Мнемозина (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 5

— Нам нужно на улицу Павлова, — ровным, лишенным интонаций голосом, произнесла она. — Сто второй дом. Если позволите, я введу данные в навигатор.

— Я знаю, где это, — возразил я и тронулся с места, искоса разглядывая попутчицу в зеркале. Горничная была некрасива: с выступающими вперед зубами, крупным носом и маленькими глазами, придающими ей сходство с крысой. Я невольно подумал, что красавица Лада вряд ли потерпела бы в доме соперницу, даже из числа прислуги, поскольку адюльтеры хозяев и безвестных кухарок — дело вполне обычное.

Несколько минут мы ехали молча, а затем я небрежно сказал:

— Леля — довольно странное имя. У него есть какая-то история? Что-нибудь тюрское?

— Меня зовут Елизавета, — равнодушно ответила Леля. — Хозяйка порой любит давать странные прозвища. Лиза слишком простонародно звучит, поэтому я превратилась в Лелю.

— Интересно, — прокомментировал я. — А как хозяйка называла Ксению?

— Вряд ли я имею право обсуждать с вами подробности жизни Рокотовых, — хмуро ответила Леля, глядя перед собой. — Простите.

— Бросьте, Леля, — примирительно ответил я. — Я же тоже в какой-то степени нанятый персонал, так что для вас я — свой. Между собой ведь вы обсуждаете хозяев, верно?

— Я стараюсь этого не делать. Неизвестно, кто пойдет к хозяевам с докладом. А терять выгодное место мне не хочется.

— Послушайте, Леля, — поморщился я. — Девочка погибла, мне поручено узнать — почему. Каким образом я это сделаю, если мне никто ничего не рассказывает?

— Сейчас направо, — спокойно произнесла она. Я послушно повернул, ожидая продолжения, но Леля не сказала больше ни слова, продолжая глядеть вперед. Я раздраженно сжал губы, а затем примиряющее произнес:

— Хорошо, давайте не будем про Ксению. Расскажите о ее молодом человеке. В этом отношении у вас нет табу?

— Глеб — очень хороший мальчик, — без всякого выражения начала Леля. — Из хорошей семьи, отлично воспитан, и, как и Ксения, был немного не от мира сего. Напрасно о нем говорят, как о бездаре. Глеб — очень талантлив. Я видела его картины и могу заверить, они очень и очень неплохи, так что делать из него бизнесмена согласно семейным традициям, на мой взгляд, ошибка. И я не думаю, что он мог причинить Ксении какой-то вред. Глеб мухи не обидит, к тому же он не атлет. Если он имел какое-то отношение к случившемуся, скорее всего, это произошло случайно. Я вполне верю официальной версии, что Ксюша пыталась что-то сделать со шторой.

— Рокотов считает Глеба наркоманом, — сказал я.

— Кто сейчас не наркоман? — ответила Леля, и мне показалось, что я вижу тень усмешки на ее бескровных губах. — Нет, не думаю, что он употреблял что-то серьезнее травки, да и то — для вдохновения. Художники часто к этому прибегают.

— Вы так уверенно об этом говорите…

— Иван Андреевич, я по образованию — искусствовед, — ответила женщина и ее улыбка стала очевиднее, — так что просто поверьте, я знаю, о чем говорю. Я вам массу примеров могу из истории привести: Пикассо, например. Или Дали. Так что Глеб не был в этом отношении исключением. Думаю, что он употреблял что-то для разгона, если вы меня понимаете…

— А Ксения?

Лицо Лели захлопнулось, словно створки устрицы, вновь став непроницаемым.

— Скорее нет.

— Глеб плохо влиял на Ксению, по словам Рокотова. Вы так не считаете?

— То, что я считаю, не имеет никакого значения, — отрезала Леля. — Девочка умерла, Иван Андреевич, и воскресить ее не помогут никакие деньги. Это горе, конечно, и тяжелая утрата, но уже ничего не поделать. Ни к чему губить еще и парня, особенно, если он не имеет к этому никакого отношения.

— Для человека, не имеющего на этот счет никакого мнения, вы как-то рьяно защищаете Макарова, — заметил я.

Леля пожала плечами.

— Знаете, как пел Высоцкий — «Я не люблю, когда невинных бьют», — ответила она и вновь уставилась в окно. До конца нашей поездки Леля больше не сказала ни слова, оставив у меня твердое убеждение, что в ее душе кроются какие-то темные тайны.

*****

Интересующая нас квартира располагалась в высотке, неподалеку от соснового бора, из которого дома торчали, словно грибы. Чисто теоретически это была заповедная зона, но в свое время бизнесмен Боталов умудрился отжать этот участок, путем каких-то мутных махинаций. Помнится, я пытался выжать о застройке необходимые сведения, и даже задал пару вопросов сыну Боталова, телезвезде Егору Черскому (сноска — Егор Черский, Александр Боталов — герои книг Георгия Ланского), но быстро обломал зубы. Заповедную зону быстро перепахали бульдозерами, часть рощи вырубили, на освободившемся месте натыкали многоэтажек, назвав район элитным. Рядом с домами открыли сеть супермаркетов и кафе, превратив тихий уголок в обжитой улей и разорив держателей крохотных магазинчиков.

Дом, в котором жила Ксения Рокотова, выглядел респектабельным. Высотка в тридцать этажей, сверкающая синими стеклами балконов, подпирала небеса. Въехать на стоянку без специального разрешения было непросто. Правда, я бы не назвал охранника особо ретивым и полезным. Его роль выполнял худой мужчина средних лет, один глаз которого был заложен ватой. Заметив Лелю, показавшую пластиковую карточку пропуска, он чуть заметно кивнул ей и открыл шлагбаум, пропуская нас внутрь. Приткнув машину на свободный пятачок, я проследовал за горничной к входу, где нам вновь пришлось продемонстрировать пропуск бдительному консьержу. Лелю он пропустил без проблем, а вот у меня потребовал документы. Расписавшись в журнале посетителей, я направился к лифту, и, когда кабинка взмыла вверх, оставив в желудке неприятное чувство, спросил:

— Что вы такое показывали?

Леля продемонстрировала запаянный в пластик пропуск с фотографией и фамилией, снабженный витиеватой вязью, складывающейся в название жилого комплекса.

— Это пропуск для прислуги, — сказала она. — Такой есть у всех, кто приходит сюда убираться постоянно.

— У Ксении убирались вы?

Леля кивнула.

— На самом деле, работы было немного. Ксюша редко сидела дома. Я приходила трижды в неделю. Иногда даже дважды, а порой не приходила вовсе, когда ее не было дома, — пояснила она, и в е голосе я впервые услышал извиняющиеся и даже какие-то жалкие нотки. — Лариса Игоревна совершенно права: Ксения была совершенно неприспособленна для ведения хозяйства самостоятельно. Она ничего не умела, но при этом за ней не приходилось собирать вещи по всему дому. Разве что вот посуду она не мыла по нескольку дней. Но одежду убирала в шкаф, а белье стирала самостоятельно.

— Думаю, что не в тазу, — невесело улыбнулся я. Леля не ответила, поскольку лифт остановился на последнем этаже. Мы вышли и направились по гулкому коридору, окруженные неприятной тишиной. Леля подошла к тяжелой двери, сунула ключ в замочную скважину и потянула створку на себя, вновь пропуская меня вперед.

Я вошел. Меня встретила тишина и затхлый запах непроветриваемого помещения. К моему удивлению, Ксения жила не в пентхаусе, хотя квартира оказалась довольно просторной, почти в два раза больше моей. Дизайнер сделал из нее большой лофт: стильный, но почему-то неуютный из-за серых стен, фрагментарно облицованных белым фальш-кирпичом, украшенных яркими полотнами без рам. Первое, что мне бросилось в глаза, были огромные, в пол, окна, которые не открывались.

— Как же она умудрилась выпасть? — удивился я.

Леля повела подбородком вправо, и там я увидел обычное окно, довольно большое, с двумя распахивающимися створками, светлым мраморным подоконником, переходящим в барную стойку и мойку со столешницей. Под окном лежала стильная трехногая табуретка с отломанной конечностью. С гардины свисала наполовину сорванная занавеска.

— Олег Юрьевич запретил здесь что-то трогать, — прошелестела Леля.

— Очень мудрое решение, — похвалил я и, сняв обувь, проследовал вглубь квартиры. Горничная осталась у дверей, подперла спиной стену и уставилась в пол, не пытаясь мне помочь или помешать.

Первым делом я осмотрел кухню, внимательно обследовав широкий подоконник. Забравшись на него, я открыл створку и выглянул наружу. Окно огораживал небольшой ажурный балкончик, скорее, декоративный, чем функциональный, с двумя аккуратными ящиками, засаженных маргаритками. На всякий случай, я подергал перила балкончика. Те даже не дрогнули. Высунувшись еще дальше, я поглядел вниз. На асфальте не осталось никаких следов от крови. Думаю, жителям элитной высотки не понравилось, что под их окнами разбрызгали чьи-то мозги. Интересно, кто смывал следы? Надо будет поискать дворника. Поднявшись и вытянувшись во весь рост, я поднял руки к занавескам, и сделал шаг назад.