Мирные завоеватели
(Избранные сочинения. Том IV) - Оссендовский Антоний - Страница 4

Указав рукой на кресло, стоявшее напротив, Вотан вскинул глаза на посетителя и сказал:

— Итак — я вас слушаю!

Севший было незнакомец опять поднялся и спокойным, привычным голосом произнес:

— Согласно предписанию германского морского министерства за № 1748 от 22 Марта настоящего года, имею честь явиться в торговый дом «Артиг и Вейс» в качестве управляющего инженерно-техническим отделением фирмы. Фамилия моя — Вольф Карл, капитан флота его императорского величества императора Вильгельма.

При первых словах капитана, старик Вотан поднялся и внимательно слушал.

Когда посетитель окончил, Вотан, не говоря ни слова, протянул ему руку. Вольф вынул бумажник и, достав из него сложенную вчетверо толстую голубоватую бумагу, украшенную сверху черным германским орлом, подал ее Вотану. Тот быстро пробежал ее и вновь поднял глаза на посетителя.

— Итак — что это значит? — спросил он.

— Правительство считает неудобным непосредственно сноситься с вами по всем интересующим его вопросам в настоящий момент, когда вы, господин Вотан, перестали быть германским агентом, состоящим на службе нашего правительства, и приняли русское подданство, — разделяя каждое слово, внятно и твердо произнес капитан.

— Правительство, кажется, может быть мной довольным? — заметил, криво улыбнувшись, Вотан. — Я сделал свое дело и поставил все… предприятие очень широко.

При этих словах Вотан рассмеялся сухим и почти беззвучным смехом.

По красивому лицу капитана скользнула веселая и несколько лукавая улыбка, и он поклонился.

— Правительство чрезвычайно довольно вами! — сказал он. — Но правительство полагает, что вы будете гораздо свободнее в своей деятельности, когда при вас будет человек, который поддержит непосредственные связи как с Берлином, так и с теми лицами, которые находятся с нами в деловых сношениях. Я провел довольно долгое время в Индии, Китае, а последние три недели я жил в Японии, где у меня отличные и дружеские отношения.

Кстати, — добавил после минутного молчания капитан, — перед отъездом я имел честь откланиваться его высочеству принцу Генриху, который, как вам известно, особенно интересуется Тихим океаном и считает, что ареной будущего международного спора будут именно здешние воды. Его высочеству угодно было приказать мне передать вам его искренний привет и пожелания долгой жизни на пользу нашей дорогой родины.

Вотан вышел из-за стола и протянул обе руки приезжему.

— А я думал, — сказал он, — что в Берлине произошли перемены в правительстве и старого Вотана забыли. Там могут думать, что Вотан только коммерсант, но он, поверьте мне, капитан, и — политик. Вы убедитесь в этом сами. Здесь все подготовлено, все предусмотрено. Я вспоминаю пребывание принца в моем доме и считаю это время счастливейшим в моей жизни.

Через несколько минут в чертежную вышел Вотан вместе с приезжим и, к удивлению клерков, представил им их нового начальника.

Вольф начал знакомиться с каждым, беседуя с ним и расспрашивая о его прошлой службе и о делах, которыми он заведует.

В тот же день, после закрытия магазина, в клубе для приказчиков и клерков торгового дома «Артиг и Вейс» шли оживленные разговоры о новом служащем, которого с таким почетом и даже долей тревоги, очень чутко подмеченной служащими, встретил и водил по всему огромному зданию торгового дома сам всемогущий Вотан.

Когда молодые служащие вышли на площадку, где был устроен теннис, и начали игру, неожиданно появился и тот, о ком так много говорилось в этот день среди служащих торгового дома. Он быстро перезнакомился с собиравшимися играть клерками и просил принять его в одну из партий. Вскоре игра началась.

Ловкость, изящные движения и необычайный навык к игре очень всем понравились, и Вольф сразу приобрел особые симпатии у молодежи. Когда его хвалили и расспрашивали, где он научился так мастерски играть, он весело улыбался и, пожимая плечами, говорил:

— Я служил в Лондоне в большом торговом доме и вместе с моими сослуживцами, природными англичанами, я также увлекался этой игрой и проявил в ней известные способности.

Когда в торговом доме замерла вся жизнь и в окнах не виднелось более света, когда лишь китайские сторожа бродили кругом, а по двору ходил дежурный, вооруженный револьвером, и тихо посвистывал двум большим, спущенным с цепи псам, только одно окно в верхнем этаже здания светилось почти до утра.

Там, открыв большой зеленый несгораемый шкаф, стоявший в простенке между двумя окнами чертежной и никогда при клерках не открывавшийся, Вольф вынул три кожаных портфеля и, перенеся их на свой письменный стол, внимательно изучал их содержимое. Он что-то подсчитывал, вносил в свою записную книжку отдельные слова и цифры, а потом, когда побелело небо, а с бухты донеслись гудки снимающихся с якорей пароходов и послышались заунывные крики проснувшихся чаек, Вольф, аккуратно сложив бумаги и чертежи в портфели, запер их в шкаф. Потом он подошел к своему столу и, взяв тетрадь с телеграфными бланками, набросал телеграмму следующего содержания:

«Берлин, цейхгауз, консерватору музея Клейну. Принял магазин. Присланная вам перепись товаров правильна. Все нашел в порядке. По описи можно производить заказы. Вольф».

Только после этого капитан поднялся, расправил грудь и плечи и, тихо насвистывая какую-то фривольную песенку, мельком взглянул в окно, но его холодные глаза бесстрастно скользнули по красивому берегу, залитому нежными лучами восходящего солнца, и не отразили в себе ни восторга, ни того молитвенного чувства, которые охватывают человека, когда он присутствует при радостном рождении дневного светила.

Он спустился по лестнице и по коридору прошел в большую комнату, где стояла приготовленная для него постель. Он быстро разделся и лег. Потушив электрическую лампочку, Вольф вздохнул и подумал:

«Вот и кончился первый день моего пребывания здесь, на берегу Тихого океана, где Германии суждено так скоро поднять свой мощный голос. Я послужу этому великому делу».

Старый Вотан пришел домой и, усевшись в своем кабинете в глубокое покойное кресло, сердился на себя. Он упрекал себя, что слишком скоро и доверчиво примирился с командированным к нему капитаном и поспешил протянуть ему обе руки, словно он, Вотан, заискивал в приезжем и искал его дружбы и покровительства.

Вольф так, вероятно, и понял порыв старого главноуправляющего торгового дома «Артиг и Вейс», так как Вотан ясно представлял теперь ироническую и хитрую улыбку, скользнувшую по лицу капитана.

— Я становлюсь мнительным! — пожал плечами Вотан. — Разве Вольф — первый немецкий офицер, которого командировало правительство на службу в фирме? Разве не было этого при стариках Вейсе и Артиге?

Вотан взял со стола газету и углубился в чтение, но мысли не улеглись, и тревожное предчувствие какой-то опасности заставило его отложить газету и вновь обдумывать положение. Он тотчас же понял разницу между присылаемыми в фирму офицерами и Вольфом. Одни из них приезжали на практику, изучали русский язык, много путешествовали по Тихоокеанской окраине, служили в отделениях фирмы в Хабаровске, Благовещенске, Николаевске-на-Амуре, Ново-Киевске, Никольске-Уссурийском и в селах, разбросанных в богатой Уссурийской тайге; другие жили недолго, исполняли данные им поручения и уезжали в Германию. Все они, однако, обо всем докладывали ему, Вотану, советовались с ним и чувствовали, что он — глава Торгового Дома и человек, которого лично знали принц Генрих и министры в Берлине.

Он знал, что эти офицеры снимали карты японских берегов, ездили в качестве приказчиков «Артига и Вейса» в Канаду и Соединенные Штаты, высматривали и изучали и устье реки Св. Лаврентия, и береговые укрепления Штатов, и верфи, строящие военные суда.

Вольф не походил на них. Он ни словом не обмолвился о данных ему поручениях, потребовал, сославшись на инспекторский циркуляр за № 29, разосланный еще с января 1901 года всем тайным агентам германского правительства, предоставления ему секретных документов. В манере и взгляде Вольфа чувствовалась большая сила, и старый Вотан, пока беспричинно, боялся за свою судьбу.