Вне зоны доступа (СИ) - Резник Юлия - Страница 23
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
— Пойду… пойду, принесу… эту, как её?
В горле пересохло, и каждое произнесенное слово царапало его изнутри. Пейзаж перед глазами расплывался, словно я смотрела на мир через залитое дождем стекло.
— Ага… Только не забудь, на чем мы остановились.
— Разве тебе не нужно работать?
— Еще как. Но это дневная съемка, — пошевелил бровями Соловьев. Я хмыкнула, намекая на то, что мечтать не вредно, и пошла к машине. Жаль, что во мне не было и капли уверенности в том, что когда на озеро опустится ночь, от моей решимости хоть что-то останется. Я чувствовала себя такой потерянной… Все смешалось. И когда я сказала Данилу, что мой мир разрушился — я не врала. И не драматизировала в попытке урвать хоть немного жалости. Она мне была не нужна. Просто… появление Пашки стало для меня полнейшей неожиданностью. У меня был брат. А отец, которого я боготворила, в надежности и принципиальности которого никогда не сомневалась, оказался обычным предателем.
И самым страшным в этом всем было горькое чувство разочарованности всем и вся, которое не покидало меня в последнее время. Впервые за всю мою жизнь у меня опустились руки. Уж лучше бы злость. Но и ее не было…
Я забралась в кабину и по рации связалась с амбулаторией. Убедилась, что с отцом все хорошо, перекинулась парой слов с матерью. Не знаю, как папа жил с тем, что сделал. Лично я теперь чувствовала себя ужасно.
Чертыхаясь, я попыталась связаться с бабкой.
— Привет, ба. Мы добрались.
— А звонишь чего?
И правда. Как будто ей для того, чтобы быть спокойной, нужен был мой отчет… Я нерешительно пожевала губу, но все же призналась:
— Думаю, что нам не надо было вот так его отпускать. Теперь неспокойно на сердце.
— Родная кровь взыграла?
Видит бог, я обожала бабу Капу. Но порой совершенно её не понимала. Вот и сейчас, казалось бы, чему радоваться?
— Причем здесь это? Он ребенок совсем. А мы его в ночь отпустили.
— Да ты не переживай. С ним все хорошо. Добрался малец до дома.
— Это тебе звезды подсказывают? — на всякий случай уточнила я.
— Нет, это мне Пашка сказал. Я у него номерочек-то выудила.
— Зачем? — напряглась я, испытывая одновременно облегчение и непонятную, колющую душу тревогу.
— А ты подумай, глупая. Мать у него плоха. И Пашку она к нам неспроста прислала.
От шума помех, которые то и дело прерывали наш с бабкой разговор, у меня разболелась голова. Я поморщилась и растерла виски.
— На что ты намекаешь?
— На что, на что… — пробубнила бабка. — Помрет его мамка, а он на кого останется? Ну, не сиротой же, при живом-то отце!
Вот… Эта мысль и мне не надавала покоя. Как и мысль о том, что отец предал не только мать. Но и своего же сына, которого… не признал? Удивительно, но от этого мне становилось еще паскуднее. Ладно — загулял. Это с натяжкой можно было понять. Но то, что он отказался нести ответственность за свой поступок, просто убивало. Предательство — это одно. Трусость — совсем другое.
— И что ты предлагаешь? Нам с тобой его усыновить?
— Почему сразу нам?
— Отец-то не шибко о своем сыночке пекся. С чего ты решила, что он станет это делать теперь?
— А ты не хами, Яська! И на отца родного напраслину не нагоняй. Валька знать не знал о сыне.
— Это таки тебе звезды подсказывают? — съязвила я.
— Яська! Выпорю!
— Ну, а какой реакции ты от меня ждешь, ба? Я не знаю, как быть. Что делать? Как матери обо всем рассказать…
— Мать твоя — умная женщина.
— А здесь не в уме дело! Ты сама подумай, что говоришь! Предлагаешь ей воспитывать ребенка отцовской любовницы! Считаешь, что это нормально?! Честно? Справедливо? По отношению к ней… — я снова сорвалась на крик. Что за день такой? Все кричу, и кричу… А небо все сильнее хмурится. Еще немного, и я сама поверю в связь собственного настроения и погоды, которую мне приписывают.
— А ты не меня не ори! Мала еще.
Я с шумом выдохнула, не желая продолжать спор. В конце концов, разговор по рации, который могли услышать все желающие — не самый лучший способ выяснения отношений. Я скомканно попрощалась с бабкой и отключилась.
Дождь начался, когда я была уже на полпути к нашему лагерю. Мелкий и частый, он был по-осеннему холодным. Я ускорилась. Над поляной, где мы расположились, ветки кедров и лиственницы почти смыкались, но и они не защищали от дождя до конца. Добравшись до места, осмотрелась, но Данила не обнаружила. Не было видно и его камер. Я поежилась, раскрыла створки палатки, в надежде забраться внутрь. Но дорогу мне перегородили длинные ноги Данила. Оказывается, он вернулся даже раньше меня.
— Подвинься! — насупилась я, втискивая свою тушку в тесное пространство укрытия. Странно, я совсем не подумала о том, как мы будем здесь умещаться вдвоем с Соловьевым. И дело было даже не в тесноте. Здесь бы даже отец поместился. Но одно дело, когда в соседях два мужика, и совсем другое — заведенные до предела мужчина и женщина.
— Ну? — вскинул бровь Данил, когда я устроилась. — И как надолго зарядил этот дождь?
— А мне откуда знать? — сощурилась я.
Данил тихонько рассмеялся и, резко меняя тему, спросил:
— Где ты была так долго?
— В машине! Я же говорила. Связалась с амбулаторией, узнать, как там отец. Потом позвонила бабке. Если тебе интересно — со Светкой твоей все в порядке.
— Я позже с ней сам свяжусь.
— Как знаешь.
Стараясь не касаться Данила, я вытянулась поверх спальника. Мне и без этого ужасно хотелось спать, а под монотонные успокаивающие звуки дождя — и подавно. Зря я беспокоилась, что не смогу уснуть рядом с Соловьевым. Усталость брала свое.
— Знаешь, почему на дождь так хорошо спится? — тихонько спросил он, обжигая дыханием мое ухо.
— Потому что его шум убаюкивает, — недовольно пробурчала я.
— Нет… Это в нас заложено генетически. Хищники не охотятся в непогоду, а потому в кои-то веки можно расслабиться, и не о чем не беспокоиться.
— Прекрасно. Теперь я могу поспать?
— Не-а… — Данил приподнялся надо мной, опираясь на предплечье. Потерся нос о мою скулу, не обращая никакого внимания на мои вялые попытки сопротивления.
— Это еще почему?
— Ну, ты же умная девочка… Подумай, — хрипло рассмеялся он, покусывая мои выступающие ключицы.
Я то ли выдохнула, то ли всхлипнула. Всем телом к нему подалась. Потому что, ну, ей богу, о чем здесь было думать? Всё ведь ясно, как белый день. Я пригрела хищника у себя на груди, думала, что приручила, что справлюсь… А на деле просто сдалась в его власть.
Глава 16
Яна была вкусной и так хорошо пахла… Летним дождем, луговыми травами и чем-то еще — едва уловимым и присущим только ей одной. Тем, что, забираясь мне под кожу, проникая в вены и капилляры, растекалось по телу острой выбивающей дыхание нуждой. Я толкнулся языком между ее губ и выругался, совершенно не готовый к тому, что она вот так запросто мне ответит. Говоря откровенно, я думал, что мне придется ее уламывать. Разработал целый план, пока ходил по окрестностям. Но Астафьева в который раз меня удивила. Она не выделывалась, не набивала себе цену. Лишь напряглась на мгновение, в течение которого, очевидно, обдумывала ситуацию, и тут же сдалась. В моих руках она стала мягкой и податливой, как воск…
Окрыленный ее откликом, я хотел было взобраться сверху, но Яна меня опередила. Вырвалась из моих объятий, с неожиданной силой толкнула в грудь. И когда я распластался на спине, взгромоздилась сверху. Контуры наших тел совпали, образуя что-то новое… цельное. Яна потерлась об меня, как кошка. Лизнула губы. В какой-то момент мы поменялись ролями. Теперь она командовала парадом. И мне это, мать его, нравилось!
Я потянулся руками к ее рубашке, но она не дала мне прервать свой бенефис. Обхватила руками мои даже теперь слишком широкие для ее ладоней запястья и запрокинула руки за голову. Выпрямилась на мне, оказавшись в позе наездницы, и провокационным порочным движением языка облизала губы.
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая