Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 18

— И, зацените! — вмешался Киллиан. — У папы есть друг, который работает инструктором в Люке в Финиксе, и мы отправимся туда на Рождество, и поедем на базу, и дядя Чоппер думает, что может взять меня на летный тренажер!

— Пан или пропал, — пробормотал Микки и, когда я вопросительно посмотрела на него, пояснил: — Люк — это военно-воздушная база. И Чоп нам все покажет. Килл увидит все своими глазами, и либо поймет, что ему придется над этим работать, а это нелегко, либо ему придется изучить другие варианты.

Я повернулась к Киллиану.

— Сколько тебе лет?

— Одиннадцать, — сказал он мне.

— У тебя немного времени, чтобы это понять, — заметила я.

— Нет, если я хочу поступить в Военно-Воздушную Академию, а это единственный выход. Я должен для этого собраться, — ответил Киллиан с твердостью, которую трудно было не заметить.

Я была поражена его зрелостью, которая естественным образом смешивалась с его детской порывистостью.

Меня это удивило и очаровало.

— Держу пари, что, да, — пробормотала я, немного влюбляясь в Киллиана Донована.

— Сходи за сестрой, сынок, — приказал Микки.

— Ладно, — согласился Киллиан, снова спрыгнул с табурета и помчался прочь.

Я обхватила пальцами пиво и сделала глоток, прежде чем посмотреть на Микки и спросить:

— Я могу помочь?

— Как я уже говорил, от меня не ускользнуло, что с тех пор, как ты прибыла в Магдалену, ты работаешь на износ, так что, нет. Позволь нам с детьми сделать всю работу, детка. А ты просто расслабься.

Расслабиться было бы неплохо, но в присутствии Микки это было крайне маловероятно.

Но в тот момент я действительно хотела найти подходящий способ попросить его не называть меня «детка».

Потому что это напоминало мне о том, как Конрад называл меня так, а это ничего не значило.

А еще, потому что я хотела, чтобы это что-то значило, когда это говорил Микки.

Я не могла придумать, как это сказать, поэтому просто кивнула, сделала еще один глоток холодного пива и позволила себе поблуждать глазами по его кухне.

Его бывшая ушла оттуда, полностью. Я поняла это, оглядевшись.

Там стоял кухонный миксер нейтрального кремового цвета, обычно говорящий о том, что здесь живет женщина, но я подозревала, что он находился на столе, потому что дочь Микки любила печь, а Микки явно любил свою дочь.

Кроме этого, там был глиняный кувшин с засунутым в него, крайне недостающим, набором кухонной утвари. Рядом с довольно симпатичной плитой из нержавеющей стали стояли солонка и перечница, которые не подходили к кувшину (или масленке), а солонка была сколота. Была там и поистине непривлекательная, купленная исключительно потому, что выполняла свою работу, деревянная хлебница. И хотя в u-образной кухне было много места для кухонного островка, она также включала в себя большую кладовую и большое пространство от кухонной зоны до противоположной стены, все это было занято приборами, ни один из которых не соответствовал другому, и не был высокого качества.

Я знала по опыту, что семья подобная Микки нуждается в большем, и если не в самом лучшем, то, по крайней мере, в купленном для работы и на долгое время, а не в дрянных брендах, которые часто ломаются, заставляя вас удивляться, почему вы в первую очередь разумно не вложились в качество.

Вы готовите для своей семьи. У ваших детей случаются ночевки и дни рождения, к которым вам нужно подготовиться. У вас есть друзья. У вас есть родственники. У вас проходят барбекю и особые завтраки с болтовней ни о чем. Нужно думать о праздниках.

Это была мужская кухня. Хотя сама кухня была очень привлекательной, она не была опрятной, и любая женщина знала, что техники должно быть достаточно, она должна быть тщательно подобрана и, возможно, самое главное, соответствовать эстетике.

В конце моего осмотра, на столе у противоположной стены, я заметила большой шоколадный торт на чем-то, что было похоже на старинную стеклянную тарелку для торта.

— Вклад Эшлинг в наше барбекю, — заявил он, и я перевела взгляд на него. — Сказала, что мы не можем пригласить кого-то на обед, не предложив десерт.

Легкая усмешка появилась, когда он наклонил голову в сторону торта.

— Она делает много такого, потому что ее отцу и брату чертовски это нравится. Она надеется, что и тебе тоже.

— Уверена, что мне понравится, — тихо ответила я.

Его глаза загорелись гордостью.

— Надо быть сумасшедшим, чтобы не понравиться, он чертовски потрясающий.

Я так любила его нескрываемую гордость за свою девочку, что не могла не улыбнуться в ответ.

— И чтобы ответить на вопрос, который ты слишком хорошо воспитана, чтобы задать, дом принадлежит мне. Но кухня от Рианнон, — заявил он.

Я моргнула.

— Рианнон?

— Бывшая жена, — констатировал он. — Этот дом мой с тех пор, как я в нем вырос. Мои родители переехали во Флориду, продав его нам с Рианнон за бесценок. Если бы они этого не сделали, я ни за что не смог бы позволить себе жить в этом районе, растить здесь своих детей. Она повела себя достаточно достойно, чтобы не играть в игры или не испортить все, забирая шмотки, мебель, изменяя дом своих детей таким образом, что они будут обеспокоены больше, чем уже есть из-за того, что их родители расходятся. Она сделала это ради меня и детей, я позволил ей выбрать все остальное, что она могла получить, что она и сделала.

Это означало, что она оставила свечу. Я просто надеялась, что она сделала это, потому что та не слишком ей нравилась.

— В штате нашей пожарной части только один сотрудник, начальник пожарной охраны, и ему оплачивают лишь неполный рабочий день. Город не может позволить себе большего, — сказал мне Микки.

Я кивнула, неуверенная в ходе нашего разговора, поэтому решила не отвечать.

— Остальные — добровольцы, — поделился он, хватая одну из своих многочисленных мисок и поворачиваясь к холодильнику, продолжая говорить. — Я бы сделал это ради работы, если бы мог. Но не могу, и я вырос в Магдалене, мне здесь нравится, отличное место для детей, хорошие люди, есть все времена года, безопасно, красиво, я не хочу уезжать. Я хотел поселиться здесь, найти здесь женщину, растить здесь своих детей, поэтому я должен был найти способ делать то, что люблю, и по-прежнему кормить своих детей.

Он поставил миску в холодильник и повернулся ко мне спиной, продолжая говорить.

— Я работаю в местной компании, занимаюсь кровлей и строительством. Работа отстой, мой босс мудак. Мне хочется попытаться открыть свое дело, но с двумя детьми, быстро приближающимися к поступлению в колледж, я не могу рисковать. Приходиться вариться в его дерьме, чтобы получать зарплату. Но при работе в семь дней в неделю, единственный способ, который помогает тому, чтобы мой босс не вел себя как мудак, это то, что местные пожарные добровольцы не позволят, чтобы его дом сгорел, чего он явно не хочет. Поэтому он позволяет мне менять мое расписание, чтобы я мог работать в части в будние дни, а также по ночам и в выходные.

— Мне жаль, что ты не любишь своего босса, но это хорошо, что ты можешь заниматься тем, что тебе нравится, — сказала я ему, хотя на самом деле не думала, что его работа пожарного так уж и прекрасна.

Я полагала, что в подобном климате пожары не были так распространены, как в других, более засушливых районах. Но пожары случались повсюду, и я не очень-то хотела, чтобы Микки рисковал своей жизнью в борьбе с ними.

Однако это не имело ко мне никакого отношения, и было бы с моей стороны нежелательно (и грубо), высказывать подобное мнение, поэтому я промолчала.

Не сводя с меня глаз, он положил руки на стойку.

— Жизнь есть жизнь. Если ты умный, то берешь, что можешь получить.

И вдруг это чувство раздавленности вернулось, от мысли, что у Микки, славного парня, хорошего отца, красивого мужчины, была такая философия.

Он хотел остаться в своем родном городе, и это было его прерогативой.

Он хотел быть пожарным, поэтому он выполнял эту работу.