Младший советник юстиции
(Повесть) - Карелин Лазарь Викторович - Страница 9

Тогда она побежала. Ветер ударил ей в лицо, и она услышала звуки оркестра, далекие, неясные голоса.

— Вот и поговорили… — с горечью произнес вслух Константин, когда Таня исчезла за мостом. — Вот и поговорили…

Нет, не так представлял он себе эту встречу, которую искал, чтобы объяснить Тане, как могло случиться, что он ударил ее.

Константин и сам толком не знал, что станет он говорить, когда встретится с женой. Ему ясно было лишь одно: он не хотел ее ударить! Не хотел! И если это произошло, то, наверно, благодаря какой-нибудь нелепой случайности.

Все последние дни Константин мучительно искал ее — эту случайную причину своего дикого поступка. То он цеплялся за мысль, что был пьян, то вспоминал, как Таня оттолкнула его, когда он подошел к ней со словами: «Ну, выпил, что ж тут такого?» — и этим тяжко обидела перед товарищами; то, наконец, представлялось ему, что он вовсе и не ударил Таню, а попросту отмахнулся от нее и случайно, именно случайно, задел рукой по лицу.

Да, Константин готов был теперь ухватиться за любой довод, который мог бы хоть как-то смягчить его вину в глазах жены, смягчить, умалить его вину перед самим собой.

До встречи с Таней эти доводы казались Константину убедительными, серьезными. Но вот они встретились, и Константин сумел сказать жене лишь невразумительные, жалкие слова оправдания, которые, он чувствовал это, только сильнее оскорбили ее.

— Этот мост прозвали у нас «сердечным», — сказала Марина Трофимову, когда они подходили к парку.

— Вот как? — улыбнулся Трофимов.

— Говорят, что все счастливые объяснения в нашем городе обязательно происходят здесь.

В это время Трофимов и Марина заметили стоявшего на мосту Лукина.

— Счастливые? — нарочно громко переспросил Трофимов. — Не верю, да и кто это придумал, что в любви все должно быть только счастливым? Простите, — обратился он к Лукину, — разрешите прикурить?

— Прошу, — Лукин, не глядя, протянул Трофимову тлеющую папиросу. — Сердечный мост!.. Любовь!.. — зло, не разжимая губ, пробормотал он. — Брехня, брехня все это!

— Вы о чем? — прикуривая, спросил Трофимов.

— Так, между прочим…

— Странное совпадение, — сказала Марина, когда они отошли от Лукина. — Ведь парень, у которого вы прикуривали…

— Да, я знаю. Я был сегодня в суде.

— Ах, вот оно что! Меня очень огорчила вся эта история. Чудесная была пара.

— Почему была?

— Разве вы считаете, что у них все еще может наладиться?

— Думаю, что да.

— Нет, если бы меня так оскорбили, — с возмущением проговорила девушка, — как бы я ни любила, я бы не могла простить! Никогда!

— Если бы вы любили, то сказали бы другое.

— Не знаю… Не уверена… — с внезапно прозвучавшей в голосе печалью сказала Марина.

— Тогда, случись это с вами, вы бы думали не о том, прощать или нет, а о том, что за человека вы полюбили и что с ним произошло. И обязательно по сто раз на дню спрашивали бы себя: «Кто в этом виноват? Может быть, я? Или я ошиблась в нем, придумала его себе? А может быть, виноват кто-нибудь другой?» Нет, Марина Николаевна, от любимого человека так просто не отмахнешься.

— Кто виноват? — усмехнулась Марина. — Это в вас прокурор говорит, Сергей Прохорович. А в любви с прокурорской меркой делать нечего.

— Да ведь моя-то мерка куда шире вашей!

— Не спорю. Здесь, на мосту или в парке, и прокуроры и начальники всякие — такие же люди, как Костя Лукин, со своими слабостями, со своими ошибками. Но вот вы пришли в суд, и тогда ваше «кто виноват?» облекается в статью уголовного кодекса, в обвинение.

— Не правда ли, какая горькая истина? — останавливаясь перед Мариной, насмешливо спросил Трофимов.

— Да, если любовь становится предметом судебного разбирательства, если к отношениям любящих применим вопрос «кто виноват?» — то, простите меня, Сергей Прохорович, роль прокурора в таком процессе совсем незавидна.

— А все-таки, все-таки — кто виноват? А? — Трофимов коснулся локтя девушки. — Ведь как хорошо будет, Марина Николаевна, если прокурор, именно прокурор, ответит Татьяне Лукиной на этот мучающий ее вопрос.

— Но вы скажете ей только то, что она и сама отлично знает: «Виноват муж».

— Ну, а если нет? Если вина ее мужа не так уж бесспорна и, выяснив это, мы подскажем Лукиным, как им жить дальше?..

— Суд, прокурор — в роли примирителей и советчиков?

— Если вас пугают такие слова, как «суд» и «прокурор», то замените их простым словом — «друзья». Да, такие друзья, как мы, могут прийти им на помощь.

— Друг… — протяжно сказала Марина и украдкой чуть насмешливо глянула на Трофимова. — Вот вы мне все и объяснили, Сергей Прохорович. Спасибо вам. — Она рассмеялась. — Надо только заменить слово «прокурор» на слово «друг» — и все будет хорошо. Верно?

— Не совсем так, — усмехнулся Трофимов. — А вот то, что я не убедил вас, — это верно.

Они замолчали.

«Обиделся, — подумала Марина. — Ну и пусть его! Слишком уж он прямолинеен и уверен в себе».

Они пошли в парк и сразу очутились в толпе гуляющих. Их появление заметили. Трофимов почувствовал на себе любопытные взгляды.

— Ну, что же мы станем делать? — спросил он Марину.

— Просто походим по дорожкам, — ответила девушка.

Трофимов взял ее под руку, и они двинулись вдоль по аллее.

— Как давно не бывал я в подобных местах! — сказал Трофимов. — И очень жаль, что не бывал.

— Да, здесь хорошо, — думая о чем-то своем, отозвалась Марина.

— Очень! Так и подмывает тряхнуть стариной — потанцевать, побалагурить! А что, Марина Николаевна, не потанцевать ли нам в самом деле?

— Разве прокуроры танцуют? — улыбнулась девушка.

— Еще как! — рассмеялся Трофимов. — Хотите убедиться?

Марина не ответила. Что-то отвлекло ее. Отвернувшись от Трофимова, она устремила взгляд в дальний конец аллеи.

— Пойдемте туда! — сказала она. — Я покажу вам наш летний театр. Там сегодня концерт кружка самодеятельности комбината.

Она говорила, а сама все ускоряла шаги.

Они подошли к зданию летнего театра, и Марина подвела Трофимова к группе мужчин, куривших у входа. Еще не доходя до них, Трофимов услышал громкий, с насмешливо-добродушными интонациями голос, который покрывал все прочие голоса. Его обладатель, высокий человек лет сорока, был, очевидно, центром всего кружка.

Трофимов заметил, что пока они пересекали аллею, Марина внимательно смотрела на этого человека. Наконец и тот увидел ее.

— Марина Николаевна! — пробасил он, с юношеской проворностью идя ей навстречу. — Я уж не надеялся вас сегодня встретить.

«А ведь этот человек вам не безразличен, Марина Николаевна», — подумал Трофимов. Будто угадав его мысли, девушка смущенно оглянулась на него и, стараясь скрыть свое замешательство, преувеличенно громко сказала:

— Знакомьтесь, товарищи! Это мой сосед и наш новый прокурор Сергей Прохорович Трофимов… Леонид Петрович Швецов — директор комбината.

— Да я бы и сам как-нибудь представился, — улыбнулся Швецов, широким, радушным движением протягивая Трофимову руку. — Рад вас приветствовать на земле уральской! Не москвич ли?

— Да, из Москвы.

— Выходит, земляки! А что, Андрей Ильич, — обернулся он к невысокому коренастому человеку, — не перевелись еще в Москве богатыри! Экий молодец! А?

— Да, такой и с вами потягаться может, — отозвался Андрей Ильич, и добродушные морщинки собрались возле его глаз.

Он подошел к Трофимову.

— Рощин, секретарь райкома. Говорят, вы ко мне заходили?

— Сразу же как приехал: хотел познакомиться.

— Вот и чудесно, — рассмеялся Рощин. — Не довелось в райкоме, так познакомимся в парке.

После громогласного Швецова голос Рощина показался Трофимову совсем тихим. Да и всем своим обликом — ростом, неторопливыми движениями — он разительно отличался от высокого, стремительного в движениях Швецова.