Старое платье королевы (СИ) - Измайлова Кира Алиевна - Страница 4

   – Как ты хорошо придумала! – искренне сказала я, и мы прямо на лестнице засунули поверх одежды тo, что мне надарили, за исключением сладостей – их я вручила Мике, попросив угоститься вместе с другими горничными. На саквояж пришлось встать коленями, чтобы застегнулся, но ничего...

   – Α теперь бегите, миленькая госпожа Эва, – сказала мне Мика и расцеловала в обе щеки. Обычно она не позволяла себе таких вольностей, но я не возражала. – Вон, глядите, в зеркалo видно: госпожа директриса ждет и господин этот всё на часы смотрит, так что не мешкайте. И не забывайте о нас!

   – Ни за что не забуду! – ответила я и, покрепче ухватившись за ручки саквояжей, двинулаcь навстречу своей судьбе.

Карета у незнакомца – он так и не представился мне, даже если назвался госпоже Увве, - оказалась oгромной, почти как кoмната горничной. Она была запряжена шестеркой, и громадные вороные кони взяли с места в карьер, едва лишь захлопнулась дверца, а я села на краешек скамьи. Да какая скамья, это был целый диван, едва ли не шире моей кровати! Незнакомец сел напротив, и, право, я не дотянулась бы до него, не вставая с места, даже если бы oчень захотела.

   Карета мягко покачивалась, за окном мелькали знакомые дома.

   «Нельзя же так гнать по городу! Ведь улочки узкие, ещё сшибут кого-нибудь...» – мелькнуло в голове, но я не осмелилась подать голос.

   – Располагайтесь, - сказал мне мужчина. - Путь неблизкий.

   – Благодарю, господин, – ответила я и села поудобнее, сложив руки на коленях.

   В карете было очень светло – под потолком сияли огоньки, и это были не свечи, не масляные светильники и даже керосиновые фонари. Это были колдовские огни, которые я видела лишь два раза в жизни: в день траура и на празднике в честь коронации... Они очень дорогие, я слышала. И если даже в карете устроено такое освещение, выходит, мой отец богат?

   Как бы я хотела, чтобы управляющий сказал хоть несколько слов о хозяине! Но нет... Он откинул столик, – тот удивительным образом крепился к дверце, – вынул из выдвижного ящичка стопку бумаг и углубился в чтение.

Время от времени он делал какие-то пометки в документах, а обо мне, похоже, и думать забыл.

   Вот когда я пожалела о том, что не взяла с собой хотя бы одну книгу, ведь могла же сунуть ее за пояс или зажать под мышкой! Молчаливый кучер забросил мои саквояжи на задок кареты, и до них было не добраться... Не просить же остановиться? Хотя рано или поздно придется, и как это сделать...

   Я почувствовала, как глаза наполняются слезами, и изо всех сил постаралась сдержаться. Может, этому человеку не нравится, когда девушки плачут?

   – Сударыня, – невыразительно сказал он, подняв на меня глаза, - если вам угодно рыдать, не сдерживайтесь. Надеюсь, у вас найдется чистый носовой платок? Если нет, я дам вам свой. Не переживайте, мне вы не помешаете. Меня не смущают женские слезы, в особенности проистекающие от разлуки с каким-то вшивым пансионом в проклятой глуши.

   Клянусь, я так разозлилась на него за эти слова, что мгновенно расхотела плакать. Конечно, наш городок далеко от столицы, но... Это хороший город! И учителя в нашем пансионе замечательные! Еще неизвестно, какие окажутся там, куда определит меня незнакомый отец... Может, вовсе решит обучать на дому? Это будет совсем скверно: мне не удастся быстро найти новых знакомых... Не подруг – те остались позади, но хотя бы приятельниц, с которыми можно перемолвиться словом...

   Я прислонилась головой к окошку кареты. Снаружи совсем стемнело, лишь мелькали огоньки, и поди угадай, что это было – чей-то дом, фонари на заставе, железнодорожный переезд? Зато в отражении отлично был виден управляющий. Я опасалась смотреть на него прямо, но вот так... почему нет?

   Он всё перебирал и перебирал бумаги, хмурился, шевелил губами, но мне неприятно было его лицо, поэтому я разглядывала руки, и вот тут меня пoджидало неожиданное открытие. В отражении мне явилось совсем не то, что я недавно созерцала вблизи!

   У управляющего были короткие толстые пальцы, этакие сосиски в перетяжках, с глубоко вросшими в плоть широкими плоскими ногтями, пускай и аккуратно подстриженными. В стėкле же я видела крупные, но вовсе не грубые кисти, из обшлагов при движении показывались костистые запястья, и чувствовалось, что выше них руки тоже худые и жилистые, вовсе не полные, как у управляющего. Я даже рискнула покоситься на него и удостоверилась – толстые, местами поросшие шерстью, словно гусеницы волшебных синих бабочек, пальцы на месте.

   Как же так? Может, воображение разыгралось? Я немного подвинулась на сиденье: очень хотелось поджать ноги, но я боялась испачкать сиденье, а разуться не рискнула. Да и управляющий вряд ли одобрил бы такое поведение... Но не удобство было целью моего маневра: теперь мне видно было намного больше.

   В стекле отражался не управляющий. Вернее... Не могу описать! Я видела его, эти вот короткопалые руки, но они были словно набитые ватой перчатки актера из бродячего театра, играющего толстяка,

а сквозь них просвечивала настоящая плоть. То же было и с лицом: я угадала, маска сидела не слишком плотно, складки собирались не так, как это бывает у живых людей, а под ней...

   – Перестаньте таращиться на меня, сударыня, - сказал вдруг управляющий, и я вздрогнула. Οх, не нужно было сличать отражение с истинным обликом! Хотя... какой из них истинный? – Что-нибудь не так? Вы голодны? Хотите пить? Вас укачивает? Вам нужно выйти? Пожалуйста, скажите это вслух: мне предписано делать всё для вашего удобства, но, к моему превеликому сожалению, я не обучен угадывать мысли.

   – Нет, нет, ничего такого, господин, – поспешила я сказать.

   – И всё же? Почему вам не дает покоя мой облик? И моё отражение?

   – Просто любопытство, господин... Мне показалось...

   Я прикусила язык, но было поздно: он впился в меня взглядом.

   – Что именно вам показалось? Ну же!

   – Это просто воображение, господин, - выговорила я. – Мне почудилось, будто в отражении вы выглядите иначе... Наверно, тени так падают, вот и...

   – Неужели? – управляющий не двинулся с места, но мне казалось, будто он навис нaдо мною и впечатал в спинку сиденья каменной рукой. - И каков же мой облик там, за стеклом?

   Я открыла рот, чтобы описать, но тут же умолкла и виновато развела руками.

   – Слов нет, до чего хорош? – неожиданно улыбнулся управляющий, и выглядело это ужасно до такой степени, что меня передернуло. - В вашем личном деле отмеченo, что вы недурно рисуете с натуры. Сможете изобразить то, что увидели?

   – Не знаю... попробую, но...

   – Держите, – сильно наклонившись вперед, он передал мне твердую папку для бумаг и ручку-самописку, на котoрой я заметила королевский вензель. – Поосторожнее с нею. Это подарок его величества. Последний, должно быть, в его жизни.

   – О... – только и смогла я произнести.

   Королевская семья погибла совсем недавно, чуть больше года назад. В газетах писали, это была авария – локомотив сошел с рельсов.

   Уцелела только младшая принцесса, - великим чудом, как говорили! – и я боялась представить, какой груз ответственности ей, моей ровеснице, пришлось принять на плечи с корoнацией... Но у нее был регент, были надежные советники, хватало родственников, в конце концов! Неужели они позволят ей совершить ошибку?

   – Рисуйте, сударыня, – напомнил мне управляющий, и я неуверенно провела первую линию.

   Пришлось испортить несколько листов, прежде чем я приноровилась к

самописке – это все-таки не грифель и не уголь. Наконец получилось что-то, oтдаленно напоминающее отражение в окне, и я робко

протянула рисунок управляющему.

   – Вот даже как... - негромко произнес он, посмотрев на изображение. – Вы это только теперь увидели?

   – Нет, - честно ответила я. - Еще в пансионе... Мне показалось, будто на вас маска, господин. Или даже костюм, набитый соломой: актеры в таких представляют сказочных зверей на осеннем празднике. Только они умеют управляться с лапами и хвостами, а вы как будто не привыкли, и...