Марионетки в зазеркалье (СИ) - "Extyara" - Страница 22

С. П.

Август 11

Плетение меня успокаивает. Умиротворяет, наверное. Это непередаваемое чувство душевного покоя. Никогда бы не поверила, что так будет. Нить скользит меж пальцев, и гладкие бусины. О, эти кроваво-алые бусины! Как ягоды калины.

Я помню калину, так ярко помню. Она росла за домом во дворе. Словно клочья заката, росой осевшие на ветви, прячась под листья. Ветер шуршит в листьях, ветер раскачивает ветви, но они не срываются вниз, не разбрызгиваются, лишь покачиваются взад-вперёд. Пролившаяся кровь небес...

Алые капли на серебряной нити. Я, словно паук, вплетаю небесную кровь в замкнутый круг. Эти серебристые нити похожи на седые волосы. Гармония. Символы заката солнца и заката жизни. Не находишь это прекрасным? Мне кажется, это дивная гармония.

С. П.

Август 12

Я закончила ловец, добавила к гармонии алого и серебряного совсем немного перламутрового жемчуга. Переливчатого, как морская пена. Когда смотрю на него, мне кажется, будто я слышу шипение волн у пирса. И настоящие орлиные перья. Представляешь? Нам привезли орлиные перья. Восхитительно пёстрые и дерзкие, как буйство жизни. А ещё длинные белые с чёрными росчерками на конце.

Всё здесь. Всё в этом. Свет и тьма, жизнь и смерть, рассвет и закат, сила и слабость. Вольный ветер, что когда-то обдувал эти перья теперь пойман в тонкие сети.

С. П.

Август 14

Наши ловцы развесили на ветвях ясеня у пруда. Как бы я хотела, чтобы ты увидел это дивное зрелище. Как ветер тревожит листву, и все они до единого трепещут. Раскачиваются перья, словно силясь взлететь, унестись в далёкое небо. Солнце играет, и вспыхивают разноцветные бусины, а земля опутана паутиной теней.

Ты слышал когда-нибудь об Иггдрасиле? Древе, соединяющем землю и небо, пронизывающем миры. Это гигантское древо из скандинавской мифологии. Огромный ветвистый ясень.

Мне нравится думать, что наш ясень тоже особенный. И ловцы снов на нём неслучайны. В его ветвях находят приют души тех, чьи кости погребены глубоко в земле меж его корней. Души прячутся в его ветвях от солнечного света, чтобы не сгореть, как мотыльки, попавшие в жаркое пламя костра. Они ждут ночи. Ждут холодного лунного света. Ждут серебряной дороги, подрагивающей на воде от лёгких дуновений. И ветра. Они ждут ветра, что подхватит их — невесомых — станет сильными крыльями и унесёт к тем, о ком они ежедневно тоскуют.

Я скучаю. Каждый день, глядя на закат, и по утрам, когда рассвет разгоняет влажный предрассветный сумрак. Когда дождь заливает окно, когда солнце нагревает чёрную гальку. Всякий раз, когда я поджигаю край твоего письма и смотрю, как съёживается и чернеет бумага, осыпаясь обжигающими хлопьями на ладони. Я хотела бы перечитывать твои письма и гулять с тобой по тенистому парку знойным днём. Я хотела бы, чтобы ты говорил, а я слушала. Я давно уже не помню твоего голоса. Я скучаю по тебе...

С. П.

========== Глава 5. Кошмары наяву и во сне ==========

Её силуэт был едва различим в сгустившихся вечерних сумерках. Мир словно замер в мгновении, следовавшем за закатом, когда всё вокруг одинаково неясно серое, смазанное, нечёткое. Порыв ветра зашумел листвой раскидистой кроны растущего у пруда ясеня. Разогнал облака, и мягкий, но в то же время болезненно холодный, лунный свет залил всё вокруг, резко очерчивая ночные тени.

Повинуясь призрачным касаниям, бесшумно раскачивались на ветвях ловцы снов. Взад-вперёд. Трепетали птичьи перья под мерный шелест. Всю её опутала чёрная тонкая паутина, спеленала с головы до пят. Нити дрожали на худых плечах, тонких руках, стягивали хрупкий стан, расчерчивая сетью едва различимое лицо. Вились и переплетались, перечёркивая бледные губы, сливаясь с чёрной каймой ресниц, терялись в тенях над выпирающими ключицами и в складках лёгкого белого платья.

Водная гладь пошла рябью. Задрожало, искривляясь, лунное отражение. От воды тянуло пробирающей зябкой прохладой. Белёсые щупальца тумана тянулись к стволу дерева. Сквозь мутную пелену угадывались очертания лохматого кустарника. Алели на ветвях повисшие, словно капли крови заката, ягоды калины.

Её тонкие бледные губы шевелились, но он не мог разобрать слов. Ветер приносил лишь обрывки фраз, пока туман растворял в себе её очертания, стремительно теряющие чёткость.

— Карл... иди... за мной... Прошу... не надо... достаточно.

Он шагнул вперёд, и серый мир всколыхнулся. Как облака перед грозой, сгущалось туманное марево, поглощая всё вокруг: воду, берег, красные бусины ягод, всклокоченные кусты, раскидистый ясень, её и его.

Он бросился бежать, гравий захрустел под ногами. Ветер шумел листвой где-то невообразимо высоко у самых небес. Ветер раскачивал макушки деревьев, и звёзды покачивались, отражаясь в тёмной воде.

Когда он выбежал к самому берегу, туман уже был повсюду. Под ногами стелилась зелёная ряска, теснились мшистые кочки. Он шагал по ним, оскальзываясь и раскинув в стороны руки, балансируя, как канатоходец на тонкой нити над бездонной пропастью.

Мир стирался. Вскоре не осталось ничего, кроме чёрного неба с грязно-белыми клочьями облаков над головой и чёрной подёрнутой ряской воды под ногами.

Мир оглох. Казалось, не существует больше звуков, кроме всплесков, его тревожного сердцебиения и доносимых ветром откуда-то издалека отголосков её голоса. Влажный воздух вливался в лёгкие. Карл снова оступился, провалившись в воду по щиколотку. Он с трудом мог различить собственные пальцы в тумане. Он будто не шёл, а плыл вперёд, загребая руками промозглую взвесь пропитавшую воздух.

Холодная вода хлюпала в ботинках. Мягкое илистое дно расползалось под ногами. С каждым шагом он погружался глубже, и вскоре шёл уже по колено в воде. Тёмно-зелёная ряска липла к одежде. Пахло гнилью и сырой землёй. Холод пробирал до костей, стягивая судорогой немеющие ступни.

То по одну строну от него, то по другую выплывали из тумана покачивающиеся на поверхности воды трухлявые обломки древесных стволов, затянутые нитями тины, пучки осоки, хрупкие белые кувшинки, словно случайно обронённые в гниющую болотную жижу. Высоко в небе отблёскивали звёзды, вспыхивали и гасли в туманном море тусклые огоньки. Мириады глаз следили за каждым его шагом из сумрака ночи. Их обладатели вдыхали его тревожные мысли, растворённые в туманном мареве.

— Карл.

Её возглас рассёк тишину вокруг, как свист кнута, эхом разнёсся над топью и затих. Карл поспешил вперёд, увязая в воде по пояс, уже не чувствуя ногами дна, толком не чувствуя и самих ног. В своём белом лёгком платье она напоминала кувшинку на воде в окружении ряски. Чёрные волосы рассыпались по её худым плечам. Она отчаянно качала головой, беззвучно плакала и тянула к нему руки, неустанно повторяя: «Уходи».

Карл поймал её прохладное запястье и потянул на себя, но трясина не отпускала. Вязкая жижа сомкнулась, сдавливая обручем его грудную клетку. Он сильнее и сильнее сжимал её хрупкую ладонь, но как ни старался удержать, она ускользала из его пальцев. Бледные губы беззвучно шевелились, скапливались в уголках широко распахнутых тёмно-серых глаз слёзы, срывались с ресниц и прозрачным бисером скатывались по щекам исчезая в чёрной воде.

— Саманта, не отпускай мою руку, держись!

Собственный голос всё больше напоминал ему слабый простуженный неразборчивый хрип. Он моргнул, мир на миг погрузился во тьму, и в этот миг его рука опустела. Он широко распахнул глаза, прямо напротив рассыпались по болотной тине спутанные волосы, как нити распущенного ловца снов. И из эпицентра этой вязи поднималась вверх бледная кисть. Будто клок полупрозрачного тумана, принявший причудливую форму. Она покачивалась на воде, медленно погружаясь вглубь, пока бесследно не исчезла.