Чумазый Федотик - Давыдычев Лев Иванович - Страница 14

— Лежать, — совсем тихо приказал хозяин.

И Атос лег, помахивая хвостом.

— Вот какой послушный, — сказала мама.

— Если бы Вася был таким, — сказал папа.

Васе очень захотелось стать Атосом. Но где взять такой замечательный хвост? А без хвоста Атосом быть неинтересно.

Но чем больше смотрел Вася на Атоса, тем больше ему хотелось быть Атосом. Вася несколько раз подходил к нему и четыре раза осмелился погладить его.

Конечно, было страшно: ведь никогда еще не видел Вася столь огромной собаки!

Вдруг со стола упал кусок сахара, и Атос бросился к нему.

Хозяин сказал:

— Фу!

И Атос остановился и отвернулся от куска сахара.

Вася взял кусок сахара, сказал:

— Фу!

И положил кусок сахара обратно на стол. И отвернулся Вася.

Нет, быть Атосом даже и без хвоста — интересно.

Интересней, чем поросенком.

Интересней, чем ребенком.

И Вася громко залаял. Атос удивленно посмотрел на него, перестал махать своим замечательным хвостом.

Тогда хозяин негромко приказал:

— Голос.

И Атос ответил:

— Гав! Гав! Гав! — да так громко, что Вася прикрыл уши ладошками.

И Вася решил стать Атосом. Но не знал еще Вася, как это трудно. Труднее, чем поросенком. Труднее, чем ребенком.

Хозяин сказал:

— Пора спать, Атос. На место!

И Атос ушел в коридор, и лег на подстилку, и свернулся клубком, и уснул. Даже с гостями Атос не попрощался.

— Ах, какой послушный пес! — говорила мама дорогой. — Если бы Вася был таким!

Пришли домой, разделись, умылись, и папа сказал:

— Пора, Вася, спать. На место!

И Вася залез в кровать, и свернулся клубком, и уснул.

Утром Васю разбудили, Вася хотел зареветь, но вспомнил, что он — пес Атос, и не заревел.

Сели завтракать, Вася полез рукой в банку с вареньем. Мама сказала:

— Фу!

И Вася убрал руку, и взял ложку.

— Молодец, Вася, — сказал папа.

— Я Атос, — сказал Вася.

— Тогда — голос! — весело приказала мама.

— Гав! Гав! Гав! — ответил Вася, да так громко, что папа с мамой прикрыли уши ладонями.

Быть Атосом оказалось очень трудно. Гораздо труднее, чем поросенком. Гораздо труднее, чем ребенком.

Но Вася старался.

Стали ребята кубиками друг в друга бросать. Вася схватил кубик, замахнулся, но сказал:

— Фу!

И начал Вася из кубиков строить башню.

Очень трудно было быть Атосом, но зато интересно. Вася даже перестал жалеть, что у него нет хвоста.

РЁВА

ам Боря рёвой себя не считал. Ведь ревел он не просто так, а когда надо. Чтобы все видели и жалели. Например, при гостях. Здесь без слез не обойдешься, иначе отправят спать.

Вот тут-то Боря и начинал ныть. Мама вздыхала, папа морщился, гости собирались домой.

— Замучили бедного ребенка, — шептала бабушка. — Избаловали ребенка, — ворчал дедушка.

— Ладно, ладно, оставайся, — мрачно произносил папа, — только замолчи, пожалуйста.

Так что Боря слез на пустяки не тратил и рёвой себя не считал.

Приехал в гости его двоюродный брат — суворовец Аркаша. Погоны, лампасы, ремень с пряжкой, блестящие пуговицы! Боря чуть не заревел от зависти.

Аркаше поручили смотреть за братом и заботиться, чтобы тот поменьше ревел.

— Есть! — коротко ответил суворовец. — Я его быстренько отучу от этой очень глупой привычки!

«Как бы не так, — насмешливо подумал Боря. — Со мной даже генералу не справиться, не то что тебе!»

Пошли они гулять.

Боря решил, что будет просить мороженое. Аркаша, конечно, скажет, что простудишься, ангиной заболеешь, а он как заревет на всю улицу…

Съел Боря первую мороженку, попросил вторую и приготовился реветь — набрал в грудь побольше воздуха.

— На здоровье, — сказал Аркаша, — маленькие любят есть мороженое без меры.

Когда Боря облизывал пальцы после второй порции, то почувствовал, что язык замерз.

— Еще, еще, еще хочу, — захныкал он.

— Нисколечко не Жалко, — ответил Аркаша. — Ешь, пока деньги есть.

Еле-еле съел Боря третью мороженку. Руки гусиной кожей покрылись, зубы готовы были мелко-мелко застучать, но он попросил еще порцию.

— Тебе болеть, не мне, — сказал Аркаша, — ешь.

— Я домой хочу-у-у, — заныл Боря.

— Домой так домой, — согласился Аркаша.

Опять реветь не пришлось. Боря растерялся — хоть плачь! И он начал тихонечко:

— А-а-а…

Мама в таких случаях целовала его, брала на руки, охала, уговаривала. Тогда у нее можно было выпросить что угодно.

А суворовец посмотрел удивленно и проговорил:

— Э, да ты, брат мой двоюродный, совсем реветь не умеешь!

— Ы-ы-ы! — стал громче тянуть Боря и вдруг закатил: — У-у-у-у-у!

Аркаша внимательно прислушался и махнул рукой, сказав:

— Плохо, плохо, просто слабо! Неправильно ты ревешь. Одну букву тянешь. Вот у меня знакомый был, настоящий, понимаешь ли, рёва. Так он по две буквы ревел. Иа! Иа! Здорово это у него получалось и слышно было далеко. У тебя так не получится.

— Иа! Иа! Иа! — закричал Боря.

Прохожие останавливались, слушали и смеялись. Боря очень-очень обиделся: человек плачет, а им смешно!

Пошли домой. Все смотрели на Аркашу, даже оглядывались. Еще бы не смотреть: он в суворовской форме, а Боря в одних коротеньких трусиках и безрукавой майке.

Дома никого не было. Боря сел на пол и дернул себя за ухо. Стало так больно, что он закричал. А когда больно, то реветь значительно легче. Только рот пошире раскрывай.

Сидит Боря на полу и ревет изо всех сил, смотрит, ждет, что Аркаша дальше будет делать.

— Плохо, плохо ревешь! — сокрушенно говорит Аркаша. — Просто слабо ревешь! Как маленький.

Боря уже хрипеть начал. Устал. Решил отдохнуть.

— Никуда, брат ты мой двоюродный, не годится, — со вздохом сказал Аркаша. — Всего полчаса ревел. Далеко же тебе до рекорда.

— До какого рекорда? — шепотом спросил Боря, потому что говорить громко ему было больно.

— А вот есть настоящие рёвы, — объяснил Боре суворовец, — они часа по два реветь могут. Потом поедят, попьют и снова два часа ревут еще громче прежнего. А ты? Через полчаса замолчал.

Тут Боря упал на спину и затянул:

— И-и-и-и…

Аркаша посоветовал:

— Ногами стучи.

Боря бил пятками по полу, морщился от боли, но колотил и колотил, ревел и ревел.

— Ох, плоховато, — озабоченно проговорил Аркаша. — Этак ты только лет через пять-шесть, а то и через все семь научишься реветь по-настоящему.

У Бори в горле щипало, будто он поел маленьких гвоздиков, а пятки горели и ныли. Он спросил:

— Через пять-шесть-семь лет?

— Не раньше. Я тебе вот что посоветую. Каждое утро делай рёвзарядку. Вставай и на голодный желудок реви минут двадцать для начала. Потом позавтракаешь и снова…

— Каждое утро? — со страхом спросил Боря.

— Даже без выходных, — ответил Аркаша. — Будешь реветь каждый день и добьешься своего. Может, в цирке тебя показывать будут. Выведут тебя перед публикой…

— Нет уж… — прохрипел Боря. — Нашли дурака — каждый день реветь, да еще в цирке перед публикой… Я лучше дрессировщиком буду. Или летчиком. Или еще лучше — шофером такси.

Аркаша ничего не ответил, но видно было, что он согласен со своим двоюродным братом.

ДЕВОЧКА С ТРЕМЯ КОСИЧКАМИ

ишка, маленький, худенький мальчик, рассуждал вот так: «Ну какая от девчонок польза? В футбол они играть не умеют? Не умеют, конечно. Драться они не могут? Известно, не могут. А самое противное у них бывает иногда, так это косички. Косички малюсенькие, а девчонки плетут их, плетут, делать им больше нечего».