Цитадель (СИ) - Ганова Алиса - Страница 13

Чтобы не выдать себя и не множить подозрения, перевела взор на высокие стеллажи, заставленные книгами и фолиантами, карты, развешанные на стене: огромное изображение империи в окружении соседних государств, звездная карта, странные рисунки, похожие на изображения одноклеточных. Задержав взгляд и рассмотрев подробнее, Томка могла поклясться, что это зарисовка увиденного под микроскопом. Подтверждал предположение стоящий у окна и накрытый тонкой, прозрачной тканью телескоп.

Клахем, разглядывая нелепую краснолицую заплаканную девицу в болтающемся платье Кинпасы, пытался постичь: чем она зацепила мальчишку?

«Не ровня ему, – подвел он итог и стал намеренно подавлять, желая довести до слез и показать жалкую суть темной, трусливо желающей защиты и не способной взамен ничем одарить. - Приволок с окраины сиротливую нищенку, упрямец! - Клахем недовольно посмотрел на Долона. - Благо, сам моё разочарование чувствует и говорить не надо».

Однако зареванная девица отважилась поднять глаза, чем вызвала у него кривую ухмылку.

«Ну что ж, покажи, на что годишься! – он вперился в нее глазами, вкладывая во взгляд разочарование, пренебрежение, даже брезгливость.

«Знай свое место!» - читала в его жесткой насмешке Томка и от внутреннего протеста стала держать взгляд, чем развеселила старика. Она держалась бы дольше, если бы не хотела спать и не понимала, что дерзить влиятельному человеку чревато.

Клахем следил, как Тамаа, пытаясь изобразить невозмутимость, отвела взор и стала с интересом разглядывать кабинет. И был удивлен, что она не испугалась скопища книг, осмысленно, без тревоги разглядывала механизмы, карты и наброски мелких тварей, что копошатся во всем сущем. Но проследив, как она глазами связала звездную карту и дальнозор, нахмурился. Долгая жизнь преподнесла неожиданную, таинственную загадку, но все что касается будущего преемника, он обязательно переберет по крохам, разберется в сути и перемелет в труху, если изведанное не придется по нраву. Конечно, не ему жить с темной, но будущий глава должен быть свободен от сомнительных привязанностей.

Темная, почувствовав перемену в его настроении, разогнула плечи, но опомнившись, вновь ссутулилась.

«Слишком гордая для сиротливой нищенки с окраины», - подметил Клахем. Чем больше он наблюдал за ней, тем больше в душе росла тревога.

Виколот, наблюдая как Тамаа держится, с тайным удовлетворением отмечал, что она делает это слишком хорошо для полоумной пустынницы. Любой, оказавшись в подобной ситуации, был бы несомненно напуган, но у нее на устах держалась едва уловимая улыбка, свидетельствовавшая, что Тамаа может совладать со страхом. Каждый из присутствующих понимал, что это лишь маска, но личина была тщательно выверенной. Растяни Тамаа губы чуть больше, показалась бы недалекой и глупой, меньше – сквозил бы страх. Также Виколот чувствовал, что и она пытается их ощутить, прочувствовать, предугадать. У нее не было дара, но был опыт.

Мужчины, следившие за выражением Томкиного лица, внезапно заметили, как она с трудом подавила зевок. И буквально почти сразу, еще один.

Клахем недовольно окинул ее взглядом, задержал взор на одолженном платье, делающем темную жалкой, и раздраженно процедил сквозь зубы:

- Уйдите с глаз, – и неприязненно отвернулся.

Когда Томка и Ло вышли, он изрек:

- Что разглагольствовать, если заранее понятно, что бы она верещала в испуге. Жаль время тратить.

- Пусть идут. Сам отчитает. Но девица чудная и незаурядная. Ты об этом говорил? – обратился Кинтал к Виколосу.

- Именно. Вначале кажется несуразной, пострадавшей от падения головой, а при близком общении, начинаешь понимать, что логики у нее поболее, чем у других женщин. Продумывает ходы, наблюдательна, подмечает тонкости, чувствует людей, умеет удивить. Любит хорошие шутки, умеет поставить на место....

- Нахвалился? – прервал ухмыляющийся Клахем. – Ближе к делу.

- Отказывается чистить живую рыбу, предпочитая оглушать для облегчения страданий или ждать, пока сдохнет.

В комнате раздался хрюкающий смешок Кинтала.

- Птицу покупает только разделанную, утверждая, что от вида крови падает в обморок, - продолжил Виколот, но поймав на себе пораженные, недоверчивые взгляды, заверил:

- И падает! Жрица поведала, что до утери памяти ходила чумазая, дикая, шарахалась людей, но голову птице сворачивала лихо и без слез. А после, как подменили. Сны ей стали сниться.

- То есть раньше была дикая, но люди считали ее в уме, а стоило поумнеть, прозвали полоумной, так? – уточнил Кинтал, растирающий руками больную ногу.

- Да. Долона не боится. Иву дразнит, доводя до бешенства. Тамаа умнее и проницательнее, чем кажется.

- Считаешь, что она Ло подходит? – недовольно поднял брови Клахем.

- Он считает, что подходит! – обратился внимание братьев Брат Кинтал. - Забери у дитя игрушку, у собаки кость – всю жизнь будут помнить. Пусть натешится и успокоится. Не вижу смысла поступать по-иному. Запретное манит, к дозволенному интерес утрачивается. А что темная, не вижу препятствий для полного покаяния. Час беседы, и тайн нет, – заметил он с улыбкой.

- Ошибаешься, - задумчиво заметил Клахем. - Упрямец вмешательство воспримет как недоверие. Хочет сам разобраться. Поэтому следует дать ему возможность самому справиться с тем, что затеял.

- Ему вполне по силам.

- Узнает ее лучше, разочаруется, - продолжил Клахем, довольно покачивая лысой головой. – И мы посмотрим, чем она его привлекла, а потом Бокаса, упрямая тупица, предоставит ему право выбора. Сомнения, ревность, ругань завершат начатое.

- Решили поддержать ее в начинаниях? – брат Кинтал с легким осуждением посмотрел на старика, и тот призадумался:

- Она предлагает заманчивые нововведения, но благие начинания часто заканчиваются не тем, чем ожидалось. Не сходятся братья и сестры. Отрадно смотреть на Айема и Кинпасу, но это капля в море. Потому в этом вопросе пусть все идет, как поведут Боги. Они лучше нас знают тайны, ибо создают их, – скривил тонкие, морщинистые губы Клахем.

- Не понимаю я вашего упрямства, – признался Кинтал.

- Возлагая на Долона надежды, не хочу иметь рядом темное пятно, влияющее на него. Глупая, жадная, примитивная предпочтительнее, чем расчетливая, изворотливая, подчиняющая влиянию. Посему поддержу Бокасу, как противовес.

- А если все пойдет не так?

- В свои обороты я уже давно перестал верить в чудо. И тебе бы перестать надо - не юный отрок.

****

Сломленная Тамара быстро шагала по галерее, с трудом сдерживая слезы.

«Не хочу, чтобы видели меня жалкой. Ни за что! Не дождутся!» - она надеялась успеть добежать до комнатки и спрятаться раньше, чем разрыдается.

Ей не восемнадцать лет, чтобы не понимать, что неблагожелательное окружение, постоянные придирки и подначки, интриги, так или иначе, повлияют на их отношения. Долон никуда не денется из братства, он их с потрохами, а она чужачка. Чужая не только в этой ненавистной крепости, но и в этом мире.

Впервые у нее появились сомнения: «Я буду бороться за него, за себя, но смогу ли победить? Сколько потрачу нервов, пролью слез, обрету первые морщины, оплакивая несправедливые обиды. Выдержу ли? Люблю и готова бороться, рискнуть всем, но достоин ли он моих страданий и моря горьких слез? А вдруг, в один день придет раздраженный, сорвет недовольство и скажет, что больше не может, выдохся… Что тогда? Останусь у разбитого корыта?"

В груди саднило. Хотелось разрыдаться.

Долон шел за ней, не совсем понимая ее состояния. Он ожидал, что Тамаа, как только выйдет, горько разрыдается, покажет страх, будет просить не оставлять ее одну… А вместо этого она молчала. Вышагивала, будто проглотила палку и даже не оглядывалась на него. Обычно при подавленности и отчаянии женщины плачут, кричат, но не она.

Как только свернули за поворот, Ло схватил её за руку и развернул к себе.

- Пусть думают, что хотят. Они не знают тебя! – произнес с горячностью, сжимая Томкину ладонь.