Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 95

Я тут же перестала сверлить его взглядом.

— Спасибо, детка, — прошептал он.

Я сжала губы, чтобы они не дрожали.

— Ты собираешься заплакать? — спросил он.

— Нет, — пробормотала я, но даже один слог был полон дрожи.

— Лучше не целовать тебя снова, — заметил он.

— Если скажешь еще одну гадость, я не буду заниматься с тобой сексом целую неделю.

Я получила еще одну легкую усмешку.

— Будто сможешь продержаться так долго.

— Неважно, — пробормотала я.

— Эми?

— Что? — рявкнула я.

— Ты самая лучшая женщина, которую я когда-либо встречал.

Я смотрела в его прекрасные голубые глаза, видя в них отражение этих слов и зная, что с того момента, как я встретила его, больше всего мне хотелось увидеть этот взгляд, направленный на меня.

Это не было «я люблю тебя».

Но эти слова стояли на втором месте.

— Отлично, теперь я хочу поцеловать тебя, — выдохнула я себе под нос, чтобы скрыть свои чувства из-за его слов.

Микки снова ухмыльнулся.

— Значит, вторник с Оденом и Олимпией? — задал он вопрос, на который знал ответ, но я понимала, что он задал его, чтобы сменить тему.

Я кивнула, не возражая, взволнованная и встревоженная этой первой встречей, но надеясь, что мои дети, будучи моими, поймут Микки. Они поймут, как он относится ко мне. Поймут, что он сделал меня счастливой. И все будет замечательно.

— Жду с нетерпением, Эми.

Именно тогда я улыбнулась ему, но при этом почувствовала, как по моей шее пробежала дрожь.

Я посмотрела в сторону и увидела, что Киллиан встал в очередь вместе с другими мальчиками, которых взвешивали. Вывернув шею он смотрел на нас с его отцом.

Он выглядел задумчивым.

Я напряглась еще сильнее, когда он поймал мой взгляд. Но затем он махнул мне, стараясь сделать это по-мужски, ухмыльнулся и отвернулся.

Не стесняется помахать мне на людях.

Не сердится, когда его отец прикасается ко мне, разговаривает, смеется вместе со мной.

Хвастается перед другом, что я подружка его отца.

Это означало, что если у Киллиана есть печать с надписью «Одобрено», он может опустить ее в чернила, подойти ко мне и поставить оттиск.

И это делало меня счастливой.

Очень, очень счастливой.

ГЛАВА 22

Трудный вечер

— Пип, сладкая, зажги, пожалуйста, свечи, — попросила я и сразу после этого сказала: — Оден, сделай одолжение. Включи Пандору. Хорошую станцию, на самой низкой громкости, никакого техно или чего-то в этом роде. Музыка к ужину.

И сразу после этого:

— Пип, когда закончишь, займись сервировкой барной стойки. Тарелки. Столовые приборы. Стаканы для воды.

И вслед за этим:

— Ай! — это было последнее, потому что я обожгла палец о курицу.

— Мам, успокойся, — тихо сказала Пиппа, и я посмотрела на нее, обнаружив ее рядом с ящиком, откуда она доставала зажигалку на длинной ручке. Она смотрела на меня. — Все будет круто. Он нам понравится.

Затем она схватила зажигалку, закрыла ящик и направилась к свечам.

Излишне говорить, что это был вторник, и Микки должен был скоро прийти.

Излишне также говорить, что я растеряла всякое воодушевление по поводу этой встречи и чувствовала себя совершенно разбитой.

На прошлой неделе у нас с Микки все было хорошо. Трижды после ужина я заходила к нему, когда дети еще были с ним, и мы провели вместе весь субботний день, слоняясь по магазинам на пристани Миллз, а потом вместе ужинали.

Киллиан определенно меня одобрил. Он вел себя расслабленно, непринужденно, открыто для мальчика его возраста: наполовину дурашливо, наполовину по-взрослому.

Тревожно, но Эш становилось все хуже. Она определенно не мыла волосы, по-моему, уже несколько дней. И я поняла, до этого не обращая внимания на ее одежду, что та была невзрачной. Тем не менее, видя ее образ в целом, я отметила, что волосы не только не были вымыты, но и нуждались в стрижке, она не пользовалась косметикой, и ее одежда была мешковатой и слишком большой, не совсем скрывая тот факт, что она набирала вес.

В отличие от моей матери, я не придерживалась мнения, что каждая женщина должна быть худой, наносить макияж и тратить огромную кучу времени на свою внешность, если только им это не нравится.

Но робкое спокойствие Эш, переходящее почти в неловкое молчание, и ухудшение внешности в ее возрасте вызывали тревогу.

У Микки было много дел, но я чувствовала, что не упомянуть об этом нельзя, это слишком важно.

Поэтому, накануне вечером, когда мы встретились в закусочной за ужином, я заговорила об этом.

Он тоже это заметил и был крайне обеспокоен. Но, как мужчина, понятия не имел, что делать. Кроме того, он поделился тем, что некоторое время назад обсуждал этот вопрос с Рианнон, и она не согласилась с тем, что, по всей видимости, проблема есть, но поговорила с Эшлинг и заявила, что все в порядке.

Поскольку Микки не был согласен с оценкой Рианнон, он поделился со мной тем, что в течение последних нескольких недель пытался обсудить эту тему с Эшлинг. С тех пор он отступил из-за страха, что его усилия заставляют ее отдаляться и все становится только хуже.

Очевидно, не все было хорошо. Но теперь между Микки и Рианнон не существовало отношений, при которых он мог бы обсудить это с ней, чтобы она, будучи матерью, могла вмешаться, и он, будучи отцом, оставался в недоумении, как это сделать.

— В следующий раз, когда она будет у меня, я попробую еще раз. Посмотрим, что смогу сделать. Не очень хорошо, но, детка, я должен тебя спросить, не вмешаешься ли ты, — сказал он.

Я не чувствовала, что нахожусь с Эш в тех отношениях, при которых могла бы это сделать. Мы проводили вместе время, и немного сблизились, готовя ужин несколько недель назад, но мы не были близки, и за все время, которое я провела с семьей Микки, с тех пор, как мы официально начали встречаться, ближе мы не стали. Главным образом потому, что всякий раз, когда ужин заканчивался, она исчезала в своей комнате, и я слышала в ответ только «Пока, Эми!», когда Микки кричал, что я ухожу.

Это настораживало само по себе. Она не делилась со мной открыто или даже по-девчачьи, что ей нравится, что я встречаюсь с ее отцом. Но все же, в самом начале, даже если она и не давала мне этого понять, она сообщила мне об этом.

Кроме того, в самом начале, еще до того, как мы с Микки официально сошлись, Эшлинг, казалось, приживалась в изменившейся семейной ячейке Донованов, которая теперь включала и меня. Мы сближались, но это был путь, по которому мы двигались постепенно.

А теперь не стало ничего.

Но мне было все равно. Если разговор отца с дочерью не пройдет гладко, я вмешаюсь.

Поэтому я ответила:

— Все, что нужно.

Микки не скрывал облегчения, и это ясно сказало мне, насколько он обеспокоен сложившейся ситуацией.

Однако этот разговор произошел вчера вечером.

В тот момент у меня на уме было совсем другое.

В том числе и то, что я только что вернула своих детей и теперь представляла Микки в их компании.

И после нескольких последних лет, антенны, что достались мне от матери, и настроенные на нечто подобное, подавали сигнал, что сейчас эта комбинация, казалось, не изменилась.

Но кроме появления Конрада и его мерзкого поведения, дети сами определили себе график опеки, и после нашего враждебного разговора Конрад не сказал ни слова. Они даже привезли с собой одежду, чтобы оставить ее здесь, потому что проводили время в Голубом Утесе так же часто, как и с Конрадом и Мартиной.

Мне нравилось плавать по этим спокойным водам. Я не хотела раскачивать лодку.

Я все время твердила себе, что Микки — хороший парень, и даже в самых смелых фантазиях не было ничего такого, что могло бы заставить детей не принять его.

Но это не означало, что я не волновалась.

Я подавила желание позвонить Микки, отменить ужин и перенести его на полгода, вытащила цыпленка, смешала его с соусом барбекю и поставила в духовку на режим подогрева.