Никому не скажем (СИ) - Резник Юлия - Страница 34

— Было. Но только однажды. Я… сорвался. Понимаешь… до меня дошли сплетни о вас с отцом. И если бы это кто-то один мне сказал — я бы, конечно, не поверил, но… В общем, мне тогда так дерьмово было, что хоть в петлю. А тут Лерка… и… не знаю. Сорвался я. — Веду рукой по лбу и отворачиваюсь к окну. — Вы даже не посчитали нужным скрывать ваши отношения…

— Тут ты прав. Мы действительно ничего не скрывали. Потому что нечего было скрывать.

— Вас видели вместе. Уже тогда. Отрицать это бессмысленно.

— Да разве же я отрицаю? Нет. Мы действительно виделись. Потому что твой отец помогал мне с визой. Да и вообще… помогал. У меня бабуля тем летом сильно болела.

— С какой еще визой? — её слова звенят у меня в ушах тревожной сиреной.

— С Британской, конечно же. Я так по тебе скучала, что… — Ева неопределенно взмахнула рукой. — А, к черту! Это сейчас неважно.

— Почему же? Важно… Для меня важно. Очень. — Бум-бум-бум… Что ж так сердце стучит? Еще немного, кажется, и выпрыгнет мне на колени. — Ты так по мне скучала, что…

— Бросила все, к чертям, и примчалась к тебе! Доволен?! Мне никто не рассказывал про вас с Лерой. Я… все своими глазами видела, Кит.

Мое сердце вываливается из груди, падает на пол и разбивается в мелкое кровавое крошево. Я склоняюсь к коленям, затыкая дыру в груди, но все напрасно. Не становится ни лучше, ни легче. Поднимаю голову и бьюсь лбом о панель, еще, и еще сильнее…

— Прекрати, Кит! Что ты делаешь?! Перестань…

Не могу перестать. Выходит, это я все испортил? Выходит… это… я? Собственными руками?

Выпрямляюсь. Подношу руки к лицу. Оборачиваюсь к ней. Я — безумец. Абсолютный безумец.

— Так… у вас ничего не было? Между вами… — мой голос срывается несколько раз за две короткие фразы.

Облизываю почему-то соленые губы. И смотрю на нее…

— Я была верна тебе до тех пор, пока это не перестало иметь значение для нас обоих.

Киваю. Гляжу перед собой и киваю. Еще, и еще. Каким-то своим, еще до конца не сформировавшимся мыслям.

Обхватываю голову. Тру виски.

— Зачем же ты вышла за него?

— Он предложил, а я согласилась.

Мне кажется? Или она тоже плачет? Ничего не вижу… Все расплывается.

— Чтобы отомстить мне?

— Нет. Чтобы не быть одной, Кит. Я так нечеловечески устала к тому моменту… Груз на моих плечах становился все неподъёмнее, и у меня просто не было сил тащить его дальше одной. А Саша, он… — пожимает плечами, — он просто взял на себя все мои проблемы махом.

— Ты любила его?

— Не так, как тебя.

Несколько долгих минут мы едем в полнейшей тишине. Я пытаюсь переварить полученную информацию, но ничего не выходит. Меня мутит. И если Еву я, кажется, понимаю, то отца… отца я понять не могу. В моей голове — миллионы вопросов, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь получу.

— Послушай, не уверена, что могу вести дальше. Ты не против, если я где-нибудь тут припаркуюсь?

— Валяй…

Ева включает поворотник и, шмыгая носом, сворачивает к торговому центру.

— Если бы он не был уже мертв, я бы… — замолкаю. Потому что не знаю, что сказать в продолжение мысли. Я бы что? Убил его? За что? За то, что он сумел построить любовь там, где я облажался?

Оборачиваюсь. Ева осторожно паркуется и заглушает мотор.

— Я всю свою жизнь любил только тебя. И то, что случилось с Леркой… оно для меня ничего не значило. Я… просто сломался в тот момент. И мне нужен был кто-то, с кем я бы почувствовал себя вновь живым. Слышишь? Она никогда и ничего для меня не значила… — хватаю Еву за руку и разворачиваю к себе. — Все, что случилось — одно большое чудовищное недоразумение! Почему ты мне ничего не сказала? Почему не ворвалась в комнату и не устроила истерику! Не повела себя так, как на твоем бы месте себя повела любая другая баба?!

— А ты, почему? Почему так запросто поверил в то, что я — предательница? Впрочем… какая теперь уж разница, правда? Ничего не изменить. Одиннадцать лет прошло… Одиннадцать лет, Никита.

Ее слова меня душат. Или это что-то другое? Чудовищное понимание необратимости того, что случилось. Я нащупываю ручку, открываю дверь и едва не вываливаюсь на серый асфальт парковки. Ева остается внутри. И в этом определенно имеется какой-то смысл. Гребаная необходимость — прямо сейчас держаться от неё подальше… Потому что иначе — как знать? Я уже ни в чем не уверен. Особенно в адекватности собственных же поступков.

Где-то в стороне с громким утробным рыком оживает мотор машины. Отхожу с проезжей части, хотя желание быть вкатанным в асфальт — велико, как никогда. Прижимаюсь спиной к бетонной свае, покрытой черными и ярко-желтыми полосами, и поднимаю взгляд. Ева наблюдает за моими метаниями с поистине сфинксским спокойствием.

Поначалу мне кажется так… Но потом я замечаю то, чего не разглядел сразу. Слезы… Текущие по ее щекам слезы.

Каким же она, должно быть, считала меня придурком! Сколько боли я заставил ее пережить?

Трясу головой и возвращаюсь назад к машине. Сейчас мне нужно быть сильным. Сильным, как никогда. Не думаю, что у меня есть время на раскачку. Пока еще есть хоть малейший шанс… Забираюсь в салон. Захлопываю за собой дверь и поворачиваюсь к Еве.

— Ты сможешь меня простить?

— Я не знаю… Не слишком веселая у нас получилась история. Кит… Мы не сможем взять ее и переписать.

— И не надо переписывать, слышишь?! Сжечь, к чертям, весь этот талмуд, и начать писать ее заново.

— Боюсь, нас не поймут.

— Да плевать мне. Кому какое дело? Я не собираюсь больше таиться. Хватит. Однажды я тебя послушался — и что?

— Что? — Ева облизала губы.

— А то, что если бы я тогда не уступил тебе, если бы гнул свою линию — может, ничего бы и не случилось. Зря ты думаешь, что я не смог послать бы их всех к черту!

— На самом деле я никогда так не думала.

— Но ты же обвинила меня в том, что была моим маленьким грязным секретом? Или я что-то неправильно понял?

— Нет. Я именно так и сказала, но правда в том… что на самом деле… это я была не готова бросить вызов толпе. Не ты… Сейчас я это понимаю.

— Я тоже хорош. Пошел по пути наименьшего сопротивления. С легкостью с тобой согласился, а надо было послать их всех к черту. И быть с тобой. Потому что только ты имела значение. Всегда. Только ты Ева.

Ева. Двенадцать лет назад.

Это невыносимо. Действительно невыносимо. Уж лучше бы я ничего не знала. Жила бы себе в счастливом неведении и не рвала себе душу. Теперь же кажется, что каждая секунда, уходящая в прошлое, оставляет на сердце шрам. И я злюсь, я ревную. Я так сильно ненавижу себя и все те обстоятельства, что мешают нам быть вместе в эти последние перед расставанием дни… Но ничего, абсолютно ничего не могу с этим поделать. Просто схожу с ума. Варюсь в этом день и ночь. И думаю лишь о том, что скоро меня отчислят, а значит, мы станем видеться еще реже. Я понимаю, что палюсь, выставляю себя полной дурой перед всеми этими зажравшимися мажорами, но один черт не могу отвести глаз от Кита. Я будто хочу им наперед надышаться. А он… Ходит с Бестужевым по универу, смеется с девчонками, горячо спорит о чем-то важном и изредка, когда никто не видит, бросает мне короткие ободряющие улыбки. Я знаю… я не забыла, что сама загнала наши отношения в эти рамки, но как же мне хочется, чтобы он вышел за них! Послал всех к черту, подошел ко мне и у всех на виду обнял…

— Эй, Ева, подотри слюни! — вздрагиваю, оборачиваюсь, и тут же мне в лицо летит баскетбольный мяч. Это больно.

Это, черт его все дери, больно! Вот так… со всей силы по лицу. А эти придурки ржут. Ну, просто подыхают от смеха.

Так, что даже Кит, забросив в корзину трехочковый, оборачивается посмотреть, по какому поводу веселье.

— Кит, я здесь! — машет руками Прохоров, показывая, что он открыт. Кит вновь отворачивается, так ничего и не поняв, пасует Владу, а я встаю. Мне нужно на воздух. Я больше не могу… Я задыхаюсь.