Господин метелей (СИ) - Лакомка Ната - Страница 65

Что же главное?..

Близар смотрел на темноволосую девушку, которая переставляла с подноса на стол блюдо с печеньем, и понимал, что близок к греху, как никогда раньше. Вот прямо сейчас — схватить ее в объятия, зацеловать, повалить в постель и… любить, пока в глазах не потемнеет.

От этих мыслей кровь так и закипела, а ведь он поклялся, что не тронет эту лохматую дикарочку, не прикоснется к ней до весны — к этой ведьмочке с метлой, что когда-то явилась в драных башмаках и с мешком за плечами.

Но словно накатило колдовское наваждение, и он схватил Бефану и притянул к себе на колени, и поцеловал прежде, чем она успела сказать колкость или очередное поучение.

В его объятиях она затрепыхалась, как пойманная пташка, и сначала пыталась сопротивляться, но Близар целовал ее и не мог остановиться, а она вдруг замерла, и рука ее несмело скользнула ему на грудь, раздвинув края халата.

Сколько было поцелуев, сколько было прикосновений, но все они позабылись в одно мгновение. Потому что касание горячей крепкой ладошки — оно затмило все.

Как странно — столько лет задыхаться от страсти, а теперь задыхаться от нежности. Столько раз припадать к чужим губам — как будто прихлебывая плохое вино, а теперь целовать так, словно пробуешь самый драгоценный напиток, какой попадается лишь раз в жизни.

Близар чувствовал, как она таяла в его руках — таяла, дрожала, стыдливо опуская ресницы, но ладонь все также касалась его кожи, обжигая до самого сердца.

Продолжая целовать, Близар тоже положил руку ей на грудь, ощущая мягкие и упругие холмики под тонкой тканью платья. Для них вырез должен был быть больше! И он потянул за кружевной воротник, надеясь проникнуть дальше, и приласкать Бефану так же, как она ласкала его.

Но девушка вдруг отвернулась, пряча лицо у него на плече. Она дышала быстро и прерывисто, и что-то шептала. Он скорее понял ее мысли, чем слова — она просила отпустить.

Нехотя разжав объятия, Близар уступил ей. Она тут же вскочила и отбежала на несколько шагов, поправляя прическу и платье.

Движения ее были такими по-женски мягкими, манящими, что это вызвало новый всплеск желания, но Близар даже не поднялся из кресла, хотя никогда не хотел женщину так мучительно, так исступленно и так безнадежно.

— Вы обещали, что ни пальцем… — еле выговорила Бефана, стоя к нему вполоборота.

— Прости, не удержался, — сказал он без капли покаяния.

Она оглянулась на него, гневно полыхнув глазами.

— Но я тебя отпустил, — продолжал он. — Значит, что-то человеческое во мне еще осталось.

— Хотелось бы в это верить, — сказала она сердито.

— Будешь казнить за поцелуи?

— Увы, это не в моей власти, — она скрестила на груди руки, словно пытаясь защититься. — Хотя вы заслуживаете самого сурового наказания!

— За то, что поцеловал тебя?

— За то, что играете женщинами! — почти выкрикнула она ему в лицо.

— Играю? — переспросил он медленно.

— А как это назвать? — она с отчаянием взмахнула руками. — Забавляетесь, играете, дурачите нас! Но со мной так не надо! Я думала… я думала… — она всхлипнула и заплакала, спрятав лицо в ладонях.

Его никогда не трогали женские слезы. Сколько раз девицы плакали, уезжая, и еще больше — плакали, когда приезжали без предупреждения, рассказывая про любовь и немыслимые страдания, на которые были обречены в разлуке. Он не верил этим слезам. Они все были лживы — пустые, как водянистая похлебка. Но эти слезы…

После поездки на мельницу тело еще не совсем слушалось, и ноги были тяжелыми, но Близар вскочил так стремительно, что Бефана не успела убежать.

— Подожди, — он поймал ее за плечо и прижал к себе. — Только не надо плакать…

Но она уже уткнулась ему в грудь и разревелась, и как он чувствовал — больше плакала от злости, а не от огорчения. От злости? На что же она злилась?.. Она злилась не на него…

— С тобой все по-другому, — сказал Близар, поглаживая ее по затылку. Волосы под ладонью были мягкие, шелковистые — одно наслаждение прикасаться к ним.

— Будто бы по-другому! — фыркнула она. — Отпустите немедленно!

Но он только крепче прижал ее к себе, и она перестала вырываться. Да, ее хотелось, безумно, дико хотелось, но было еще что-то… Еще что-то, о чем можно было молчать до самой смерти, но все и так было понятно.

— С тобой все иначе, — повторил он. — И ты совсем не умеешь целоваться.

— Зато вы — знаток! — проворчала она обиженно.

— Мне и правда есть, с чем сравнивать, — Близар взял ее за подбородок, заставляя приподнять голову и посмотреть ему в глаза, — и я клянусь, что твои поцелуи невозможно сравнивать с остальными.

— Они так плохи? Вы могли бы быть и полюбезнее! — она дерзила, а в глазах еще стояли слезы.

— Они прекрасны, — сказал он и поцеловал ее в глаза. — Их невозможно сравнивать, их невозможно забыть.

— Да-да, теперь подарите мне колдовскую розу, сыграйте на клавесине и признайтесь в любви, — съязвила она, но глаз не открыла и продолжала стоять, запрокинув лицо.

— Только если ты сама захочешь.

Ее губы дрогнули, и это можно было принять, как приглашение, но Близар не поцеловал, хотя удержаться стоило огромных усилий.

— Только если захочешь сама, — сказал он и медленно разжал руки, отпуская ее во второй раз.

Бефана открыла глаза, и в ее взгляде он прочитал удивление, и обиду. На кого она обижалась? На него? За то, что не поцеловал?

— Ты думала, что между нами что-то большее, — сказал Близар, возвращаясь к креслу, — и ты права. Что-то большее, чем просто страсть. Но я могу говорить с уверенностью только за себя. Решать за тебя я не вправе, да и не хочу тебя ни к чему принуждать. Поэтому давай просто ждать весну. И ни о чем не думать, и не загадывать о завтрашнем дне.

— А что будет весной? — спросила она тихонько.

— Когда доживем до весны, тогда и узнаем, — усмехнулся Близар. — Послушай, а давай напокупаем фейерверков и устроим в городе огненную потеху на полночи?

Бефана покачала головой, и уголки губ дрогнули в слабой улыбке:

— Полночи — это слишком. Людям надо и спать, к вашему сведению. Но устроить фейерверки вечером — это отличная идея. Уверена, что всем понравится. Я сама ни разу не видела фейерверков. Наверное, очень красиво.

— Вот и решили. Я скажу Сияваршану, чтобы обо всем позаботился, и вечером устроим в столице переполох. И раскидаем в толпу целый сундук пряников.

— Я плохо на вас влияю, — сказала она, глядя исподлобья, но уже не мрачно и не настороженно. И не грустно. — Зачем так сорить деньгами? Мы не сказали вам, но приезжал посыльный от короля… за серебром…

— Этим занимаются духи, — отмахнулся Близар. — Будь спокойна, его величество без денег не останется. А мы лучше позабудем обо всем и от души повеселимся.

Вот теперь она была удивлена, и испуганна. Он осознал это так же явно, как свои собственные чувства. Но пусть лучше будет испуганной, чем мертвой.

Перемены, что произошли в замке Близара, и пугали, и радовали меня. Казалось, колдун решил веселиться и сорить деньгами, как обыкновенный человек, позабыв обо всех мрачных тайнах замка. Были фейерверк, и раздача рождественских подарков, и театр теней, где роли исполняли снежные духи, спрятавшись за натянутой белой тканью. На этот раз колдун оказался верен слову и, действительно, расшвырял сундук пряников. А еще он раздавал пригоршнями конфеты и прочие сладости, во время огненной потехи бегал по площади с мальчишками, размахивая бенгальскими свечами, и катал в санях детвору, заставляя Сияваршана и Велюто взмывать в воздух и делать круг над крышами домов.

Все это было интересно и забавно, но я не могла отдаваться веселью так же беспечно. Казалось, Близар совершенно позабыл, что долгое пребывание вне замка отразится на здоровье, и мне приходилось напоминать ему, что вот сейчас надо вернуться, потому что прошло достаточно много времени, а сегодня лучше выехать в город позже, если он хочет посетить театральное представление.