Мэвр (СИ) - Филдпайк Марк - Страница 42

Юдей встаёт, пропускает мимо ушей едкий комментарий Хак и направляется в сторону главы инженеров. Кто-то замечает её и разговор мгновенно стихает. Несколько учёных даже отступают, стараясь сделать это как можно естественнее.

— Мар Мелоним.

— Гэвэрэт Морав, мы разве не договаривались с вами…

— Можно поговорить наедине?

Секунду мандсэм смотрит на неё, не вполне понимая, о чём идёт речь.

— А, да. Конечно.

Юдей улавливает шепоток, но не придаёт ему значения. Сейчас ей нужны только сведения.

— Мар Мелоним…

— Можно по имени…

— Бун, мне нужен Хэш.

Учёный склоняет голову набок, щурится и смотрит Юдей прямо в глаза. Она настолько напряжена, что скажи Буньяр хоть что-то, похожее на ироничный комментарий, то схлопотал бы по лицу.

— Ты разве не знаешь? Он на полигонах, тренируется.

— Тренируется?

— Да/

— Хорошо… А ты не знаешь, он… ну…

— Что с ним происходит?

— Да!

— Нет, не знаю. Но он всегда доводит себя до изнеможения, когда его мучают всякие мысли. Ну, вроде происхождения, — мандсэм закатывает глаза, — и прочего. Ну, понимаешь?

— Спасибо.

Дорога превращается в бесконечную пляску огней, ступеней, настороженных взглядов, порыкивающих тцарканов. Ибтахины, в кои-то веки, пропускают её без дополнительных осмотров.

Полигоны находятся этажом ниже лабораторий и являются полной противоположностью стеклянного лабиринта учёных. Глухие коридоры с высокими потолками, двери-клапаны, цветовые обозначения и не вполне ясные таблички. «Ос. тцар.», «Сим. м1», «Сим. м2», «Чёр. ком», «Кр. виг.».

Залы для тренировок находятся далеко от главного входа, но Юдей хорошо запомнила дорогу. Чуткий слух помогает ей издалека услышать характерный стук каблуков его ботинок, резкие выдохи и свист воздуха, рассекаемого кханитом. Нужная дверь сама выпрыгивает женщине навстречу и, не думая ни о чём, охотница входит на полигон.

— Закрой дверь, — просит Хэш даже не оборачиваясь. Он тоже прекрасно её слышал. Его майка потемнела от пота, кожа блестит. Кханит кажется тонким прутиком в могучих руках, гигант орудует им грубо и резко, совсем не так, как Хак. Он заканчивает упражнение, бросает кханит на пол и отходит к столику, на котором стоит ванночка с лиловой жидкостью. Тцаркан всплывает на поверхность и подставляет хозяину спину. Юдей помнит его совсем другим, не таким… ласковым.

«Запекание», — вспоминает она. Кожа существа и вправду потемнела и стала, как будто, грубее. Хэш лезет в карман плаща, небрежно брошенного рядом, достаёт мешочек, развязывает тесёмки и вынимает несколько чёрных капсул. Тцаркан заходится в предвкушении и бьёт лапкой по борту ванночки. Хэш бросает лакомство существу, оно ловит их в полёте и жадно хрустит оболочкой. Голубые всполохи в пасти отражаются в янтарных глазах гиганта.

Юдей, не глядя, вытягивает руку назад и запечатывает дверь.

— Я могу помочь? — спрашивает Хэш, продолжая смотреть на тцаркан. Ей такое поведение кажется странным. Он уже давно не избегал смотреть на неё прямо.

«Чувство вины…», — вспоминает Юдей и подходит ближе.

— Стой, — говорит Хэш. — Не подходи. Он может разозлиться.

Тцаркан едва ли замечает, что происходит вокруг. Он уходит на дно и теперь всполохи становятся лиловыми и отражаются разномастными пятнами по стене и телу гиганта.

— Что случилось? — спрашивает Хэш.

Юдей смотрит на него, на тцаркан и будто бы приходит в себя. Что она здесь делает? Зачем пришла?

«Мне показалось, что что-то случилось у тебя…» — пробует она сформулировать мысль, но даже в голове она кажется глупой. А что будет в реальности?

«Нужно уйти», — думает женщина. Но ведь она пришла. Что-то её сюда привело.

— У тебя всё хорошо? — наконец спрашивает она. Вопрос на вопрос, как не вежливо.

— Да.

— Мне показалось…

— Со мной всё нормально.

Он поднимает кханит, поворачивается к Юдей спиной и принимает стойку.

Движения старой наставницы, несмотря на возраст, мягкие и плавные, похожие на танец. Стиль Хэша груб и прямолинеен, в нём нет места изяществу, пусть даже и мнимому. Удары резкие и угловатые, защита, основанная на грубой силе, а не хитрости. Между двумя стилями нет никаких точек соприкосновения.

— Мне кажется, тебя что-то гложет…

«Куда я лезу?»

Гигант делает вид, что не слышит её. Тцаркан ворчит, бухтит и хлюпает. Он не столько понимает слова, сколько отвечает на звуковые вибрации.

Внутри Юдей сочувствие смешивается с гневом. Из двух красок получается третья. Она жалеет, что в комнате нет ещё одного кханита. В конце концов, Хэш — человек, пусть и с некоторыми особенностями. Юдей медленно снимает плащ, утренние раны ещё побаливают, закатывает рукава.

Мысли уходят на глубину, становятся едва различимыми бликами в тёмной воде. То, что заступает на их место похоже на отражение, отбрасываемое быстро летящими облаками. Импульсы и приказы без чётких формулировок. Тело двигается, просыпаясь. Доли секунды Юдей наблюдает за ударами Хэша, оценивает, заметил ли он её приготовления. На исходе очередной серии, в тот самый момент, когда гигант переносит вес и вряд ли может увернуться, она бросается вперёд и наносит быстрый удар. Массивный и тяжеловесный Хэш поворачивается на удивление быстро, делает полшага в сторону и грубо прерывает её атаку.

— Не надо, Юдей, — тихо, но угрожающе говорит он. Она пропускает слова гиганта мимо ушей и уже меняет формы, переходит из одной стойки в другую, чтобы запутать его. Карие глаза темнеют до черноты, в них появляется отрешённость, совсем не свойственная женщине. Вот она делает шаг вперёд, но тут же отступает и без подготовки прыгает вперёд. Хэш сбивается с ритма и пропускает сильный удар кулаком в грудь. Юдей не сдерживает себя, и гиганта отбрасывает назад: он падает на спину, его голова с глухим стуком бьётся об пол. Через секунду охотник на ногах. Время разговоров закончилось.

Она не даёт ему прийти в себя, бросается вперёд и обрушивает на плечи охотника град ударов. Хэш едва ли сильно замедляется от тычков и пинков кружащей вокруг Юдей. Хануал вьётся, силясь оплести сознание женщины. Хэш сдерживает его чудовищным усилием воли. Каждый удар ослабляет контроль, и внутри гиганта смятение, боль и гнев, которые он сдерживал последние дни, воют и ломают цепи, всплывая на поверхность.

«Сдайся. Сдайся!» — кричит что-то изнутри и Хэш отпускает вожжи. Усталость наваливается на него с небывалой силой, а затем подавленные чувства сливаются в чудовищное фрагментарное существо из рук, ног, пастей и длинных языков, с которых капает кровь. Хэш кричит, и крик превращается в рёв. Чудовище пробудилось. Оставайся Юдей сама собой, она бы отступила и попыталась сбежать, но и в ней человеческое уступает животному. Если бы кто-нибудь наблюдал за ними, то заметил бы, что даже черты их лиц изменились. Она шипит и отпрыгивает назад. Новые синяки наливаются синевой по всему телу.

Удары сыплются один за другим, женщина и мужчина пляшут странный танец, в котором желание навредить парадоксально соединяется с противоположным импульсом. Хэш пытается сграбастать Юдей, но она всё время ускользает и оставляет глубокие царапины на руках гиганта. Он рычит, она порыкивает в ответ. На несколько секунд, или, быть может, минут, Хэш и Юдей исчезают. Остаются тела под управлением жидкостей, которые выделяет мозг в ответ на внешние реакции. То, что происходит между ними тяжело хоть как-то назвать, потому что в ход идут и кулаки, и ногти, и языки, и те скользкие части тела, которые доставляют удовольствие и одновременно готовят почву для жгучего стыда.

Юдей издаёт хриплый полу-стон, полу-вскрик и всё заканчивается.

Комната обретает очертания, а запах, исходящий от поблескивающей в свете лампочек кожи Хэша, ударяет в нос знакомой пряной волной. Она встаёт, разгорячённой плоти касается не пойми откуда взявшийся ветерок и покрывает её мурашками. Юдей ещё только осознаёт свою наготу, а охотник уже встаёт и протягивает ей блузку. Они меняются ролями: теперь Юдей прячет взгляд, чтобы не встретиться с двумя океанами жёлтого света, в которых может быть всё: от ненависти до нежности. Её пугают оба варианта.