Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 22

Один из стражников поклонился в пояс:

— Думали, боль будет для дальнейших пыток полезна.

Стиснул император кулаки на золотых подлокотниках.

— Подойди, — сказал Шэрхану на мхини. — Плечо дай.

Подошёл Шэрхан, подставился. Резкая боль кинула на колени, заставила рыкнуть, но дальше пришло облегчение. Рука ожила, и голова прочистилась. Шэрхан повернулся, разглядывая волшебный инструмент излечения, но ничего, кроме палки нефритовой, в руках императора не увидел.

— Лечит нефрит ущерб, нефритом же причинённый, — объяснил император, отстраняясь. — Как теперь рука?

— Лучше. Спасибо, — Шэрхан намеревался встать, но император нажал на вылеченное плечо, заставляя сесть на ступеньку перед троном.

Толпа вздохнула и возмущенно заколыхалась.

Император вскинулся гневно:

— Месяц назад ты, канцлер Джу Чувэй, настаивал казнить варвара посредством четвертования. Ты, верховный главнокомандующий Кун Зи, требовал посадить его на ростки бамбука, которые за трое суток проросли бы сквозь него. Ты, министр нравственности Сы Цзю, предлагал облить его голову свинцом. Ты, второй церемониймейстер Ван Цзывун, настаивал на том, чтобы я казнил его с помощью тысячи порезов. Были и еще идеи. Каждый из вас, — император обвел глазами мнущихся вельмож, — предложил свой способ умерщвления моего конкубина. Когда же я пощадил его, все вы роптали и жаловались, кое-кто даже осмелился угрожать недовольством дракона. — Император прищурил запавшие глаза. Выглядел усталым горным медведем, которого вывели наглые обезьяны; еще минута — и пойдёт лапой всё крушить. — Да не посмеют ваши мерзкие рты еще хоть раз намекнуть, что знают волю дракона лучше меня. Если бы поддался я вашим увещеваниям, где бы вы сейчас были? В лучшем случае, на погребальных кострах, рядом с министром водоканалов, главным казначеем и послами из Шан-Лин. А в худшем — в яме, рядом с изуродованными телами ваших сыновей, у ворот пылающей столицы, подожженной предателями, что осмелели настолько, чтобы подослать убийц прямо во дворец, в зал императора, в день смирения! — не сдержался, перешёл на крик. Стукнул кулаком по золотому подлокотнику. Больно, небось, было. Поморщился. Прикрыл глаза, успокаиваясь, и продолжил ровно: — Вплоть до дня усердия — никаких празднеств. Только расследования. Через час мне на стол отчет с именами и датами. Список арестованных. Каждую сошку допросить. На пытки меня звать. Казни сам назначать буду. — Сел еще прямее, на Шэрхана указал: — Объявляю его спасителем короны. Согласно древним текстам, должны вы ему теперь в пояс поклониться и благодарность высказать.

Толпа снова заволновалась. Кто-то тихо заворчал, кто-то рожу скривил, но сделали как велено.

Обратился император к Шэрхану на мхини:

— Спасибо тебе говорят. В благодарность кланяются.

Шэрхан хмыкнул. Кланяться-то кланяются, а глядят шакалами злопамятными. Радости от такой благодарности мало.

— Спины бы не надорвали.

Император посмотрел с пониманием.

— Выживут, — сказал, глазами сверкая: — Говори, какую награду хочешь. Все, что в моих силах, сделаю.

Шэрхан помедлил. Что ему желать? Ни одно из его желаний в древних текстах не прописано, что воздух зря сотрясать? На всякий случай попросил, хоть и не сильно надеялся:

— Оружие разреши носить.

Сразу ясно стало, не разрешит: улыбка дрогнула, глаза отвел.

— Прости.

Шэрхан подбородок голый погладил:

— Усы позволь не брить. — На взгляд досадливый, извиняющийся, усмехнулся. Не много же у тебя сил, император. — Ладно, не надо мне от тебя ничего. Вот разве что… коровку, одну из тех, что на ужин тебе сегодня уготована, помилуй да за портал выпусти. Там ее никто не тронет.

Император кивнул:

— Сделаю.

— И на том спасибо.

Шэрхан встал с поклоном, но уйти не дали. Бамбук склонился, да так из согбенного положения и прошипел:

— Великий сын дракона помнит, конечно, что спасителю короны положено ответить за свои преступления — как конкубину, осмелившемуся носить оружие, и как подданному, отказавшемуся пить за здоровье императора и процветание Тян-Цзы.

— Генерал, — вмешался из другого ряда министр нравственности, — да ведь если бы он пил…

— Я и не прошу его смерти. Всего лишь равносильного показательного взыскания. Двадцать ударов плетью, думаю, удовлетворят богов и почтут древние тексты.

Толпа одобрительно закивала.

Долго сидел император, только желваки двигались. Наконец разлепил челюсти.

— Кому еще мнение главнокомандующего кажется справедливым?

Вельможи подняли деревянные карточки, к поясу на цепочки привешенные, и прижали их к груди. Красный иероглиф «да» красовался на каждой. И всего четыре зеленых «нет».

Ну и мстительные же вы, твари. Пракашка бы тут прижился.

Император кивнул обречённо. Обратился тихо на мхини:

— За ношение оружия мне придется тебя высечь. Я сам дал им право голосовать, не могу теперь против их решения пойти.

— Секи, — сказал безразлично Шэрхан.

Посмотрел император, брови заламывая:

— Больно не будет.

— Да я боли не боюсь. И какова благодарность в Тян-Цзы тоже догадывался, — развернулся Шэрхан, сам в руки конвою пошел. Но посреди зала остановился. Уж больно слова язык жгли. — Но знаешь, если бы по-другому все сложилось, если бы это ты ко мне в Джагоррат попал, я бы шаровары на тебя не напялил. И палки бы твои тоже не отобрал. И за спасение жизни по спине плетью бы не отблагодарил. — Подумал, а потом добавил: — И в постель бы никого, кроме тебя, не пустил.

Планировал Шэрхан подольше свое знание цзыси в секрете держать, да не вышло. На следующий же вечер, только сел император на свое обычное место, ноги под себя сложив и курту разгладив, только рот открыл, так и выдало тело Шэрхана с головой. Думал попробовать пересесть поудобнее, колено стратегически выставить, да какое там. Разве что доской шахматной смог бы укрыться. А ведь только началось. Император в своём диктанте всего-то и заставил варвара, который «был полон страсти, как великая река во время весеннего полноводия», на колени встать, да «на императорской бамбуковой флейте играть». Подумаешь, слова, да и похабщины вроде никакой, а в животе прихватывало, будто и вправду член во рту держал.

Одного взгляда хватило императору, чтобы все понять. На полуслове запнулся. Горло почистил. Ни мускулом на лице не двинул, зато пошла бледная кожа пятнами будто при лихорадке, даже уши заалели.

Ухмылку оказалось так же сложно скрыть, как и стояк.

Помедлил император. Кинул быстрый взгляд на тётку в углу, но та как статуя сидела, головы от бумажки не поднимая.

— Пиши… пиши, оголил варвар навершие нефритовое. Ласкал бамбуковый росток, вбирая капли росы с рвением и жаждой, равносильной тому, как пересохшая земля впитывает первые капли благотворного дождя.

Ой и правда пересохло во рту. Попить бы. Шэрхан облизал пересохшие губы.

Император сел прямее:

— Опустил правитель тысячи лет варвара в позу летящего белого тигра. — Помолчал и добавил: — На колени и локти, лицом на постели.

Для Шэрхана, что ли, пояснения-то? Да он без подсказок все знает. Этот образ особо запомнился. Но за заботу спасибо.

Император продолжил бесстрастно:

— Оголился цветок хризантемы, подставляясь сыну дракона. Коснулись середины цветка лучи солнца, заставляя раскрываться еще больше. Умастило его розовое масло. Распахнулись яшмовые врата от ласки лепестков персика.

Ну надо же, не скотина в постели. Даже лепестками персика ублажать не брезгует. За себя, красной кисточкой написанного, радостно стало. А вот в настоящей заднице тоскливо потянуло. Сиротливо сжался цветок хризантемы, на жёстком ковре восседая. Ну давай, сын дракона, вставляй уже. Хоть послушать.

Желание исполнилось незамедлительно.

— Входит нефритовый стержень медленно, стилем змеи, вползающей в нору на зимовку. Первые толчки неторопливые, подобно карпу, играющему с крючком.

Многомудрый Шу… Дышать-то как тяжело. Ладони вспотели.