Крутой сюжет 1993, № 1 - Моргунов Владимир - Страница 52

— Гена, я буду часа через два, — коротко бросил Ковригин после приветствия, положил трубку и застыл вдруг. Потом сорвался с места, раскрыл папку, начал лихорадочно листать, нашел фотографию, всмотрелся в нее.

— Неужели все дело именно в этом? — пробормотал Ковригин.

Потом он оделся, вызвонил Шрамченко — чувствовалось, что тот удивлен — назначил ему встречу.

— Слушай, Витя — давай, кстати, на «ты», если не возражаешь — я вот о чем хочу спросить: почему никто не обратил внимания на оборванный подголовник на кресле водителя?

— Н-не знаю, — я вообще-то подзабыл уже обстоятельства дела. Времени вон сколько прошло. У нас скучать не приходится, особенно в нынешние времена. А он и в самом деле оторван?

— В том-то и дело.

— Хм, это объяснимо наверное, — Шрамченко выпятил нижнюю губу. — От удара…

— Удара чем?

— Головой, естественно, — Шрамченко ответил машинально, словно о чем-то другом раздумывая.

— Череп цел, а обшивка порвалась?

— Но ведь шейные позвонки…

— Да, но ты представляешь, какой силы нужен прямой удар, чтобы разорвать обшивку?

— А ведь и правда, — согласился Шрамченко. — Это если бы удар был по касательной… Хотя, кто ж его знает, Шостака, какие действия у него были перед тем, как он в дерева врезался?

— Ладно, пойдем дальше. В тех «Жигулях», что остановились у места аварии, два человека было — водитель и пассажир?

— Да, двое.

— Они, стало быть, первыми заметили, что автомобиль Шостака не «вписался» в поворот и съехали с дороги?

— Ну да, ведь это в деле все есть.

— И они попытались оказать Шостаку помощь, спустившись вниз по склону?

— Правильно, но двери заклинило.

— Угу. А как скоро следующая машина подъехала, — то есть, еще одна машина, кроме этой? Минуты через две-три — это со слов кандидатов в спасатели?

— Да, так получается. — Шрамченко не понимал, что хочет «раскопать» Ковригин. Если у него есть предположение, что Шостака аккуратно «сковырнули» с шоссе, то в таком случае на боковой поверхности машины какие-никакие царапины бы остались. А ведь ни царапин, ни вмятин сбоку и сзади не было, только передок «всмятку».

— Ты можешь — только осторожно, конечно — вызвать еще раз того свидетеля, что подъехал вторым?

Мосейкин положил перед Рудюком фото.

— Витя, у меня склероз, кажется. Глядел я на это фото, глядел и все вспоминал: где я его мог видеть? А вот ты сразу, наверное, скажешь.

— Ну-ка… — Рудюк наклонился, охватив прямоугольник фотографии пальцами, словно боясь, что она упорхнет. — Погоди, погоди! Да ведь это — водитель «Жука». Того, что подоспел тогда на помощь Вовенко.

— Да, Витя, склероз у меня, точно. Но для справки: водитель этот — бывший автогонщик. Видишь, кого Папулов в свою команду набирает. Так вот, именно он был за рулем той машины, что подоспела первой к месту гибели депутата Шостака.

— Зловещее совладение, честно говоря, — покачал головой Рудюк.

— Совпадений тут — только за голову успевай хвататься. Вот этот бывший гонщик ныне является водителем малого предприятия «Руно», учредитель которого — фирма Папулова.

Бывший автогонщик Григорий Черняк бегал по утрам, причем очень рано — в половине шестого. Черняк маршрут никогда не менял: от своего дома через небольшую рощу, потом по берегу пруда до насыпи. Иногда, при соответствующем настроении, взбегал на насыпь. И всегда возвращался в рощу на полянку, где разминался: делал растяжки, вращения, имитировал удары руками и ногами.

В этот раз Черник тоже вернулся туда, замедлил бег, потом пошел шагом по кругу, делая махи руками. Затем остановился и стал делать наклоны, доставая носки кроссовок сначала кончиками пальцев, потом вторыми суставами, потом костяшками и наконец попытался коснуться кроссовок ладонями. На этот раз попытка удалась, это означало, что он в хорошей форме, что мышцы и суставы не забиты всякой ерундой.

Черняк выпрямился и вдруг почувствовал, как в правую ягодицу что-то резко и довольно болезненно кольнуло. Потянул или порвал мышцу? Приступ невралгии? От того места, где кольнуло, расползлось тепло и ноющая, чуть дергающая боль. Черняк машинально ощупал мышцу, пальцы его наткнулись на кончик какого-то металлического стерженька. Дрожь прошла по спине, взбираясь все выше, словно ища выход через поры кожи на голове. Опасность? Опасность! Черняк резко обернулся, вглядываясь в чернеющие кусты и пытался рассмотреть там источник тревоги и страха, вдруг охвативших его. Он пожалел, что не захватил с собой пистолет. Черняк никогда не брал с собой оружия, ему почему-то даже в голову не приходило, что с ним что-то может случиться так близко от дома. А сейчас надо вырвать металлическую занозу. Он поднял край куртки, сунул руку под брюки, пальцы сразу нащупали влажное липкое пятно. И заноза — вот она. Черняк сжал стерженек пальцами и дернул. Боли он почти не почувствовал, но наступила слабость, в ушах зашумело, все поплыло…

… Очнулся Черняк от того, что кто-то похлопал его по щеке. Голос, незнакомый, издалека:

— Как ваше имя и отчество?

— Григории Маркович.

— Расскажите, где вы живете.

Провал. Голос почему-то звучит недовольно. Он что-то не так сказал?

— На какой машине вы ездили?

— …

— Где вы стояли? Кто проезжал мимо? Кто вас видел? Он проваливался во что-то мягкое, теплое, обволакивающее. Но голос был беспощаден, он вытаскивал его, терзал. Надо было говорить, говорить, чтобы голос наконец оставил его в покое, чтобы наступило блаженное полузабытье…

… В какой уже раз он пришел в себя? Или это опять приснилось ему? Майские вечера были еще прохладны, Черняк задрожал. Где он?! Пощупал рукой — холодная трава в росе. Голова раскалывалась, во рту было сухо. Черняк уперся руками в землю и попытался приподняться. Перед глазами все поплыло, затошнило. Он был пьян накануне? Постанывая и кряхтя Черняк выпрямился. Звезды в небе, в пруду отражены огни многоэтажек. Ага, вот где он! Который теперь час? Часы на руке были, но он не мог рассмотреть положение стрелок.

Черняк побрел по тропинке вверх. Выйдя на свет, рассмотрел стрелки на циферблате — половина одиннадцатого! Значит, ночь. Что за кошмар?! Он стал хлестать себя по щекам. Боль была настоящей, ощутимой. Но ведь его не ограбили, не избили, одежда и обувь на нем, дорогие часы тоже, ключи… Ключи от квартиры, от гаража.

Поднявшись на свой этаж, Черняк отпер дверь, включил свет в прихожей. И тут зазвонил телефон.

— Где ты болтаешься?! — загрохотало в трубке. — Тебя обыскались, звонили повсюду. Шеф несколько раз спрашивал.

— Я… Побегать утром вышел, — голос был сиплым, натужным.

— Что значит — утром? Сейчас времени сколько, ты знаешь?

— Знаю…

— Да ты нажрался, падла, что ли?!

— Нет, — с усилием выдавил Черняк, начиная подозревать, что с ним случилось нечто похуже…

— Вот, значит, как оно было, — Виталий Дмитриевич покачал головой.

— Вы что же — с самого начала предполагали все это? — спросил Ковригин.

— Куда там! О том, что Шостака убили, я догадывался процентов, может на шестьдесят, то есть немного больше чем наполовину уверен был. Но вот, что механизм устранения таким оказался… Это просто фантастикой отдает.

— Да, дистанционно включился излучатель, вмонтированной в подголовник. Шостак был оглушен, надо думать. Машина, которую вел Черняк, шла чуть поодаль. Когда автомобиль Шостака подъезжал к повороту, поступил радиосигнал, заставивший включить излучатель. И мозг Шостака отключился на несколько секунд. Черняк достаточно подробно рассказал о действиях напарника, что позволяет установить именно такой механизм убийства.

— А напарник-то, Саричев, исчез, — вздохнул Виталий Дмитриевич. — Что ж, реагируют они адекватно. Считать, что не могут отличить налет рэкетиров-дилетантов от спланированной акции похищения, с последующим допросом при помощи «химии», значит попросту их недооценивать. Но и переоценивать не следует. Они — непрофессионалы. И пока не прибегли к услугам профессионалов, надо взять Вовенко, поговорить с ним.