Люций: Безупречный клинок (ЛП) - Сент-Мартин Йен - Страница 23

Люций выдохнул, миг замешательства пронзил разум в тот момент, когда он попытался разобраться в том, что его окружает. Он услышал рокот гидравлики и обернулся, окинув взглядом закрывающийся лифт. Секундой позже он осознал, где находится, но всё еще не понимал, как попал сюда.

Подкованные керамитом копыта заскрежетали по настилу палубы и он остановился перед богато расписанными воротами в два раза выше роста космодесантника. Их поверхность из затейливо выгравированной платины давно уже потеряла свой блеск. Цветы мягкой ржавчины пробивались сквозь гравюры больших хищных птиц, чьи переплетенные крылья из молний и пламени потускнели до пепельного цвета. Несмотря на беспощадное время и плохое техническое обслуживание это была отменная работа ремесленников — изображения благородных созданий всё еще отчетливо виднелись в уютном свете мерцающих факелов, установленных по обе стороны.

Люций ударил кулаком в центр ворот. Лязг керамита, бьющегося о металл, обрушился мечника и разнесся по коридору за ним. Мгновение спустя палуба под копытами Люция задрожала и ворота начали раздвигаться. Двери распахнулись внутрь и предводитель вошел в большой зал.

Люция встретил хор криков. Люди выстроились вдоль стен, их удерживали ужасные конструкции, похожие на пауков из хрусталя и потускневшего серебра. Им ампутировали конечности, обрили, а в некоторых случаях содрали кожу и всё, что осталось от жертв была оболочка истерзанного мяса с умоляющими глазами, блестевшими от слез в розовом свете факелов. Черви нефритовой энергии прошивали их сырую плоть и они кричали от боли всё громче и мучились всё сильнее по мере того, как их страдания переходили на новый уровень.

Конструкции двигались в разные гнезда по стенам в леденящем танце, выстраивая вопящие тела своих пленников в изменяющиеся тошнотворные узоры. Они образовывали сбивающие с толку руны, которые вызывали зуд на теле и жгучие черные слезы у Люция. Машинные мандибулы зажимали и широко растягивали рты жертв, из которых вырывался пар, оседая кристаллами инеем под свечение коронных разрядов. Они беспрерывно визжали, их лица застыли под искусно выполненными масками из фарфора и потускневшего золота. Из нарисованных на масках улыбок тянулись трубки, сверкая варп-инеем, они соединялись, переплетались, подобно паутине вокруг спиральной башни в центре зала.

Монолит пурпурной керамитовой брони безмолвно стоял у подножья извивающейся башни. Насыщенный королевский цвет, обрамленный сверкающим золотом, потемневшим, подобно патине на бронзе. Из его плеч торчали ряды заостренных копий, усеянных пронзенными черепами. Разбитый шлем чемпиона I легиона занимал почетное место. На опаленном зеленом трофее все еще оставалась половина декоративного гребня — единственное крыло цвета почерневшей слоновой кости изящно изгибалось.

Асимметричная и плохо сочетающаяся амуниция указывала на, что это падальщик. Каждый элемент брони носил собственное имя, нанесенное на кемосианском языке, раскрывая личности элиты III легиона, первых владельцами огромных частей тактической брони дредноута. Все они были героями Детей Императора, погубленными жадностью того, кому теперь принадлежала броня.

Огромный шлем с бивнями был опущен, хрустально-голубые линзы потемнели и уставились в пол. Люций сделал еще шаг вперед, ощущая, как неестественный холод воющего воздуха раздирает паутину шрамов, избороздившую его лицо. Вечный воздел глаза к вершине башни, вглядываясь в темноту.

Грохочущая дрожь смешалась с турбулентным воздухом, когда генератор терминатора заработал. Гудение обычных силовых доспехов астартес, от которого ныли зубы, казалось шепотом в сравнении со звуком массивного скафандра. Этого звука было достаточного для того, чтобы взбудоражить пламя розовых факелов и заставить черепа над его наплечниками трястись. Шлем поднялся на рычащих пучках связок, линзы вспыхнули сверкающей ледяной голубизной. Он уставился на мечника.

— Приветствую, Люций, — проревел терминатор, насмешливо кланяясь.

— Не разговаривай со мной, душегуб, — отрезал Люций, даже не посмотрев на громадного воина.

Из клыкастого шлема донесся смешок, похожий на звук гусениц танков, передвигающихся по гравию:

— Любопытно слышать подобное оскорбление от того, кого наши братья называют Похититель Душ.

— Ты мне не брат, — прорычал Люций, — те дни закончились убийствами сородичей, чьи доспехи теперь на тебе.

Терминатор широко раскинул руки, молниевые когти зажглись на пальцах левой руки, озарив конечность лазурной вспышкой. Из–под шлема донеслось низкое фырканье, словно принюхивалась гончая, — и всё же я ощущаю запах прекрасного Кризития на клинке нашего отца. И это так любопытно.

— Довольно, — в неверном свете факелов засверкало острие лаэранского клинка, направленное на терминатора. — Я пришел сюда не для того, чтобы слушать вора и убийцу. Ты существуешь здесь, дышишь в изгнании с тем, кому служишь только потому, что я позволил. Не заставляй меня жалеть об этом.

Золотое зазубренное лезвие, подвешенное под сдвоенными стволами комби-болтера Терминатора, качнулось вниз и в сторону от Люция, свисающая из патронной коробки лента масс-реактивных снарядов брякнула о массивную набедренную пластину сгорбленного бегемота.

— Тогда почему же ты почтил столь недостойного своим присутствием, Вечный?

— Потому что, Афилай, — раздался голос откуда–то сверху, — я вызвал.

Терминатор обмяк подобно марионетке, которую оставили висеть на веревочках. Люций перевел взгляд на вершину башни, но меч в ножны не вложил.

На вершине показался силуэт. Гибкий и стройный, несмотря на массивную силовую броню Легионес Астартес. Одеяния из кремового переливающегося серебра свисали поверх доспехов из выпуклого керамита. Оттенок ткани постоянно менялся от выцветшего сиреневого до розового и насыщенного бездонного черного. Рогатый шлем покоился на сгибе одной из рук. Маска из сияющей платины — безупречное лицо, застывшее во вздохе блаженной радости. Рогатый посох из черного хрусталя находился в другой руке, увенчанный грудой черепов, рассеченных и взорванных только для того чтобы вновь быть собранными воедино, в целом скоплении из разномастных глаз и разинутых челюстей.

Посох звякал о полированные каменные ступени, когда фигура начала спускаться по винтовой лестнице.

Тяжелые противовзрывные ставни снаружи помещения раскрылись и впустили потоки энергии сквозь купол кристаллофлекса. Вой усилился, когда чистые эмпиреи омыли несчастных, висящих на стенах, поднимая их пытки на новые высоты и вырывая из них остатки здравомыслия, за которое они всё еще держались, не прекращая кричать.

— Никто не приказывает Люцию, — прорычал Вечный, и рукоять меча заскрипела в крепко сжатых когтях.

— Конечно, нет, — ответил космодесантник, и его бледное лицо застыло в выражении примирительного раскаяния. Он легко спустился вниз по ступеням башни и осторожно положил шлем на серебряную кафедру, расположенную посередине.

— Ах. — Он закрыл глаза, сияя от наслажения леденящими кровь криками, раздававшимися в зале, — какие песни они сегодня распевают, — он указал на хрустальный купол, который был единственным, что отделяло их от бурлящих яростных потоков варп-шторма. — Мы стоим, купаясь в свете бесконечной возможности и созидания, — он перегнулся через край кафедры к Люцию и заговорщически улыбнулся, — до меня дошли слухи, что Виспиртило рискнул выйти в Море Душ с одним лишь копьем и его не унесли лютые бури. Чудо.

Люций фыркнул.

— Ему скажи.

Колдун засмеялся коротко и лирично.

— Скоро нам придется поговорить. Я думаю, что нам есть что обсудить.

Люций промолчал, его лицо исказилось от гнева при виде веселья колдуна. Крики усиливали голоса, запертые в сознании, вдохновляя их на новые высоты беспомощной ярости. Колдун, казалось, не замечал этого. Улыбка не сходила с тонких губ.

— Скажи мне, — спросил он, голос стал мягким и размеренным, — ты всё ещё видишь сны?