Сторожка у Буруканских перекатов
(Повесть) - Грачев Александр Матвеевич - Страница 2

— Она, Николай Николаевич.

— Разве она теперь секретарь райкома?

— Средне-Амурского райкома комсомола. С прошлого года.

— Гм-м, — молвил в раздумье профессор. — А как с ней связаться по телефону?

— С ней сейчас разговаривает Григорий Афанасьевич.

— Хорошо, я еду к вам, — Сафьянов положил трубку.

Быстро бежит время! Лидия Гаркавая — секретарь райкома комсомола… А кажется, лишь вчера он видел у себя на кафедре эту бойкую хорошенькую хохлушку с ребячьими замашками, в которой было столько же наивности, сколько и любознательности, столько же милой деревенской непосредственности, сколько и твердости в круто замешанном характере. Сафьянов всегда недопонимал ее: и вроде талантлива и вроде заурядна. Она на два года позднее Колчанова окончила университет и так же, как он, участвовала в экспедиции на Амур. До Сафьянова доходили смутные слухи, будто она из-за Колчанова поехала сюда на работу. Кто его знает, может быть и так. А может, они уже поженились? Может, Колчанов скрывает от него? Ведь она работала в одном с ним районе главным инженером на рыбоводно-мелиоративной станции Амуррыбвода. Ба, да не она ли это, практик-инженер, внушает Колчанову то самое, что сбивает с правильного курса молодого ученого?

Обо всем этом время от времени думал Сафьянов, пока выяснял в институте обстоятельства исчезновения Колчанова. Он всерьез тревожился за судьбу своего ученика, хотя и знал, что тот сумеет найти выход из самого трудного положения.

Как-то их вдвоем, на утлой лодочке, захватил шторм на озере Болонь. Он настиг их километрах в трех от берега. Лодку пришлось развернуть кормой к ветру; стоило чуть повернуть бортом, как ее тотчас же начинало захлестывать. Но волны угрожающе увеличивались и скоро стали заливать лодку с кормы. Профессор окончательно растерялся. Тогда Колчанов попросил его перейти с кормы на нос и отливать воду. Сам же быстро поставил в гнездо для мачты весло, привязал к нему свою куртку, как парус, и сел на корму рулить. Чтобы не заливало лодку сзади, Колчанов бросил на себя плащ-накидку, а полами ее накрыл всю корму снаружи до самого днища, прижав ногами подтянутые из-за бортов их концы. Вода иной раз окатывала его сзади до самой спины, но в лодку не попадала. Следуя по ветру, они вскоре вошли в первый попавшийся залив и там прокоротали время у костра. Вечером, когда шторм утих, благополучно вернулись на свою базу.

Не раз бывали они в подобных переделках, и профессор втайне завидовал своему ученику: Колчанов обладал одним качеством, которого всегда недоставало ему, Сафьянову, — умением быть настоящим хозяином в природе. Но все-таки… это же Дальний Восток!

Что же могло случиться с ним на Бурукане? Телефонный разговор директора института с Гаркавой ничего нового не прибавил к тому, что уже было известно, кроме одного: Колчанов уехал километров за пятьдесят вверх по Бурукану на своей легкой быстроходной лодчонке с подвесным мотором. Обо всем этом сообщил в Средне-Амурское срочно посланный с Чогора молодой рыбовод — член бригады, обслуживающей нерестово-выростное хозяйство. Катер посылать туда бесполезно — он не пройдет через перекаты, которыми изобилует Бурукан, а мотобот, имеющийся у бригады, стоит на ремонте.

Было принято решение, подсказанное Гаркавой: снарядить на поиски вертолет.

Во втором часу дня с аэродрома так называемой малой авиации поднялась четырехместная машина, похожая на гигантскую стрекозу. В ее кабине, кроме пилота, сидел только один человек — профессор Сафьянов. Он взял на себя руководство поисками, распорядившись, чтобы катер экспедиции, как только прекратится шторм, следовал прямо на озеро Чогор.

От Хабаровска до села Средне-Амурского вертолет летел над безбрежными просторами амурской поймы. Повсюду простирались молодая зелень лугов, бесчисленные лабиринты проток, озер и стариц, опушенных кудрявыми тальниками. То узкие, то широкие плавно изгибающиеся полосы воды, перемежающиеся с извилистыми полосами зарослей, создавали такую мозаику, что в ней невозможно было разобраться даже знатоку акватории Амура Сафьянову. Лишь когда пролетали над Чогором, он узнал характерный контур огромного озера. Одним углом оно вклинивалось в кривое устье Бурукана, голубая извилистая лента которого терялась в буровато-зеленых просторах весенней тайги, а два других угла, оконтуренных густыми зарослями тальника, упирались в русло Амура километрах в пяти от правобережных сопок. Между этими углами, как бы ножками треугольника, тянулся узкий остров — релка, отделяющая озеро от Амура — Шаман-коса с одинокой избушкой бакенщика на самом высоком ее месте. У устья Бурукана Сафьянов разглядел два домика: один — биологического пункта института, другой, более новый, по-видимому принадлежал рыбоводам. Вертолет летел сравнительно невысоко, и Сафьянову хорошо были видны тропинки, вытянутые на берег лодки, белая полоса пены у берега, фигурки людей, машущих руками.

Часам к четырем наконец показалось широко и привольно раскинувшееся вдоль правого берега Амура село Средне-Амурское. Вскоре его длинные прямые улицы, жилые квадратные кварталы, широкая площадь в центре стали вырисовываться отчетливее, будто Сафьянов смотрел в микроскоп, подкручивая регулятор резкости, — вертолет шел на снижение.

…Едва пилот открыл дверцу кабины, как в ее просвете показалась знакомая Сафьянову высокая ладная фигура Лиды Гаркавой, одетой по-походному в спортивный костюм. За спиной у нее виднелся рюкзак, через плечо болталась полевая сумка, на левой руке висела плащ-накидка.

— Здравствуйте, Николай Николаевич! — зазвенел ее бойкий голос, доносившийся до Сафьянова будто издалека: так бывает после непрерывного оглушительного шума мотора.

Он протянул руку, и в его пятерне целиком потонула сильная мягкая кисть девушки. Он долго и бережно тряс ее. Потом Гаркавая с готовностью приняла пузатый дорожный саквояж профессора и даже сделала попытку помочь ему самому сойти на землю. Сафьянов улыбнулся, подмигнул девушке с хитрецой старого донжуана и с поразительной легкостью спрыгнул на мягкую мураву стадиона. Вертолет окружила пестрая ватага малышей и подростков и с чисто ребячьим неистребимым любопытством глазела на каждую деталь диковинной воздушной машины. Сафьянов обратил внимание на высокого хмурого юношу в зимней шапке, с густыми черными, сросшимися на переносице широкими бровями. Он стоял рядом с Гаркавой и тоже был одет по-походному: на ногах — глубокие мягкие бродни-бахилы, какие исстари носят местные охотники, на плечах — куртка-кацавейка, опоясанная патронташем. Из расстегнутого ворота выглядывала полосатая тельняшка. В руках он держал туго набитый рюкзак и старенькую двустволку. От Сафьянова не ускользнуло и то жадное любопытство, с каким юноша разглядывал его как-то исподлобья своими жгуче-черными задумчивыми глазами.

— Это мой проводник, — представила Гаркавая профессору паренька, — Александр Толпыгин, член опытной рыбоводно-рыболовецкой бригады на Чогоре. Это он привез весть о Колчанове.

— Не находите ли вы, Лидия Сергеевна, что ваш проводник слишком молод для такой серьезной миссии?

— Не хотела бы при нем говорить, зазнается парень. — Лида хитренько сощурила свои темно-серые улыбчивые глаза, посмотрев на Шурку Толпыгина. — Не зазнаешься, Шура? Это, — обратилась уже серьезно девушка к профессору, — лучший охотник в селе. Его ружье, как говорили в старину, не знает промаха. А что касается тайги, то он с самого детства бродил по ней с отцом и хорошо знает всю здешнюю округу на сто километров.

— Ходил и подальше, — с плохо скрываемой гордостью баском поправил ее Шурка.

— Ну, если так, — добро! — весело прогудел профессор, хлопнув по плечу паренька. — Вашу карту Бурукана, Лидия Сергеевна. Прихватили? — Он с напускной строгостью посмотрел на девушку.

— А как же!

Через минуту под фюзеляжем вертолета, в затишке, над разостланной на траве «десятиверсткой» склонились головы Сафьянова, Гаркавой и Шурки; рядом разостлал свою карту пилот.