Огненный остров - Людников Иван Ильич - Страница 8

Автоматчик Т. Ф. Садовников, занимая выгодную позицию, уничтожил двадцать вражеских солдат и одного офицера. Раненный во время боя на этом участке командир орудия Сиваков заявил политруку батареи, когда тот хотел вывести его с поля боя:

— Никуда я от своего орудия не уйду, за свою пролитую кровь я отомщу фашистским мерзавцам сам, сейчас же, — и продолжал командовать расчетом орудия до конца сражения.

Эти боевые эпизоды говорят о мужестве и беспримерной стойкости воинов.

Во второй половине дня 23 августа большое облако дыма от горевшего Сталинграда было видно на расстоянии около шестидесяти километров в районе обороны дивизии. Вечером этого же дня до нас дошли сведения, что фашисты особенно жестокой бомбардировке подвергли центральную часть города и заводские районы, включая Тракторозаводский. Все вокруг рушилось и горело. Горе и смерть вошли в десятки тысяч сталинградских семей. Дым пожарищ Сталинграда, информация всего личного состава об обстановке в городе еще больше ожесточали весь личный состав дивизии.

В течение 24 августа противник неоднократными атаками пытался прорвать нашу оборону, но дивизия, усиленная двумя артиллерийскими полками и полком катюш, успешно отразила их все. В ходе боя я неоднократно разговаривал с командирами полков Масловым, Гунягой и Печенюком, которые докладывали, что фашисты наступают не особенно густыми цепями, видимо, в боях 23-го августа они понесли большие потери.

Генерал Ганс Дёрр о событиях юго-западнее Сталинграда пишет: «4-я танковая армия… в полном составе сосредоточилась в районе Абганерово и вынуждена была перейти к обороне, что явилось следствием недостатка сил и в первую очередь танковых и моторизованных соединений. Стало ясно, что 4-я танковая армия без дополнительно выделенных в ее распоряжение сил не сможет продвигаться дальше. 6-я армия передала две дивизии (24-ю танковую и 297-ю пехотную) 4-й танковой армии»[7].

Получив подкрепление, 4-я танковая армия пыталась решить задачу выхода на правый берег Волги в районе Красноармейска, но была остановлена нашими войсками.

Г. Дёрр продолжает: «Армия остановилась всего в 20 км от Волги: снова наступил решающий момент не только для действий 4-й танковой армии, но и для всей битвы за Сталинград».

Уместно сказать несколько слов и о темпе наступления противника, свидетельствующем о сильном сопротивлении наших войск, ведущих ожесточенные бои юго-западнее Сталинграда. Во второй половине дня второго августа 1942 года противник танками захватил Котельниково. В результате многочисленных и ожесточенных боев от Котельниково до Тингуты (120 километров) 4-я танковая армия противника наступала 26 дней, в среднем 4,6 километра в сутки. Такой темп продвижения, к тому же танковой армии, конечно, не успех.

Отмечая хорошие боевые действия дивизии в районе разъезда 74-й километр, Военный совет 64-й армии 23 августа 1942 года всему ее личному составу объявил благодарность.

С 25 по 29 августа противник занимал рубеж, на котором был остановлен нашими частями, производил перегруппировку и активно вел разведку. Самолет-разведчик «фокке-вульф» с утра до вечера «висел» над полем боя. С ним наши бойцы вели борьбу. Особенно меткий огонь из пулемета по самолету вел сержант Смышляев.

Разведчик был серьезно поврежден, быстро пошел на снижение и сел на поле в расположении своих войск, не дотянув до аэродрома. Стрелки очень сожалели, что он не упал на нашей стороне.

По всем признакам перегруппировок, происходивших в стане противника, можно было предполагать, что он готовится к наступлению. Но мы не знали, где ожидать удар. Активная работа разведки не давала ответа. Командарм М. С. Шумилов неоднократно предупреждал меня о возможном наступлении врага, интересовался нашей готовностью достойно отражать атаки. Подполковник Шуба держал постоянную связь с соседями: 29-й и 204-й стрелковыми дивизиями. Обменивались «последними» данными о противнике со штабом армии, но ответа на вопрос — «где и когда» — не было.

Враг произвел перегруппировку и к исходу 28 августа сосредоточил ударную группировку: 14-ю, 24-ю танковые и 29-ю моторизованную дивизии 48-го танкового корпуса немцев. 2-ю и 20-ю пехотные дивизии 6-го румынского армейского корпуса. Ночью на 29 августа противник вел разведывательные поиски, и наши воины были особенно бдительными. С рассветом я отдал распоряжение о готовности к отражению атак врага.

29 августа с восходом солнца противник при сильной авиационной и артиллерийской поддержке перешел в наступление на участке 126-й стрелковой дивизии и правого фланга 29-й стрелковой дивизии. Главный удар наносил в направлении Зеты. Перед фронтом же нашей дивизии враг проявлял лишь огневую активность стрелковым оружием и производил изредка огневые налеты артиллерии по частям первого эшелона. По нашим огневым артиллерийским позициям, командному пункту, средствам управления и тылам дивизии противник совершил пятнадцать авиационных налетов, в которых участвовало в общей сложности до пятисот самолетов. Вражеские самолеты буквально весь день «висели» над боевыми порядками дивизии. И мы понесли немалые потери в людях, технике, боеприпасах и горючем.

В первой половине дня противник прорвал оборону 126-й стрелковой дивизии. Танковые соединения врага начали развивать наступление, дальним обходом через правого соседа стали угрожать и нашей дивизии. Учтя сложившуюся обстановку, я сказал Тычинскому:

— Сергей Яковлевич, надо подумать, как лучше использовать артиллерию на правом фланге. Возможно, потребуется отражать там атаку противника. События развиваются не в нашу пользу, Василий Иванович, — обратился я к Шубе. — Придется вести разведку на угрожаемом фланге и в тылу, так как противник выходит и на наши тылы. Не теряйте связь со штабом армии и соседями.

К восемнадцати часам враг овладел Зетами, главной группировкой танковых дивизий развивал наступление на Нариман, а правофланговая 29-я моторизованная дивизия группировки прошла по тылам нашей 138-й стрелковой дивизии. Над нами нависла угроза окружения, и кольцо могло замкнуться у железнодорожной станции Тингута.

До наступления темноты противник обошел дивизию с правого фланга и тыла, овладел Кошарой — в двух километрах северо-восточнее 74-го разъезда, высотой 150 и вышел на наш левый фланг, а оставшуюся прогалину, шириною около тысячи пятисот метров, простреливал перекрестным огнем. Полк Гуняги контратаковал врага и остановил его продвижение на Тингуту.

Обстановка требовала нового решения, ибо при создавшемся положении дивизии оставаться на месте не было никакого ни тактического, ни оперативного смысла. Штаб 64-й армии из Зеты ушел во второй половине дня, телефонная связь с ним прекратилась, а связь по радио вследствие выхода из строя во время бомбежки некоторых наших штабных радиостанций, поддерживалась с перебоями, а с 18 до 20 часов совершенно отсутствовала. Противник, выйдя на тылы дивизии, группами автоматчиков продолжал наступать, и тыловые части вынуждены были отходить в сторону переднего края. Гитлеровцы появились уже и вблизи командного пункта дивизии. Попытка штаба связаться с 29-й и 126-й дивизиями не увенчалась успехом.

Обстановка на участке 29-й стрелковой дивизии становилась все более запутанной. Несмотря на то, что с левофланговым батальоном этой дивизии правофланговый батальон нашего 344-го стрелкового полка имел связь и огнем всех видов поддерживал его, однако определить район обороны или рубеж, на который отошли части соседа, не представлялось возможным.

В 20 часов из штаба 204-й стрелковой дивизии — соседа слева, прибыл наш офицер — капитан П. Гулько, ранее посланный начальником штаба для связи.

— Что нового скажете о соседе? — спросил я.

— Сосед получил приказ командующего на отход и уже начал выполнять, — последовал ответ. — Противник перед его передним краем в течение дня не проявлял активности.

Отход соседа оголял наш левый фланг. Это и вовсе осложнило обстановку. Было над чем задуматься.