Пятнистого. Быстрее быстрого зверя понесся застоявшийся скакун — так, что только земля задрожала под его копытами.

Впереди приметил Гильом гордого красавца Акильяна: ушел сарацин от графа Эмери, но трижды был ранен копьем и дротом.

— Кто вы, благородный рыцарь? — окликнул его Гильом. — Хоть вы и недруг мне, но бьетесь отважно.

— Я Акильян, — ответил мавр, придерживая коня, — я король и честный воин. Мой повелитель Тибо послал меня в Оранж посватать принцессу Орабль. Хочет на ней жениться король Тибо: ни в Испании, ни во Франции нет девушки красивее. Кто хоть раз прикоснется к ней устами, тот на другую и смотреть не станет! Орабль доверила мне коня Босана с условием, что я отвечаю за него жизнью. Однако отбили вы коня — нет мне теперь дороги назад в Оранж, не могу я возвратиться и к моему сеньору, снимет мне с плеч голову Тибо за такую утрату… Так что забросьте подальше ваш дьявольский кол — ни к чему вам со мной сражаться, все равно не жить мне на этом свете!