Кинжальный огонь
(Рассказы) - Богдаев Алексей Николаевич - Страница 11

Старшину Шота Димурова похоронили со всеми фронтовыми почестями на перекрестке двух просек в прекрасном заповедном лесу, который ему так нравился.

Прогремели оружейные залпы на могиле воина.

Прощай, старшина восьмой роты! Прощай, боевой друг и товарищ старшина Димуров!

Солдаты не плакали. Стенали их сердца. Руки сжимали автоматы.

Командир первого взвода восьмой роты лейтенант Катышев вызвал сержанта Галерина:

— Зачисляю в твоё отделение рядового Рогова. Вы, кажется, одногодки. Вместе будете воевать!

— Есть! — доложил сержант. — Пошли, Рогов! Как зовут тебя?

— Андрей я! А тебя?

— Сержант Галерин, Алексей.

— Ну что ж, пехота, пойдём!

Новичок забросил вещмешок за плечи и недовольно вздохнул. Сержант обратил внимание на необычную форму одежды Рогова.

— Из каких видов оружия стрелять можешь, Рогов?

— Практически из любого, кроме миномёта.

— А из пулемета «Максима» можешь?

— Из «Дегтярева» тоже могу, чего не уметь-то! Было бы в кого стрелять… Из пистолета «ТТ» могу! — с ухмылкой ответил новичок.

— А из снайперской?

— Надо потренироваться, смогу и из снайперской…

Галерин удивился и подумал: «Хвастун! Похоже, сидел в тепленьком штабе, да проштрафился… Ишь, разоделся: ремень с портупеей, брюки „гали“ офицерские и пилоточка шерстяная с голубым кантом… Фрайер настоящий! Сапоги надраил, как на парад… Кто он? Оружием владеет любым, даже „ТТ“? Этим ведь не хвастают! Может, и впрямь способный! Посмотрим, посмотрим…»

Сержант Галерин привел «хвастунишку» в небольшой польский дворик, где размещалось его отделение. У сарая стоял пулемет. Солдаты уставились на новичка, обмениваясь впечатлением. У пулемета остановились:

— Вот что, Рогов, это наш друг «Максим»! Пулеметчик Свинцов погиб недавно. Вторым номером в расчете был. «Сынком» «Максимку» величал. Назначаю тебя на его место… А теперь пойдем в отделение, Андрей.

В деревянном строении без окон когда-то хранились зерно и мука. На дощатом полу было настелено много соломы. Сбросив с плеча вещмешок и положив шинель рядом, Рогов оглядел сарайчик и протянул:

— Я думал, вы в окопах! А здесь… здесь «воевать» можно…

— Бываем и в окопах, когда надо, недовольный репликой гостя, ворчал Бутенко, поправляя солому.

— Знакомьтесь, новый помпулеметчика, — объявил командир отделения.

— Рядовой Рогов! — четко козырнул новичок.

— Чуркин, к тебе помощник, радуйся, — съязвил кто-то.

— Значит, вместо Свинцова, — протягивая руку сказал Чуркин и погладил усы.

— Андрей, — ответил гость, присаживаясь на солому рядом с Чуркиным.

— Откеля к нам, Андрей? Со штаба, аль с тылу приехал? — Чуркин так пристально посмотрел на парня, что тот смутился.

Рогов почувствовал в этом седом человеке мудрого и уважаемого солдата. Его прямой и честный вопрос попал точно в цель. Именно этого вопроса больше всего боялся Рогов.

— О, это долгая история… — попытался увильнуть от ответа Рогов. Он окончательно смутился и опустил голову. Потом взял соломинку и стал ею бесцельно крутить вокруг пальца, положил в рот, пожевал, задумался: «Зачем я буду рассказывать им свою историю? Что было, то прошло…»

Между тем, сарайчик заполнялся солдатами, каждый протягивал руку, знакомясь с новичком.

— Расскажи, коль тяжко на душе, легче станет, — тихо посоветовал Чуркин, — здесь все свои, постарше, а ты молодой, может, поможем чем, а?

— Спасибо. Помочь себе я смогу только сам! — солдаты навострили уши. Они поняли, что с парнем что-то неладно. Загудели.

— Ну, чего там, не загордись! У нас ни от кого секретов нету! — засмеялся усами Чуркин и опять тронул их пальцем.

Теперь отделение собралось в полном составе. Образовался кружок вокруг новичка и Чуркина.

— Рассказывай, Андрей, зачем долго молчишь, — вступил в разговор Маллабай Юсупов.

— У нас дружная семья: все — за одного, один — за всех, — перевернул кто-то крылатую фразу.

— Хочу спросить у вас, «дружная семейка»: в вашем батальоне разведка есть? — неожиданно поднял голову и залпом выпалил Рогов.

— В каждом батальоне разведвзвод. А зачем тебе это, Рогов? — с подозрением спросил сержант Галерин.

— Ну, вы же сказали, секретов нет, вот я и спрашиваю, — все дружно засмеялись.

— Ну, ты зубья не заговаривай, Рогов, видим, в пехоте ты новичок. Давай, все просят, выкладывай, что у тебя стряслось? — опять возник ворчливый Бутенко.

Рогов помолчал, потом смущенно начал:

— Понимаете, ребята, у каждого в жизни не все гладко бывает, может случиться невезение. Вот и мне крупно не повезло… Но я не из тех, кто паникует. У меня нервишки в порядке…

— А что случилось с тобой, Андрей? — уже дружелюбно спросил Бутенко, — Короче, докладывай.

— Стыдно рассказывать, но вы, вижу… от вас не увильнешь. Общительный вы народ, пехота!

— А ты что, не в пехоте служил, что ли? — спросил Маркелов.

— Нет, ребята, я служил в авиации, да вот проштрафился, и меня рядовым в пехоту.

— Хм, интересно, за что такое «наказание» авиатору? — с ехидцей засмеялся Жезлов.

— Летчик я, лейтенант разжалованный… — Андрей снова опустил голову и завертел своей соломинкой. — Самолет разбил я, ребята, но сам, как видите, живой остался…

— Летчик? Лейтенант?! Подожгли самолет, что ли? Подбили? — вскочил на ноги Бутенко.

— Да нет… — Рогов поднял голову и осмотрел солдатский круг. Глаза его были влажными. Он смущенно улыбнулся краешком губ и глубоко вздохнул. Любопытные глаза пехотинцев смотрели на него в упор. Все затаили дыхание. Никто не произнес ни слова. Рогов уже спокойно продолжал:

— В штабе нашей армии я был связным. Возил документы в войска, ну, куда надо, в общем. Доставлял приказы по армии, карты, директивы и прочее. У меня маленький «У-2» был, летал только рано утром или вечером очень низко над землей — так легче маскироваться. Иначе — собьют «мессеры» мгновенно! Вот я и ловчил: чуть солнце сядет, я и пошел! Небольшой разбег — и я на крыльях… Бывало, прилечу, братва штабная орет: «Воздушный фельдъегерь! Здорово!» Обнимают… Все меня в штабах знали, но всегда приходилось торопиться: сдал документы в секретную часть, печать поставили — и обратно, пока не стемнело. Запоздаешь чуть — будешь до утра куковать в штабе рядом с дежурным…

Вообще-то маршруты к штабам я наизусть знал. Лететь-то иногда меньше часа. Сотню раз летать приходилось, пока штаб армии в Жарах стоял… И вот, однажды прилетел я вечером в штаб одной дивизии. Ребята поздравляют: «С праздником тебя, Андрей!

Сегодня ведь день ВВС, забыл, что ли, заработался! Заходи в гости», — просят. «Некогда мне, ребята, — говорю, — спешу, времени в обрез! Еще документы сдать надо.» — «Ждем, заходи, долго не задержим!» — орут мне вслед. И вот, сдал я корреспонденцию, зашел на минуточку к братве. А у них стол накрыт: чего только нет! Праздник ведь наш — День авиации… Выпил я стаканчик, похватал закуску, пожевал на ходу и скорее к машине. Помахали мне друзья, а я навеселе, так здорово! Лечу. Видимость плохая, пасмурно, рельеф еле улавливаю. Осталось лететь-то минут десять. Опустился пониже к земле, быстро темнеет — очень плохо видно… И вдруг колесами зацепился за провода старой ЛЭП… Самолет рвануло вниз, удар, проехал юзом, запахал носом, чуть не перевернулся. Вылетел я из кабины, как пробка, метров на десять вперед «ласточкой»… Вскочил, как ужаленный, пощупал руки-ноги — целы! Поцарапался немного, нос к крови… В общем… Получилось, как в песне: «Удар о землю — пропеллер встал!..» Выругался я, сопатку вытер рукавом, а «Утя» мой — хвост задрал и стоит, как страус, — голову в песок. Подбежал, глянул — мотор цел, пропеллер погнут — не выпрямить! Что делать? Хоть плачь! Повис на хвосте — веса не хватает. Нашел дрын, подважил нос, приподнял, он — хоп! — опустился. Сошник на землю лег. Колеса, крылья — целы… Если бы не пропеллер! Ну, братцы, вскочил я в машину, повозился немного с мотором, завел! Завертелся кривой — кошмар! Взлететь бы, а лететь нельзя. Обидно до слез. Заменить бы вертушку, иначе — амба! Надо спасать машину… Ну, думаю, до утра дойду до штаба, доложу. А там — что будет…