Альтернативная история всего (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 9

Сын спал.

Можно было бы, конечно разбудить его и подраться, но подумав, он отложил этот вариант «на потом». Более интересной он признал мысль о рыбной ловле.

Вскрыв бочонок с солониной, он насадил кусок мяса на хороший кованый крюк и опустил снасть в море. Минут десять он держал веревку в руке, ожидая, что вот-вот она дернется, суля либо диетический завтрак, либо, на худой конец, развлечение, но ожидания не сбылись….

Тогда привязав веревку к носу лодки, но, не утратив оптимизма, сел рядом. Улыбаясь, он представлял какое, вероятно, странное зрелище представляет собой кусок солонины, стремительно летящей над морским дном. Он даже почувствовал желание нырнуть и полюбоваться этим, но опять передумал. Гораздо забавнее было представлять это мысленно. Прикрыв глаза, он въявь увидел, как стремительно летит во тьме кусок солонины и как, сужая круги, подкрадывается к нему черная, почти невидимая в морской глубине громадная тень…

Когда лодку рвануло, Ирокезов старший удовлетворенно хмыкнул. Если он и спал, то сон оказался в руку.

Канат натянулся. Лодка даже немного просела. Ирокезов старший ухватился за нее рукой, пробуя приподнять, но натянутая как струна она не поддалась.

«Здорова, верно», — подумал Ирокезов. Несколько минут он пробовал бороться с рыбиной, но где там. Рыба была сильна как стихия…

А в остальном она вела себя примерно. Не ныряла, не металась из стороны в сторону. Поняв, что с ней ему не совладать Ирокезов старший потерял к ней всякий интерес — с какой, скажите, стати, обращать внимание на то, что тебе недоступно и даже невидимо. Сперва он даже хотел обрезать веревку, но тот факт, что рыба тащила лодку в туже сторону, куда ее гнал ветер, утешила его. Не желая долго оставаться на воде, он рассчитывал, что вместе с рыбиной они быстрее доберутся до цели, какой бы странной и далекой она не была.

Почти так и случилось.

Только произошло это не через 2–3 дня, как на это рассчитывал Ирокезов старший, а только месяц спустя. Все это время лодка непрерывно двигалась к югу, оставляя за собой градус за градусом, параллель за параллелью.

Однажды утором Ирокезов старший проснулся от неприятного сна. Ему приснилось, что он участвует в соревнованиях по поднятию тяжестей, и вдруг громадная горячая гиря упала ему на грудь, сдерживая дыхание. Он попытался сдвинуть ее, но не мог. Гиря становилась все тяжелее и тяжелее и… он, наконец, проснулся.

Когда он открыл глаза, гири у него на груди, конечно, не оказалось, Душный тропический зной окружал лодку трепещущим маревом, а в дрожащем мареве виднелся торчащий из моря остров. Истосковавшийся Ирокезов старший водил глазами по острову, словно языком по леденцу.

— Ух ты… — раздалось за спиной Ирокезова старшего. — Знамение….

Это сын проснулся и увидел остров. Сев за весла он уверенными взмахами повел лодку к острову. Миновав полосу прибоя, он прямо с лодки прыгнул в бурлящие волны.

— Вода хороша… — сообщил он, отцу вынырнув на поверхность. Тот укоризненно покачал головой.

— Кто другой на твоем месте земле бы радовался, а ты «Вода! Вода!»

Осторожно, стараясь не перевернуть лодку, он спустил с лодки одну ногу, потом другую. С легким кряхтением он расправил уставшие члены, утвердившись на дне обеими ногами. Вода тут доходила до пояса. Секунду подумав, он упал в воду. Высунув голову, сообщил сыну.

— Если что и есть хорошего в твоей воде, так это то, что она около берега…

Сын не стал спорить.

Приятно мокрые они вытащили лодку на берег. В десяти шагах впереди из белого песка торчали пальмы, дальше от берега их окружал густой подлесок, в котором Ирокезов младший тут же затерялся как вошь в шерсти.

— Бананы! — донесся его голос.

— Все бы тебе жрать, — с неудовольствием крикнул в ответ папаша, хотя и сам был не прочь разбавить надоевшую солонину фруктами. — О душе бы лучше подумал…

Сын не замедлил отозваться.

— Во-первых, не жрать, папенька, а от цинги спасаться, а во-вторых — с чего ты взял, что я о душе не думаю? Знал бы ты, как она у меня бананам радуется!

Сбросив с плеч усталость морского путешествия, Ирокезовы направились к высившемуся посреди острова жерлу вулкана.

Дорога шла через лес. Они не придерживались никакой из тропинок, изредка пересекавших чащу в разных направлениях, и шли напролом. Разнообразие растений тут радовало не только глаз, но и брюхо.

Это был даже не лес — райский сад. Апельсиновые деревья стояли рядом с финиковыми пальмами, бананы светились желтыми пятнами на фоне манговых деревьев. То здесь, то там, около небольших озер и нешироких ручьев заманчиво краснели какие-то ягоды.

— Ну, что, папенька, — набив полный рот бананово-апельсиновой-абрикосовой массой, спросил Ирокезов младший — стоило ли ради этого морем плыть?

Папаша, запрудивший своим телом какой-то случившийся рядом ручей и превративший его в крошечное озеро, аж поперхнулся.

— Опять ты за свое… Мог бы я тебя понять, если б ты сейчас морскую капусту жевал, а то ведь жрешь то все плоды земные… У турецкого султана сад не хуже, а в Версале ко всему прочему еще и приличное общество… Так-то вот.

Он наклонил куст и губами сгреб в себя пригоршню ягод.

— Если б только в этом дело, то и идти надо было бы в Париж или в Константинополь.

Ирокезов младший очень уважавший французских монархов за распущенность нравов и утонченность сказал:

— Да. Версаль… Там нравы, конечно…

— Там и фрукты, — вернул его к разговору папаша.

— С твоей-то рожей только Версалям шляться, — нашелся сын. — Посмотри-ка на себя. Зарос-то как…

Ирокезов посмотрел вниз. Озеро не было зеркально гладким, но он себя и так знал. Правда у знакомого с детства лица откуда-то появилась борода.

— А что? Нормально. А побриться — так и вообще отлично!

Он вышел из воды, встряхнулся. Зажав бороду в кулак, выжал ее.

— Вообще-то я в таком виде к кому только не ходил… И ничего. Принимали.

— А к графьям ходил?

— Ходил.

— А к графиням?

Ирокезов старший подумал и признался.

— Нет, к графиням в таком виде как-то не доводилось.

— Вот то-то и оно… — грустно вздохнул сын, вспомнив давнюю свою Парижскую знакомую Жуавиз де Монсекарн. — А может, ты и прав был. Чего это мы сюда приперлись?

Они продолжили путь, только теперь Ирокезов младший погрустнев шел чуть позади отца.

— Всю душу растравил, — ворчал отец. — Версаль ему теперь подавай, графинь… Сам-то на кого похож?

Сын в ответ на упреки только вздыхал. Наслушавшись вздохов, отец смягчился.

— Поживем тут, осмотримся, придумаем что-нибудь. Раз земля есть, то и удовольствия будут. Нормальные земные удовольствия.

Погруженные в воспоминания они вскоре перестали обращать внимание на фруктовое изобилие вокруг себя, а потом как-то сразу в глаза полезли возделанные поля, на которых произрастал маис, батат и маниока.

— Вот и тут люди живут, — утешил отец сына — А раз люди есть то и брадобреев найти среди них можно.

Он хохотнул и добавил.

— И графьев, и графинь, и наливки графин…

Они вышли к озеру, и пошли по берегу. Загребавший босыми ногами теплый песок Ирокезов младший извлек из него шляпу явно европейского покроя.

— Эй, папенька! Тут след белого человека!

Ирокезов старший осмотрел находку и пренебрежительно бросил ее в о воду.

— Не графская это шляпа. Твой брат, морячок какой-то бедствует. Открыватель земель.

Бедствующего морячка они обнаружили неподалеку. Как это не странно, но он походил больше на жертву пожара, а не кораблекрушения. Под оторопелым взглядом оборванного и обгорелого моряка они пересекли то ли ручей, то ли небольшую речушку.

— Слушай, друг! Брадобреи тут у вас есть? — дружелюбно спросил Ирокезов младший.

Матрос зачем-то поглядел на небо и сказал, видно обалдев и ничего не понимая в происходящем.

— Не, мужики, вы чего? Нету у нас никаких брадобреев. Отродясь не было, и сейчас нет. Сами что ли не видите — дико живем!