Терем-теремок
(Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович - Страница 15

И уходит. Управдом — за ним:

— Как?.. Что?.. Почему?.. Отчего?..

А Люция Прохоровна осталась. И еще говорит:

— Я протестую. У меня есть договоренность! Мне надо меняться!

А я ей:

— Ну, меняйся на мое покойницкое звание! А?!

Тут она как брызнула по лестнице, будто у нее не две ноги, а четыре — как у козы: ды-ты-ты-ты-ты-ты — рррррррррррр!!

СНЕЖНЫЙ КОМ

В большом магазине тканей — обычная суета: покупатели входят и выходят, рассматривают прилавки, полки с товарами и витрины, толпятся у кассы. Равномерно гудит говор многих людей. И вдруг, прорезая этот гул, раздается истошный женский плач:

— Ай, батюшки! Ай, матушки! Убили! Зарезали! Ограбили! Украли! Ай, батюшки! Вой-вой-вой-вой!..

— Что случилось?! Кого убили?!

— Кто это тут кричит?!

— Ты чего ревешь, тетка?

— Ды батюшки! Ды матушки! Убили-зарезали-ограбили-обокрали! Вой-вой-вой-вой!..

— Ты толком говори: убили тебя или обокрали?!

— Обокрали, а через то — убили насмерть. Как я теперь мужу скажу? Что мне свекровь-то сделает?.. Вой-вой-вой-вой!..

— Как же у вас украли, мадам?

— Вой-вой-вой… Обыкновенно как: четыре десятки у меня завязаны были в платке сморкальном. И зажаты, обыкновенно, в кулак. А пока я щупала вон тот сатин, смотрю: платочка-то в руке и нету… Украли! Вой-вой-вой! Зарезали, ограбили, на кусочки они меня распилили… Мне теперь свекровь всю плешь переест и права будет! Вой-вой-вой-вой!..

— Ну, завела теперь часов на пять…

— Не знаете, что здесь случилось?

— Женщину обокрали.

— Вот вы говорите: обокрали. А почему обокрали? — я вас спрашиваю. Исключительно потому, что не умеет хранить ценностей… А вы возьмите меня. Я, например, свои часы так прячу… Вот, можете убедиться… часов моих никто никогда… Где ж они?.. Часы… мои мои часы… были же в кармане тут… Часы!.. Часы!!. Часы мои!!! Что ж это такое?!! Граждане! Мои часы!.. Часы мои!.. Ча… Ф-фу, вот они — часы… Я и говорю: хорошо спрячешь, оно и не пропадет… Ф-фу!..

— Не знаете, много у ней отняли?

— По крику можно понять. Такой визг, я думаю, на четыре сотни тянет…

— Что вы говорите?! Какой ужас!

— Фанечка, лучше уйдем отсюда поскорее: вот у этой бедной дамы сейчас похитили полторы тысячи рублей… Проверь, пожалуйста: твоя сумка не раскрылась?

— Как вы сказали, гражданин? Сколько похищено?

— Не знаю… во всяком случае что-то очень крупное… может быть, десятки тысяч…

— Это у простой тетки — десятки тысяч?

— Вы недооцениваете этих теток, товарищ. Вот у нас в переулке одна тоже тетка побиралась — ну, как нищая по вагонам ходила… И что же вы думаете? Тетка умирает, а в тюфяке у нее находят два миллиона рублей в старых деньгах плюс бесценные ценности, то есть не в том смысле бесценные, что они уцененные. А исключительно в том смысле бесценные, что буквально цены им нет. Миллионы! Дворцовое имущество, алмазный фонд — вот что это по стоимости!..

— Ай-ай-ай!

— Вой-вой-вой! Убили меня! Вой-вой-вой!

— Что за крик?

— Бабу тут одну обокрали. Говорят, денег два миллиона отняли и брильянтов, как вот в Зимнем дворце при царе было…

— И она, дура, все это сама отдала ворам?

— Зачем? Наверное, вооруженный налет сделали. Знаете, как это бывает: входят восемь молодчиков в магазин: «Руки вверх!» — наводят наганы и — как липку эту бабу…

— Позвольте, какая же баба понесет два миллиона да брильянты в магазин? Зачем?

— А вы ее спросите. Может, она хотела купить ситцу… или мадаполаму…

— На два миллиона мадаполаму?

— И больше покупают. Возьмите, например, строительство Братской ГЭС. Туда ежегодно завозили текстилю что-то на пять миллионов рублей… И все раскупали!

— Так то — строительство ГЭС, а то — простая баба!

— Это еще проверить надо: простая ли баба? Почему пришла в магазин с такой суммой, у? Откуда у нее царские брильянты, уу? Почему скупает мадаполам в таком количестве, уум? Кто стоит за спиной этой бабы?!

— Ну, я стоял за спиной… Она при мне завыла…

— Ага. А вы не заметили: у этой бабы ничего заграничного нет — ну, там в лице или, может, в костюме?

— Авоська мне показалась вроде не наша. Наши авоськи плетутся как: дырка — шнур, дырка — шнур. А у нее — наоборот. У нее шнур — дырка, шнур — дырка…

— Не знаете, чего здесь происходит?

— Говорят, только что был вооруженный налет на магазин. Шайка грабителей на двух бронетранспортерах заняла все выходы, пулеметы-минометы выставили и давай людей обирать…

— Что вы говорите?! И многих обобрали?

— Пока одну только женщину. Слышите, кричит… Так орет, что сил нет. Хотя да, замолкла. Или, значит, умерла от пулеметных ранений или в рот ей засунули кляп…

— Гражданка? Это вас обокрали?

— (Всхлипывает.) Плип… Ну, меня… а что?.. Плип…

— Нет, мне интересно: почему вы больше не кричите?

— Плип-плип… А я не кричу… не кричу я, потому что деньги-то нашлись. Я их перед тем как сатин щупать, сама с платочком засунула за пазуху, а потом забыла… Сейчас пошарила там, а они — вот они.

— Тьфу! Сколько наделала шуму!

— Что — я! У меня и всего-то четыре десятки с собой. А тут, говорят, вооруженный налет произошел: приехали в этот магазин с пулеметами, всех перестреляли, отняли два миллиона да еще царскую корону с брыльянтами…

Собаку уже приводили, и она про миллионы разнюхала, теперь, творят, нюхает насчет брыльянтов… Слава тебе, господи, что я позднее пришла.

НЕУТОМИМЫЙ БОРЕЦ

— Вам Анна Петровна Карпова про меня ничего не говорила?.. Я почему спрашиваю? Ведь она — мой главный враг. Она про меня невесть чего плетет… Она говорит, будто я ее укусила за икру. Я, во-первых, не собака, я — не фокс, и я — не терьер. И потом я уж лучше кого-нибудь еще укушу, чем такую гадюку. Вообще это все — неправда, но так ей и надо. И потом: это когда еще было? В тридцать каком-то году. В те времена у нас в квартире все безобразничали. Анна Петровна сама мне три раза в суп конторского клею подливала. Так вот подойдет и цельный пузырек в кастрюлю выльет, а потом и пузырек туда же кидает. Мне тогда пришлось к своим кастрюлям замки приделать. Знаете, амбарные висячие замки. У нас тогда все хозяйки на замок запирали кастрюли. Ей-богу. Как обед готовить — замки гремят, будто лабаз запирают. Главное, с ними трудно — с замками: они хоть и висячие, а на примусе разогреваются так, что голой рукой не возьмешься. А замок простыл — значит, суп простыл…

Но только это все прежде было. Теперь так не делается. Теперь хулиганничать не полагается. И правильно. Зачем хулиганить? Теперь мы только боремся за свои права. Я, например, за свои права боролась с Ольгой Васильевной Рябцевой. Ольга Васильевна вам про меня ничего не говорила? Она — тоже мой главный враг. И это за то, что я с ней боролась за свое право ставить мои калоши сейчас же слева от входной двери. А она считала, что это ее право — ставить калоши слева. И, главное, какая ехида: утром встанет и аккуратно так своими руками перенесет все мои калоши слева направо. А свои — справа налево. Ну, я, конечно, встану попозже, увижу это и ногою как наподдам, так ее калоши и полетят обратно направо!..

A потом я, знаете, стала бороться за свое право слушать радио. Я радио включила, а сама уехала на дачу. И моя радиоточка два месяца разговаривала без перерыва. Я когда приехала с дачи, то слышу — радио даже само охрипло. И Ольга Васильевна тоже как-то охрипла или ослабела…