Отступники (СИ) - "Schell" - Страница 33

Он очнулся далеко не там, где ожидал. Не в свой постели, не, хотя бы, привязанным к мачте. Он проснулся посреди Великого Океана в одинокой деревянной лодке. И он понял — его бросили.

Нет, первым что он увидел — это странные блики в правом глазу. И сначала он подумал, что вновь проявляется его детская болезнь — мигрень ауры, однако чуть позже он вспомнил о том, как безжалостно его избил Лайон. Лишь вспомнив об этом заболели ребра, точнее, они заболели, когда Абель вновь закашлял.

Лишь потом он поднялся и увидел вместо двухъярусной кровати — лодку, а вместо трюма — океан. И тогда уже он испугался, впал в панику, даже истерично взвизгнул. Абель знал, один — он никто. Пусть его магия была могущественна, судя по тому, что он увидел, можно было сказать, что Абель сильнейший. Но его магия — Тьма, и ею он пользоваться никогда бы не захотел.

Он лежал на рюкзаке, в котором валялись поломанные хлебцы, сухари и… Дневник Джима.

— Робби, — тихо сказал Абель.

Также тихо, но уже безмолвно он всхлипнул, поняв, что это был прощальный подарок и «спасибо» от его чешуйчатого друга. Абель не знал, что он сделал, но, видимо, обвинения в его сторону были все аргументированы и доказательства титанические, раз поверили все поголовно. И если он провинился настолько, что его ненавидят все, даже Робби, то… Их взаимоотношениям товарищей — пришёл конец.

В конце концов он зарыдал громче, теперь было всё равно — никто не услышит. Теперь ему было всё равно, что о нём подумают. Ведь… Он не выживет. Он это точно знал. Плыть им было чуть меньше недели, а это на их бригантине, а на этой лодочке… Он быстрее умрёт от голода.

И он лёг, хотя, нет, сначала он сел на это… Сидение у лодки, как же оно называется?

— Точно, банка… — вспомнил Абель.

Позже понял, что солнце слишком слепит и лёг под них. Он размышлял, больно ли это будет, умирать? Или же он будет продолжать жить и мыслить, пока тело будет гнить. Каково это будет — умирать голодной смертью?

— Ведь… Так будет всем проще? — говорил он, — Из-за меня умерла мама, Джим, а теперь умрут и они: Ани, Тюль, Никки, Робби, Хамсан, Сэм, чёрт возьми, да даже Томас!

Перечисляя их он понял, что у него оказалось больше знакомых, чем он думал.

— А всё… Из-за кого всё это? Может из-за моего отца? — говорил он, смотря в текстуру дерева из которого сделана лодка, — Может он был тёмным магом? Или же моя ма-, ха-ха, нет, кто-кто, но точно не она, слишком уж правильная…

Он впервые улыбнулся, вспоминать маму для него всегда было радостно, если, конечно же, не затрагивать воспоминания о Сожжении, или как все сейчас помнят — Нашествии.

И вместе с тёплым, всегда жалеющим, образом матери пришёл и Джим, брат, что всегда поддержит и никогда не отступит. Абель так и слышал слова его брата о том, что Абель собирается сдаться.

Но парень лишь рассмеялся, когда представил Джима, что вновь отчитывает его. Абель не просто отдыхал на корабле: Робби учил более искусному управлению магии, а Широ, когда позволяла ситуация, обучал фехтованию на саблях. Абель был уверен, что сейчас бы с легкостью одолел своего старшего брата.

«Ты же Бинтермо!» — вспоминал Абель.

Он причмокнул губами, немного поерзал от неуютности, Абель подумал, что, кажется, в нём проснулась совесть перед Джимом.

— Ты, ужасный старший брат, что всегда заботился обо мне, — ворчал Абель, пока вылезал из под сидения, — Умер и даже с того света заставляешь меня делать что-то ради меня!

Абель взял весла, и начал грести, прикладывая огромные усилия, так как они оказались тяжелее, чем в тех историях, где герои с легкостью гребли и даже не задыхались. Абель же устал на третьем вздохе.

Он взмахивал из последних сил, а его рубаха была пропитана потом, питьевая вода уже давно кончилась, а еды осталось совсем немного, когда он обессиленно упал, задыхаясь, но всё равно не выпуская весла из рук.

Абель был похож на упрямого рядового, что хотел достичь всего за один день, однако… Он всего лишь человек, как и Абель, так что оба они лишь упали, уснув на том же месте.

Той ночью творились чудеса. Звёздное небо озарило одинокую лодочку и спящего в ней Абеля. Тени ожили в эту яркую ночь, тени, которых не должно быть, появились, давая подпитки своему хозяину — Абелю. Тени живут в нём, следят, чтобы их хозяин мог жить и этой ночью он был под угрозой смерти, весь вымотанный нагрузками и несущий груз своих подростковых эмоций на детских плечах.

В конце концов, его мана могла оказаться слишком большой для сосуда и просто… Разорвать его к примеру?

Госпиталь Рубина

Эвелин покоилась в одной из палат, спала беспробудным сном. Врачеватели говорили, что в её состоянии — очнуться невозможно. А свидетель, Юджин Грант, рассказал: в тот день, когда мир нахлынула тёмная энергия, мана, то юная Принцесса защитила Гранта своим телом, создав нечто вроде щита из светлой маны, на что служители церкви возражали:

— Такое невозможно! Святая магия такого уровня доступна лишь архиепископу!

Они думали, что светлая магия изучается только у них, они не знают, что на таком уровне изучения находится половина всех тех, кто начинает её изучение. Церковь уже давно утратила право своего голоса.

— И тогда она потеряла сознание и… — тараторил Юджин, не обращая внимания на людей в храмовых одеждах.

— Всё хорошо, мальчик мой, — говорил главный целитель.

Той же ночью она проснулась от яркого света, что витал в её палате. Сначала она подумала, что солнце в этот день такое яркое, и лишь потом поняла, что находится в закрытом помещении.

Пред ней, в её кровати, предстали изображения животных, что она рисовала раньше, они бегали, прыгали, в конце концов исчезая в одном из прыжков. Но наблюдая за этим всем, она услышала чей-то голос, призыв.

«…моими Апостолами!»

Она подорвалась со своей кровати, выбежав из палаты в одном халате и проигнорировав радостный возглас Юджина и его попытку накинуться с объятиями.

Эвелин чётко видела чёрную, склизкую нить, что была рядом с нею. И она чувствовала вселенское отвращение к ней.

То был какой-то подросток, ерзающий в кровати, старающийся высвободить из под одеяла. Ему было так жарко, что он будто бы вот-вот взорвется, однако, Эвелин, будто бы зачарованная знала, что ей нужно делать.

Свечение появилось в её указательном пальце, а позже растеклось по всей ладони, она провела ею над телом парня, в конце концов приложив свою нежную руку к его горящему лбу.

Он затрясся, застонал от боли, а позже начал истошно кашлять, да смотреть со страхом смерти в глазах, будто бы думал, что всё, пришёл его жизни конец, а какой — подавился чем-то!

Зашедший Юджин, который успел задохнуться, пока бежал за Эвелин в соседнее крыло в какую-то палату, словил прямо в лоб вылетевший из горло парня-подростка камешек.

И пока оно куда-то не укатилось Эвелин, снова проигнорировав Юджина, точнее то, что он упал безс сознания, бросилась за катящемся чёрным прозрачным камешком, внутри которого светился какой-то красный кристал.

— Зерно болезни, — тихо сказал Эвелин, — Уже начал прорастать…

Часть 18

Она доставала их одно за другим, не спала целыми ночами, игнорировала все попытки остановить её и продолжала доставать чёрные камни — зерна болезни. Пока врачи разводили руками, мол, впервые такое видят — Принцесса Эвелин фон Краун лечила каждого пациента поступающего с такими симптомами.

В ту же ночь её назвали гением медицины, церковной магии; а надо вам сказать, что благодаря этому Церковь точно получит право голоса на переговорах между королями, но Эвелин это не заботило, она решила, что будет винить себя в этом позже.

Врач Эвелин, что наутро вернулся осмотреть её, обнаружил лишь пустую постель и носящуюся по госпиталю девушку, всё время выносившая куда-то странные камешки.