Совершенная мечта (СИ) - "Аграфена" - Страница 48

— Я в курсе, где ты была, мне Настя звонила.

Я только хмыкнула в ответ.

— Она и сейчас звонила, сказала, что ты в ярости.

— Ничего подобного, — не согласилась я, — просто чуток сердилась. В ярости она меня еще не видела.

— Ты изменилась, — горько проговорил отец — Я ожидал этого, но не думал, что это будет так скоро.

— Все люди меняются, — философски заметила, сделав шаг в сторону своей комнаты.

Следующие слова отца заставили меня снова притормозить.

— Осталось чуть больше трех месяцев до твоего дня рождения, — я оглянулась, встретилась с его внимательным взглядом и внезапно нервно поежилась. Что-то очень не понравилась мне такая резкая смена темы разговора.

— Ну, и…? — попыталась ответить беспечно. — Хочешь сказать, что подарка мне в этом году не предвидится? Так знаешь, после того как ты сказал, что и копейки мне больше не дашь, я уже ничему не удивлюсь.

— При чем тут подарок? — страдальчески поморщился он. — Скажи, что тебе нужно, и я куплю.

— Спасибо, — преувеличенно радостно ответила я, — только знаешь, обойдусь и без подарков. Ты мне уже один сюрприз преподнес, думаю, еще подобных подарков моя хрупкая психика не выдержит.

— Вика, пожалуйста, успокойся. Зайди в кабинет нам нужно поговорить.

— Не нужно, — холодно парировала я, и меня остро пронзило чувство неправильности происходящего. И снова я не могла понять, в чем эта неправильность заключается. Я опять поежилась как от озноба, но договорила фразу медленно и спокойно: — Все, что мне необходимо было знать, и что мне должен был рассказать хоть кто-то из вас, я теперь уже знаю. Беседовать нужно было тогда, когда ты смотался из города, даже не предупредив. Не попрощался и ни разу мне не позвонил. Я даже не удивлюсь, если выяснится, что и мою машину сломал тоже ты, чтобы дать Пашке возможность возить меня на своей.

— Герасим, — процедил сквозь зубы отец.

— Что? — не сразу поняла я. — Что Герасим?

— Это он отсоединил в ней какой-то проводок, когда мы собирались уезжать.

— И он еще тут поучаствовал!? — воскликнула возмущенно. — Прямо заговор какой-то!

Все! С меня хватит, я пошла.

— Вика, постой, — повысил голос отец, — прости, если был не прав. Я все всегда делал только для твоего блага.

Я скептически приподняла бровь. А он слегка севшим голосом продолжил:

— Мне тоже, знаешь ли, нелегко было принять и поверить во все то, о чем рассказал мне Павел. Он попросил меня не говорить тебе ни о чем, что я от него узнал. Я согласился. Ему виднее, как вести себя с… — папа запнулся и как будто через силу продолжил, — представителями иного вида.

— А! Понятно, я теперь для тебя представитель иного вида, поэтому ты и постарался меня побыстрее сплавить. Иначе зачем нужна была такая спешка?

— Виктория, — процедил сквозь зубы папуля, все-таки вывела я его из равновесия, — что ты мелешь? Ты — моя единственная дочь, и я люблю тебя больше всего на свете.

— Дело в том, что сейчас я в этом уже совсем не уверена, — "обрадовала" я его.

— Вика, прекрати! — рыкнул родитель. Если бы не знала, что он человек, то подумала бы, что и он оборотень. Рычит-то как заправский хищник. — Ты ведешь себя сейчас как…

Он замолчал, пытаясь подобрать подходящее определение.

— Как стерва? — услужливо подсказала словечко, которое уже приходило мне в голову сегодня.

— Вот именно, — не стал он спорить, — как самая настоящая стерва. И еще этот день рождения! — с досадой выдохнул он. — Павел предупреждал. Но слишком быстро все происходит. Возможно, что-то подействовало на тебя…

Я замерла и, уже не пытаясь никуда уходить, слушала совершенно бессвязную, на мой взгляд, речь родителя. Второе упоминание моего рождения было наверняка не просто так. Внутри у меня похолодело, и память заботливо подсунула картинку — злющий Зейли, прищурив глаза, уставился на меня и сказал: «Я могу не дожидаться, пока тебе исполнится двадцать, и прямо сейчас призвать твою волчицу».

— О чем тебя предупредил Павел? — хрипло пробормотала я, не сводя напряженного взгляда с отца.

Он бросил на меня удивленный взгляд:

— О том, что твой характер станет портиться, потому что твоя вторая сущность просыпается и вступает в конфликт с человеческой. Ну, как-то так. Ты же сказала, что все уже знаешь!?

— Выходит, не все, — голос мой дрогнул, а я машинально отступила назад, потом еще. Пока не натолкнулась на стену и не оперлась на нее спиной. — И как долго он будет портится? Пока я не стану вообще бешеной ведьмой?

— Дочка, ты что? — папа подскочил ко мне и, обняв за плечи, крепко прижал к своей широкой теплой груди. — Успокойся, малышка, никакой ведьмой ты не станешь. Да и нрав свой ты можешь сдерживать, если действительно захочешь. Это вполне возможно контролировать, например, чем-то отвлечься. Спросим у Насти, что тебе для этого нужно.

— Пап! — я подняла глаза, вглядываясь в расстроенное лицо отца, — я спросила, как долго это будет тянуться?

— Пока глава клана или вожак стаи не призовут твоего… — папа шумно сглотнул, потом все-таки выдавил из себя: — твоего зверя.

— А если нет?

— Ну нет, так нет, — он осторожно погладил меня по плечу. — Ты со временем научишься управлять своими эмоциями. Павел тебе в этом поможет. Он обещал мне, что не станет давить на тебя и заставлять против твоей воли оборачиваться. Это было мое самое первое условие.

Отец положил свою ладонь мне на голову и ласково погладил по волосам, потом снова прижал меня покрепче:

— Бедная моя девочка, — его низкий голос едва заметно дрогнул, — может быть, мы все ошибались, когда не стали сразу посвящать тебя во все тайны, но слишком уж ты была настроена против Павла. Он — твоя пара и никогда не сможет изменить тебе. А это многого стоит. Ты еще оценишь в будущем, какое это счастье — иметь любящего и верного супруга.

Отец тяжело вздохнул, и я тотчас же догадалась, о ком он сейчас подумал. О блистательной изящной блондинке Веронике Перовой. О женщине, заботящейся только о своей внешности и своих удовольствиях. О беззаботной, холодной куколке, не ставящей ни в грош людские отношения, разбивающей сердца мужчин и делающей несчастными женщин.

Меня мгновенно охватила паника. Я была дочерью этой бездушной хищницы. Сейчас, после разговора с отцом, изо всех сил прижимаясь к нему, я наконец-то поняла, что меня настораживало в последних событиях — мое собственное поведение.

Я никогда раньше так не вела себя с посторонними людьми. Краска стыда бросилась мне в лицо, когда я припомнила, как вызывающе общалась с Верховным.

И пусть я не знала, получится у нас с моим новоиспеченным супругом что-нибудь или нет, но навредить ему не хотела. А мои препирательства с Зейли могут серьезно испортить отношение альфы к Пашке. Тогда я об этом даже не задумывалась.

Да и с самим Пашкой едва не подралась. Если бы он меня не удержал, то могла и лицо ему расцарапать или еще чего похуже сделать.

Я уже не говорю о моих последних беседах — с отцом и Анастасией Николаевной.

Даже с Догером я вела себя необычно. Раньше я никогда не приставала к посторонним мужчинам с разговорами. А тут прицепилась к разъяренному зверю с беседой. И хоть в итоге у меня все получилось, сомневаюсь, что еще пару месяцев назад я вообще рискнула бы сунуться к клетке со взбешенным волком ближе, чем на десять метров.

Теперь я осознала, что не давало мне покоя. Неправильность была не в окружающих меня событиях. Неправильной была я сама.

Не знаю, сколько времени простояла, притулившись головой к отцовскому плечу. Я думала.

Как могло случиться, что моя жизнь так внезапно изменилась, и все в ней встало с ног на голову?

Как могло случиться, что я нежданно-негаданно вдруг оказалась не такой, как все окружающие?

Почему я даже ни о чем не догадывалась?

И почему самые близкие мне люди молчали, пока я в конце концов не вляпалась в правду по самые уши?