Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 35

— Пусти руку, — прошипел арфист, — у меня пальцы затекли.

— А. Прости, — Хаген разжал захват, отвернулся, глядя на огонь в камине, — прости, крафта-скальд, но я не поеду с тобой на хольмганг. Кому станет лучше от твоей смерти? А от моей? Может, тебе или мне? А может — Игерне? Думаешь, она обрадуется? Поверь, она не из таких. Если она тебе по нраву и ты ей люб — желаю счастья.

— Ты… — опешил Бреннах, растирая руку, — ты что, серьёзно?

— А что мне, мчаться с тобой на шхеры, звенеть мечами, копьями и всем, что звенит у мужа, чтобы только трусом не прослыть? — проворчал Хаген. — Говорю же — мне лень. Я не для того предотвратил твою смерть на алтаре сидов и не для того поругался тогда с Хравеном, с человеком, которого, сказать по чести, опасаюсь, чтобы потом тебя убить.

Помолчал и добавил:

— И не для того, чтобы принять от тебя смерть. Понимаешь, сын Эрка?

— А для чего же? — прошептал Бреннах со злыми слезами в голосе.

— Ну как… — Хаген пожал плечами. — Чтобы ты жил. Играл на арфе и складывал песни. Таково твоё дело. Творчество оправдает твою жизнь, а моя смерть от твоих рук — не оправдает.

— Ты не человек, Хаген, — обронил Бреннах. На его лице, в багровых отсветах камина, боролись чувства, но победило понимание, — ты самый настоящий сукин сын. Будь по-твоему.

Самый настоящий сукин сын облегчённо вздохнул:

— Ступай, дружище, нам скоро в путь. Да имей в виду: Игерна — родственница самого Сумарлиди ярла. Вождя клана. Бьёлан Тёмный, дядя Игерны, — вот кого тебе следует опасаться. Я бы советовал тебе сложить хвалебную песнь в честь клана Ан-Тайров и приготовить выкуп.

— Ну, за тем дело не станет, — Бреннах подкрутил ус, и хищный оскал на его лице весьма порадовал Хагена, — а выкуп возьму в Маг Эри!

А потом настал праздник Соммаркема, Первый день Лета, и ничего было не важно в тот день, и девы отдавались возлюбленным, как в последний раз, и щедро лились вина да песни. Важно было, что Арнульф Седой ходил без клюки, гордо выпрямив спину — стяг на ратовище, парус на мачте — и мог говорить, не давясь ужасным кашлем. Игерна, Хаген, Бреннах и Самар Олений Рог снова играли вместе, радуя собрание музыкой.

И не нужно было никаких слов.

Наутро десятки кораблей отправились на дорогу чайки. Одни, под чёрно-кровавыми парусами клана Ан-Тайров, — на запад, на подмогу Эохайду Многие Стада. Другие, под полосатыми полотнищами викингов, — на юг.

В Маг Эри.

В страну, где над сожжёнными рощами друидов плыл колокольный звон церквей.

В Кэр-Мадад их не ждали. Их вообще нигде не ждали — Золотой Совет о том позаботился, и Хаген подумал — чем придётся платить за такую удачу. И тут же отбросил эту мысль. Кровь стучала в виски, кровь изливалась на камни пристани, кровь окрасила серые воды Аллайда, шумела в прибое Восточного моря. Свистели стрелы, метались копья и ратники. Звенело железо, хрустели кости и врата под ударами топоров. Рубленая северная речь мешалась с говором геладов, обычно напевным, теперь — гулким и тягучим, как пение волынок. В ревущем шуме тонули голоса жителей этой земли, повинных единственно в том, что сразу признали власть ри-Кетаха ан-Морна из клана Ан-Клайдов.

Когда солнце склонилось ко глади Аллайда, превратив реку в поток золота, текущий с запада, Кэр-Мадад пал. А к вечеру стал похож на труп каменного великана с бесстыдно вывороченными внутренностями. Для горожан всё было кончено.

Для чужаков с дороги чайки всё только начиналось.

При взятии Кэр-Мадад никто из северян не погиб. Кроме одного, из тех, что служили Орму Белому. Случилось это так…

…рабы. Пленники, ещё утром вдыхавшие воздух свободы. Незнатный люд — знать либо пала при штурме крепости, либо ушла с войском Кетаха. Изгнанные из собственных домов, разорённых, ставших ночным прибежищем для чужаков, связанные по рукам и ногам, они ютились по сараям да по скотным дворам. Двуногое быдло — бок о бок с четвероногим. Только эти даже не мычали: викинги позаботились о том — кого сразу зарубили, кого избили до потери сознания. Вопли же насилуемых дев заглушались шумом попоек. Орм и Хродгар запретили своим людям напиваться до конца похода, но приказывать геладцам они не могли.

Впрочем, ни Орм, ни Хродгар не воспрещали викингам бесчестить женщин.

Рабынь.

Говорят, люди благородной крови всегда узнают друг друга.

Ту девицу Хаген приметил ещё во время штурма. Она пыталась бежать из крепости, но белое парчовое платье и туфельки с высоким каблуком предали хозяйку. Девушка подхватила копьё из мёртвых рук охранника, пыталась отбиваться, довольно ловко — не всякий муж расколет щит одним ударом! — но в итоге получила свою долю побоев и унижений. Её связали собственным пояском и отвели к остальным невольницам. Но Хагену бросилось в глаза: высокая рыжая красавица с глазами ведьмы и руками воина держалась отдельно от прочих.

— Где ж я тебя видел? — спросил Лемминг сам себя. Угловатое скуластое лицо и пряди цвета осеннего клёна врезались в память. Так образы из сновидений возникают перед глазами, и заходится сердце, когда видишь призрак наяву.

Что толкнуло его наведаться в невольничий сарай незадолго до полуночи? Что повелело ему ещё раз увидеть странно знакомый лик? Как бы там ни было — Хаген подоспел во время.

— Пошевеливайся, сучка! — гортанно кряхтел охранник на Скельде. — Шевели задом.

Девушка упиралась и яростно ругалась на своём родном наречии. Хаген усмехнулся в усы: когда бы знал викинг, какой грязной бранью кроет его пленница… Восхитительно!

— Закрой пасть, — добродушно посоветовал охранник. — Перестань орать, или я тебя ударю.

Девица не поняла, дёрнулась, пытаясь заехать ему ногой в пах. Промахнулась — и получила звонкую затрещину. Голова мотнулась, на лице чернела кровь из разбитой губы. Викинг замахнулся снова — проучить наглую девку, но Хаген решил вмешаться:

— Погоди портить товар.

— А тебе что за дело? — бросил охранник через плечо, затем осклабился. — Тоже глянулась, а? Ты погоди, постой в сторонке, я скоро управлюсь. А лучше — на-ка, подержи её. Брыкучая, стервь! У нас на хуторе была такая корова, тоже брыкалась, так дядька Тормод ей вымя за раз оторвал. А тебе вымя оторвать, э, блядина? Чего молчишь?

— Я тебе не корова, — твёрдо проговорила девушка. На вполне сносном Скельде. Высоко подняв голову, гордо глядя в глаза викингу.

И вот тогда рассеялись последние сомнения Хагена. Да, это — та самая.

Викинг же сперва опешил, затем расхохотался — и толкнул её. Пленница не удержалась, ушиблась о бревенчатую стену и свернулась клубком. Лишь глаза сверкали, точно у рыси — загнанной в угол и потому трижды свирепой. Северянин шагнул было к ней, расстёгивая пояс, но Хаген положил руку ему на плечо.

Левую.

Правую держал на рукояти скрамасакса. Под плащом.

— Ну чего ещё? — промычал викинг. — Сказал же — стань в очередь…

— Думается мне, тебе не будет пользы от такого дела, — ровно сказал Хаген. — Отдай её мне. Уступи. А я тебе заплачу из своей доли в добыче.

— Слушай, брат, — бородатый герой обернулся к Леммингу, глядя на него с высоты своего немалого роста, — тебе многовато думается. Не к добру. Понял?

— Нет, не понял, — улыбнулся Хаген.

— Пояснить? — викинг начал злиться, едва сдерживаясь, чтобы не дать ему по морде. — Я тебя знаю. Ты — Хаген Лемминг, Убийца Жестокого. Ты друг Хродгара хёвдинга и советник самого Арнульфа Седого. Верно? А я — Флоки Борода! — выпятил грудь, да так, что знаменитая борода застила Хагену взор. — И мой хёвдинг — Орм Белый. Я принимаю приказы только от него, а он ничего не говорил о том, что нельзя, мол, товар портить. И уж тем более — что я должен кому-то что-то уступать. Особенно — людям Хродгара!

— Ну, коли так… — Хаген кивнул со вздохом, пожал плечами, развернулся — и ударил Флоки. Ножом, от бедра, как учил ещё незабвенный Хеннинг Вихман. Потом — в грудь, прямо в сердце. Клинок у скрамасакса был длинный, достал сразу. Флоки захрипел, забулькал и умер.