Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 35

Дверь снова открылась, вошел фокусник.

— Проснулся? Ну как, ты в порядке? — он широко улыбнулся, сделал знак Милде, — прошу, иди, девочка.

— Димерезиус, я понял секрет отрезанной головы, — выпалил Эдин, едва девушка скрылась за дверью.

— Тихо, — фокусник прижал палец с губам, приоткрыл дверь, выглянул, повернулся к Эдину. — Главный закон циркача: узнал чужой секрет — используй его, но сохрани во что бы то ни стало. Для фокусника это важнее вдесятеро. Так что ты понял?

— Зеркала, — выдохнул Эдин. — Человек прячется под столом, и он с четырех сторон закрыт зеркалами. Верно? Пол должен быть ровным и чистым. Да? Нельзя, чтобы кто-то смотрел фокус сверху, например, с галереи, потому что можно увидеть отражение в зеркалах… чего-нибудь… Да, Димерезиус?

— Верно, мой мальчик, верно. Молодец. Зеркала я заказывал в Гане, два комплекта, качество зеркал — это важно. Они обошлись мне почти в сто солленов. По этой причине такой фокус невозможно поставить в цирке Бика. Впрочем, не только поэтому, конечно.

— Постой, Димерезиус. Говоришь, ты покупал зеркала? Это был твой фокус? А почему же ты ушел из того цирка?

— Из «Дома чудес»? Так уж вышло. Потом, может, расскажу.

— Ладно уж, но про то, что тут случилось, рассказывай сейчас. Почему Милда говорит, что я был болен этой ночью?

— По-порядку рассказывать? — усмехнулся Димерезиус. — Свадьба, сам понимаешь. Много шума, много гостей, а ловить рыбку в мутной воде любители всегда найдутся. В замке у одной гостьи похитили редкие драгоценности. Кстати, это случилось немного позже того, как ты покинул одну известную тебе башню, и злоумышленник воспользовался одной известной тебе веревкой, надо думать, его она там и дожидалась. Тебе ведь известно, что воров любят искать в цирках? Помнишь, какая была стена? Ты скажешь — ничего трудного, но много шансов спуститься по ней у случайного человека?

— Но погоди, а я при чем? И вор — он не обязательно случайный!

— Разумеется, мой мальчик. Но слишком уж часто нам приходится объяснять это страже и дознавателям. Мы покинули замок до преступления, и это подтвердила стража. Так что к тем посетителям замка, которых мы с тобой изобразили, претензий нет. Граф распорядился сделать строгое внушение леди Ниале и принес извинения её жениху.

— Даже так, — пробормотал Эдин, на что фокусник только улыбнулся.

— Но, видишь ли, у начальника городской стражи всюду соглядатаи, это значит, что он хороший начальник стражи, — продолжил он. — Вот ему и донесли… ну, должно быть, не ему, а какому-то из его помощников, что двое циркачей, то есть мы с тобой, весь вечер не работали, а ведь Бик решил дать второе представление, больно день вчера был денежный. А ты разве не лазаешь по трапециям перед представлением и после него, дразня Вудуду и потешая трактирных мальчишек?

Эдин только вздохнул. Ну, да, было раз, позабавился. Или два…

— Так вот, это так же случайно дошло до ушей управляющего «Дома чудес», от которого как раз в это время тоже потребовали некоторых объяснений. Тот сразу послал весточку мне. Вот и все, эти несколько совпадений помогли нам свести на нет возможные неприятности. Когда явились стражники, ты так натурально метался в жару, что они не могли тебя подозревать и вопрос был закрыт, не успев возникнуть. Кстати, я тебя ещё немного подрисовал, чтобы не казался таким здоровым.

— Понятно, — Эдин потер лицо руками. — Ты дал мне снадобье, и у меня на самом деле был жар. Знаешь, Димерезиус, мне снились странные сны. И зеркала… я ведь из-за них и понял про «отрезанную голову». И еще что-то… Я не помню. Карлик вылезал из стены и залезал обратно. Карлик в костюме шута. Не похожий на того, что был вчера в замке. И еще что-то…

— Гм… Ничего. Сны — это просто сны. Не переживай, — Димерезиус погладил его по голове. — Через три дня мы уезжаем отсюда. Кажется, Бик упоминал Гардарью.

— Гардарья — это ведь в сторону Лисса?

— Верно. Но вряд ли мы поедем до Лисса. А зачем тебе туда?

— Да просто, — Эдин быстро пожал плечами. — Мы же там еще не были, верно?

Позже, наблюдая, как Эдин шутя подбрасывал и ловил шесть шариков, умудряясь при этом уворачиваться от веника Милды — та подметала круг и громко негодовала, потому что Эдин дразнил её и мешал, — Димерезиус сказал Якобу:

— Он способный мальчишка. Догадливый и ловкий. Я бы забрал его и он бы преуспел, жаль, если станет размениваться на мелочи.

Якоб усмехнулся.

— Это как посмотреть. Граф вон тоже виды имеет. Парень прямо нарасхват.

— Знать бы, что задумал для него Граф, — грустно заметил Димерезиус. — Это единственное, чего бы мне теперь хотелось.

Якоб лишь удивленно взглянул на фокусника.

До Гардарьи они, суть да дело, добирались неделю. Близился День Трав, главный праздник первой половины лета. С давних пор повелось, что только в это время можно вступить в Цирковую гильдию, и если кто задумал уйти из цирка, именно на День Трав следовало предупредить хозяина. И никакой цирк не мог отказать, если кто желал прибиться к нему в это время. Конечно, не всегда это правило соблюдалось теперь, не старые ведь времена, а циркачи — народ вольный. Вот и Милда, и Сьюна с Лином пришли в их цирк не в положенное время. Но все равно, был такой обычай.

Еще праздник этот означал, что в каждый гильдейский город приезжало много цирков, не меньше десятка, и хороших мест не хватало, да и много цирков — не то, что один-два в праздничный день. Так что, только самые лучшие и богатые цирки покупали квитки на работу и ставили шатры на площадях. Те, что поплоше, снимали дешевые комнаты в тавернах, устраивали короткие представления, где придется, в праздничные дни это позволялось. А закончив свои дела, уезжали. Дорог в Кандрии всегда хватало всем.

Как ни странно, поначалу дядюшка Бик не терял надежды поставить шатер и поработать, но увидев, что лучшие возможности упущены, а места заняты, впал в хандру и заявил, что больше чем на пару дней они не останутся. А медведь Вудуду начал между делом порыкивать на Эдина: верный признак того, что именно тот являлся причиной хозяйского неудовольствия. Оно и понятно: по-хорошему, Бику следовало бы еще пару-тройку лет протянуть со вступлением Эдина в гильдию, а то, ишь, всего четырнадцать, много чести! И пришлось из-за этого делать ненужный крюк и нести убытки. В негильдейских городах тоже празднуют, вот туда и следовало направляться…

Так или иначе, Эдин произнес в Гильдейской управе у священного огня слова клятвы, поставил подпись в бумагах — как Эдин Вентсивер, он сам так захотел, — и получил шнурок с пряжкой, который тут же надел на руку. Все, готово дело. А какое имя стоит в гильдейских бумагах и созвучно ли оно дворянскому, мало кого волнует. Якоб одобрил, и хорошо. Теперь Эдин стал полноправным свободным циркачом в цирке Бика, будет получать свое жалованье и долю, и волен остаться или уйти. Ежегодно он должен платить взнос и подтверждать свое членство в гильдии, а при необходимости просить у нее ходатайства, защиты или покровительства, и работать на круге не менее четырех месяцев в году.

Тем же вечером Эдин сам оплатил праздничный ужин в таверне для их цирка и для всех, кто пожелает заглянуть — как полагается. Якоб, однако, стоял рядом и присматривал. Заглянули многие, и ужин получился действительно большой и праздничный. Даже Бик наелся, крепко выпил и заметно подобрел, заявил, что всегда любил Эдина, как сына, и немало приложил стараний, чтобы достойно его воспитать. И отправился ночевать к Вильене. А медведь, которого тоже угостили на славу, сплясал под бубен и завалился спать прямо под окнами таверны. Наутро Эдин и Милда нашли возле него целую кучу медяков и мелкого серебра.

На следующий день, собственно, и начинался праздник: гулянье и большая ярмарка, а вечером, по темноте на главной площади зажигали костер, как на Новый год, и — пляски до утра, конечно. И — венки, букеты, целые снопы цветущей травы и запахи пряные отовсюду. И в таверне какой-то душистой травой пол посыпали, аж в носу свербело.