Музей - Водолазкин Евгений Германович - Страница 2

КИРОВ. Это почему же?

АЭРОПЛАН. Ильич – он был мужчинка в самом соку.

ГОЛОС С.-Т. Говорят, все лысые – страстные.

АЭРОПЛАН. И ему – ты представь – каждый день такую жабу видеть. Затоскуешь! А результат – революция. Революции ведь не от хорошей жизни делаются. Вот ты, товарищ Киров, смог бы ты конкретно товарищ Крупскую…

КИРОВ. Что?

АЭРОПЛАН. Поцеловать!

КИРОВ. Ну, знаете…

АЭРОПЛАН. То-то. А меня, чувствую, смог бы.

МАРКУС (полуобняв Аэроплан). Это уж точно. Такая красавица!

АЭРОПЛАН. Ох, смог бы! Жаль, перевоспиталась я.

КИРОВ. Да чего мне целоваться-то? Что, у меня другой работы нет?

АЭРОПЛАН. А это уже комчванство.

МАРКУС. Ты посмотри на ее грудь!

КИРОВ (смотрит). Ну, допустим, посмотрел.

МАРКУС. На ее бедра!

АЭРОПЛАН. Комчванство, чистой воды комчванство!

ГОЛОС С.-Т. К вопросу о комчванстве. Разрешите доложить случай из личной жизни. Мне вот на днях поступило, как говорится, предложение, так не знаю, что с ним и делать. Дельный товарищ, сам с Камчатки. Это ничего, что с Камчатки, хуже, что болен комчванством. Так загордился членством в партии, сует его всем куда ни попадя…

АЭРОПЛАН. Ужас, ужас!

КИРОВ. Мы ему быстро крылышки обрежем.

ГОЛОС С.-Т. Уж обрежьте, пожалуйста! Поймайте и – обрежьте!

МАРКУС. Мужчина и женщина… Это ведь архиинтересно, товарищи. А что об этом Ильич пишет, а, Сережа? Не мог он про это не писать.

КИРОВ. Нет такой темы, чтобы Ильич не писал. Сейчас посмотрим. (Подходит к книжному шкафу, достает книгу, за ней стоит банка соленых огурцов. В один из огурцов воткнута вилка.) Маша, здесь соленые огурцы.

МАРКУС. Соленые огурцы?

АЭРОПЛАН (достает огурец на вилке, пробует). Малосольные.

МАРКУС. Мне, товарищи, не по себе.

АЭРОПЛАН. Так. Главное – не паниковать. Вы случайно здесь водки не находили?

КИРОВ. Находили. А как вы догадались?

АЭРОПЛАН. Посредством умозаключения. Если где-то обнаруживаются малосольные огурцы, можно со всей ответственностью предположить, что рано или поздно поблизости окажется и водка.

КИРОВ (достает из шкафа водку). У вас хорошая интуиция.

АЭРОПЛАН. Только это самое… Водку попробовать надо.

МАРКУС. Я боюсь. Вдруг мы все здесь отравимся? И утром найдут лишь три холодных тела… Давайте неизвестную жидкость просто выльем.

АЭРОПЛАН. Еще чего! Ладно, эту жидкость я выпью одна. Тем более, что я уже все равно съела огурец. (Достает из книжного шкафа стопку и наливает себе водки.)

МАРКУС. Не надо, слышишь! Найдут одно холодное тело, что также неприемлемо. В доме Сергей Мироныча – холодное тело.

АЭРОПЛАН. Тетя Маша! Кто-то же должен это сделать. (Выпивает.)

КИРОВ И МАРКУС. Ну, как?

АЭРОПЛАН (закусывая огурцом). Приемлемо. Только вкус горьковатый и в горле дерет.

КИРОВ. Ну, для водки это дело обычное.

АЭРОПЛАН. Правда? А то – когда опыта никакого, очень легко сделать что-то не то. Да хоть бы и отравиться – права тетя Маша. Ведь отсутствие опыта способно привести к отравлению.

КИРОВ (рассматривая бутылку). Где-то я эту бутылку уже видел.

МАРКУС. Мало ли бутылок видит в жизни человек.

АЭРОПЛАН. Попробуй, товарищ Киров, мое тело: оно еще не холодное?

КИРОВ (пробует). Нет, теплое.

АЭРОПЛАН. А мягкое?

КИРОВ (пробует). Местами.

АЭРОПЛАН. Похоже, я все еще жива.

КИРОВ (продолжает рассматривать бутылку). Смотрите: клеймо с номером один. Мне эту бутылку на открытии водочного завода подарили. Вот только почему она открыта?

АЭРОПЛАН. Да потому и открыта, что на открытии подарили! Все объясняется само собой.

КИРОВ. Нет, что-то здесь не сходится. Маша…

МАРКУС. Я к водке сроду не прикасалась.

АЭРОПЛАН. Вспомнила! Это я открыла. Зачем, думаю, вождю лишняя морока – бутылку открывать? Поставлю-ка ее, думаю, за ленинским собранием сочинений.

КИРОВ. По каким же соображениям – за ленинским?

АЭРОПЛАН. По идеологическим. А кроме того оно – большое, за ним много предметов поместится.

КИРОВ. Вы, товарищ Аэроплан, напрасно ленинским собранием прикрываетесь.

АЭРОПЛАН. Послушай, давай на «ты», а, товарищ Киров? А то я тебе все «ты» да «ты», а ты меня вроде как стесняешься.

ГОЛОС С.-Т. Наш Мироныч беда какой скромный.

КИРОВ (потупясь). Есть маленько. Так про меня и на съезде говорили.

МАРКУС. Расскажи, Сережа, о съезде. Нам ведь это тоже важно. (Обнимает Аэроплан.) Верно, дорогая?

АЭРОПЛАН. Чрезвычайно. У нас в профилактории этим съездом живо интересуются.

КИРОВ. Да чего там рассказывать, съезд как съезд.

АЭРОПЛАН. Кто кого съест. Ты не стесняйся, товарищ Киров, здесь все свои.

МАРКУС. Все свои, Сережа.

ГОЛОС С.-Т. Все свои.

КИРОВ. Мне на съезде предложение поступило.

ГОЛОС С.-Т. И вам поступило? Не от товарища ли с Камчатки? Очень активный товарищ.

КИРОВ. От Косиора и других товарищей. Они предлагают ввести пост генерального секретаря партии.

АЭРОПЛАН. Одобряю. Смело вводи, товарищ Киров.

КИРОВ. Не получается. Штука ведь в том, что этот пост они мне предлагают. И выйдет тогда, что товарищ Сталин просто секретарь, а я секретарь генеральный.

МАРКУС. Нехорошо это, Сережа, ох, нехорошо. Бестактно. Надо обо всем товарищу Сталину рассказать, может, он чего и посоветует.

КИРОВ. Вот и я думаю – рассказать. А то решит товарищ Сталин, что я за его спиной интригую, посты новые ввожу. А я ведь ничего такого и не ввожу.

АЭРОПЛАН. Да, в такой ситуации лучше не вводить. То-то мне, Мария Львовна, сон снился. Государственный.

МАРКУС. Слушай, Сережа. У нее очень содержательные сны.

АЭРОПЛАН. А вот приснилось мне, что стоят рядом товарищ Сталин с товарищем Кировым. Соратники. Друзья. У товарища Сталина в руках серп, а у товарища Кирова – молот.

КИРОВ. Ну – и?..

АЭРОПЛАН. Тут товарищ Сталин у товарища Кирова тихо так спрашивает: «Ты, товарищ, мне свой молот не одолжишь на минуту? Очень нужен». Товарищ Киров без лишних слов протягивает ему молот. Потрепал его товарищ Сталин по плечу и молотом по голове – хрясь.

КИРОВ. Это – все?

АЭРОПЛАН. Нет. Собрал он твои, товарищ Киров, личные вещи и положил в красноармейский вещмешок. «Отдам, – говорит, – в музей Кирова Сергея Мироновича на ответственное хранение». А потом взял серп и отрезал тебе голову.

КИРОВ. Просто бред какой-то.

АЭРОПЛАН. «Заспиртую, – говорит, – и буду в свободную минуту любоваться. А то, – говорит, – в Ленинграде есть Кунсткамера, а у нас в Москве – нет. Мы, говорит, по части культуры от ленинградцев сильно отстаем».

МАРКУС. Расскажи товарищу Сталину и об этом сне. Только про голову – не надо.

КИРОВ. Не хватало еще про голову рассказывать.

МАРКУС. Может, и вправду музей Кирова откроет?

ГОЛОС С.-Т. Настоящему вождю положен музей.

АЭРОПЛАН. Взял товарищ Сталин голову Сергей Мироныча и говорит ей: «Ленинградская парторганизация проявляет политическую близорукость. Среди экспонатов Кунсткамеры – ни одного члена ЦК. Ни в одной банке».

МАРКУС. А ведь правда, Сережа: ни в одной.

АЭРОПЛАН. «Мы, – говорит, – создадим Кунсткамеру нового типа».

Николаев и Драуле в своей квартире. Обстановка аскетическая. На стене портреты вождей, над ними – мишень.

НИКОЛАЕВ. Мильда Драуле, где ты была сегодня утром?

ДРАУЛЕ. Это допрос?

НИКОЛАЕВ. Да.

ДРАУЛЕ. Сегодня утром я была на работе.

НИКОЛАЕВ. И что ты там делала?

ДРАУЛЕ (глядя на Николаева в упор). Работала.

НИКОЛАЕВ. Сегодня утром я звонил тебе в Смольный. Но к телефону подошла не ты. Подошла другая женщина, забыл, как зовут… С двойной фамилией… Она ответила вместо тебя. Тебе это не кажется странным?

ДРАУЛЕ. Женщины с двойной фамилией имеют право отвечать за двоих.