Господин метелей (СИ) - Лакомка Ната - Страница 70

Госпожа Кларисса презрительно фыркнула, огляделась, и вдруг ее губы задрожали, а сама она заплакала, уткнувшись в платок. Я видела, что она стыдится этих слез, но ничего не может поделать. Усадив мачеху в кресло, я поднесла ей воды и стояла рядом, ожидая, когда она немного успокоиться. Я сразу поняла, что ее слезы не имели отношения к неприятностям с моим отцом или братом. Это были совсем другие слезы — завистливые, злые.

Наконец, поток иссяк, и мачеха, энергично высморкавшись, бросилась в наступление:

— За что вам это? — сказала она, злобно глядя на меня покрасневшими глазами. — Тебе и твоей матери? Все вам, все для вас! А вы даже не делаете ничего, как были чистенькими, так чистенькими и остаетесь! А тут…

— Что-то не так с Мелиссой? — спросила я медленно.

— Все не так! — взвизгнула она. — Ей плохо! Очень плохо!

— Мне очень жаль. Надеюсь, она здорова? И все не слишком серьезно?

— Для матери нет большего наказания, чем когда ее дочь несчастна! — выпалила мачеха. — А Мелисса несчастна! У нее не ладится с мужем… Он и дома-то почти не бывает — все отговаривается делами. Но я то-знаю, что дела тут ни при чем! И все ты!

— Я-то в чем провинилась? — спросила я равнодушно. — Это ведь вы устроили их брак.

— Ты ведьма, ты сглазила его! — почти выкрикнула она.

Невесело рассмеявшись, я вернулась к составлению букета и сказала:

— Увы, я не ведьма. Ни капли колдовской силы — так сказал граф Близар.

— Тогда почему? — спросила она с такой страстью и ненавистью, что я обеспокоенно посмотрела на нее — не забилась бы в припадке.

— Наверное, все дело в том, что моя матушка молится за меня на небесах, — сказала я после недолгого молчания. — И ей тоже больно, когда ее дочери причиняют зло.

Мачеха вскочила, уронив бокал, и он покатился по пышному ковру, который я купила на прошлой неделе.

— Ненавижу и тебя, и твою мать! — прошипела она.

— Наконец-то вы сказали правду. Но теперь можете считать себя отмщенной. Мне никогда не было так плохо, даже когда вы отправили меня к колдуну, украв мой кошелек.

Она вздрогнула, и я поняла, что догадка была совершенно правильной. Но сдаваться госпожа Кларисса не собиралась, и последнее слово должно было остаться за ней.

— Тебе плохо? — переспросила она. — С чего бы? Наверное, жалеешь об остальных богатствах Близара?

И вот тут я впервые почувствовала к ней жалость — к этой жадной, ограниченной своей жадностью женщине, которая с таким упорством и столько лет ненавидела и меня, и мою мать.

— Не надо судить меня по себе, госпожа Кларисса, — сказала я. — В этом мире есть кое-что подороже денег. Теперь я поняла, почему вы с таким усердием хватаете все подряд. Потому что у вас в душе ничего нет — пустота. И чтобы заполнить ее, вы кидаете туда деньги, вещи, дай вам волю — и этот дом бы закинули. Только все зря. Душевную пустоту не заполнить вещами. И людьми тоже не заполнить. Вы вышли замуж за моего отца, но и он не заполнил пустоту вашей души. Потому что вы не любите его. Вы забрали его, чтобы насолить моей матери, которой всегда завидовали. Потому что ей не было необходимости заполнять свою душу — ее душа была полна светом, любовью, добротой. И она не забирала, она дарила. Надеюсь, я хоть немного похожа на нее, потому что быть похожей на вас… Это мучительно, на самом деле — всегда испытывать душевный голод. Всегда чувствовать, что тебе чего-то не хватает, всегда завидовать другим, потому что вам кажется, что у них есть то, что нужно именно вам для счастья. Но это обман. Придет время, и вы тоже поймете, что это обман. Или не поймете — но почувствуете, что ваша жизнь бестолково просочилась сквозь пальцы, растаяла… утекла… как то ожерелье, что подарил вам колдун. Он не хотел посмеяться над вами, он хотел показать вам вашу истинную сущность. Чтобы вы поняли, и смогли измениться…

Мачеха смотрела на меня — вдруг побледнев, и во взгляде ее мелькнуло что-то похожее на страх.

Неужели, она испугалась меня?

Она всхлипнула и бросилась вон из гостиной. Я слышала, как дворецкий крикнул ей вслед, что она позабыла рукавицы.

Я не пошла провожать мачеху, просто смотрела в окно, как она выскакивает на улицу в расстегнутой шубе, накидывая на ходу платок, и выхватывая рукавицы у дворецкого. Она прыгнула в сани и ткнула возчика в спину, приказывая гнать быстрее.

Сани едва не сбили молодого человека, который переходил улицу.

Молодой человек отпрыгнул в сторону в последний момент, и оглянулся вслед саням, а потом пожал плечами и пошел к моему крыльцу. Он поднял голову, и я увидела, что это Оливер.

Он помахал мне рукой и взбежал по ступеням, на бегу смахнув снег со спины одного из единорогов.

— Будет большой праздник, — говорил Оливер, убеждая меня поехать к королевскому двору, — фейерверки, горка, катание на санях… Вы славно повеселитесь! Поедем, Бефана! А я почту за честь вас сопровождать. Вы уж простите, что я не прислал приглашение официально… Полагается, чтобы родители его приносили, но я сирота, так что делаю все сам.

Я долго отказывалась, но он был настойчив, и я согласилась. Кто знает — может, Близар будет там? Я смогу поблагодарить его, или просто увидеть его. Пусть даже… с другой девушкой. Или с Эрной.

В этот раз я ехала без маски, и платье у меня было не таким воздушным и прекрасным, как в прошлый раз, хотя тоже очень красивым, дорогим, сшитым по последней моде.

Оливер заехал за мной, похваставшись парой рысаков — серых, в яблоках.

— Они домчат нас, как ветер! — заверил он, усаживая меня в сани и укутывая шубой.

Конечно, по сравнению с призрачными конями Близара, эти кони были обыкновенными тихоходами. Но королевские увеселения и в этот раз были на высоте. Оливер резвился, как ребенок, и я старательно улыбалась, чтобы не показать, что на душе совсем нет радости. Я высматривала Близара, но его не было. Не было и Эрны, и от этого мне стало совсем грустно.

Болтовня Оливера вызывала головную боль, и я ускользнула от него в дамскую комнату, чтобы посидеть в тишине и одиночестве.

Но мне не повезло — зашли еще две дамы и, не заметив меня, принялись сплетничать, поправляя прически.

— Я так и знала, что все это неспроста, — тараторила одна из придворных красавиц. — Он ведь совсем перестал принимать девиц. Леди Кларенс рассказала мне по-секрету, что леди Монжер было отказано, когда ее отец отправил письмо колдуну…

Мне показалось, что мягкий пуфик, на котором я сидела в уголке комнаты, превратился в лист раскаленного железа. Но я не вскочила, а затаилась, как мышь, и обратившись в слух.

— Возможно, серебро закончилось? — предположила ее подруга.

— Закончилось? — усмехнулась первая. — Эта девчонка, Антонелли, купила дом на площади, заплатив серебром. Мне рассказывал папа, он дружен с господином министром королевской недвижимости. Выложила пять тысяч, даже не торгуясь.

— Пять тысяч?! — ахнула другая. — Может, она ограбила колдуна?

— А он не заморозил ее, чтобы вернуть свои деньги?

— Да, в самом деле…

— Как по мне, так слишком она хороша кое-где, — сказала первая дама многозначительно. — За красивые глаза столько не платят. А сегодня заявилась сюда с виконтом де Шанкло. Какова нахалка!..

Щебеча, дамы удалились, а я осталась сидеть, стиснув до боли руки. Близар не вызывает девиц после моего отъезда. Но это ничего не значит. Его отец тоже не сразу вернулся к прежнему образу жизни после того, как уехала моя мама. Это ничего не значит…

Но это значило.

Больше я не могла находиться на празднике. Мне страшно хотелось вернуться домой. Запереться и сидеть там, в тишине. Чтобы не слышать сплетниц, чтобы голова не раскалывалась от восторженной болтовни.

Я не стала беспокоить Оливера, и сбежала тихонько, наняв экипаж и добравшись до дому в одиночестве.

Горничная удивилась, что я вернулась рано, но помогла мне раздеться и принесла лавандовой воды, чтобы облегчить головную боль. Я легла в постель, страдая от сильного цветочного запаха еще больше, и постаралась ни о чем не думать, а поскорее заснуть.