Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" - Страница 24

Помнится, с Витольдом они приноровились друг к другу не сразу. Пришлось и брошюры читать, и угол проникновения менять, чтобы узел не сразу опадал. С Шольтом не было никаких проблем: он начал трахать Ахима с места в карьер, не заботясь о позах, только придерживая, чтоб с кровати не упал и лбом об спинку не ударился. И узлом запер таким, что ни вздохнуть, не продохнуть, лишь валяться в блаженной истоме да постанывать.

Между первой и второй перерыва толком не получилось — только Ахим собрался как следует ощупать и осмотреть Шольта, как снова оказался на четвереньках, а потом на боку с узлом в заднице. Третий заход отсрочила смс от Мохито. Ахим этим воспользовался, чтобы принести в спальню бутылку воды и в итоге кончил на кухонном столе — а вот это было не очень удобно.

К пяти утра Шольт чуточку растратил накопившийся пыл, поскребся в холодильник и выпросил порцию еды без хлеба. Ели и снова трахались в молчании — волк и вис, пользуясь дурманом течки, отвоевали себе значительное место в сознании. Обнюхивались и прекрасно обходились без слов.

На третьи сутки гормональный шторм унялся. Ахим начал приходить в себя, обнаружил, что Шольт выдавливает зубную пасту с середины тюбика, и громко возмутился. Вместо оправданий и обещаний исправиться Шольт спросил:

— Мне уходить?

Ахим нашел выброшенный в корзину для белья бритвенный станок и мстительно ответил:

— Да.

Он чувствовал нить связи, не сомневался, что Шольт вернется. И собирался снова впустить его в дом, как следует промариновав за неопрятность. Коса нашла на камень практически сразу. Шольт не считал себя виноватым и, похоже, ждал извинений. Судя по всему, он не обсуждал случившееся с коллегами и приятелями — Ахим не слышал шепотков, не замечал косых взглядов. Только полковник Димитрос почему-то веселился, а один раз дал ему подзатыльник газетой — наверное, перепутал с кем-то из спецназовцев. За это время Шольта, находившегося на больничном, успели принять в музей МЧС на должность временного экскурсовода, а через три дня с треском выгнать — за вспыльчивость и конфликтность.

Димитрос пошептался с главой городских огнеборцев, поскучнел и вызвал Ахима на разговор.

— Не знаю, кто тебе насвистел, что об него можно вытирать ноги…

Ахим издал сдавленный звук и замахал руками, открещиваясь — от Димитроса повеяло мертвенным холодком неприязни.

— Этот кто-то тебе соврал. Я Шольту за отца, хоть и начальник в погонах, и слежу, чтобы он не вляпался в пустопорожние неприятности. У него проблем по службе хватает, то на отравленный нож напорется, то на бомбу ляжет. Ребенок каждый день внимания требует, ему «подожди» не скажешь. И тут ты со своими выкрутасами. Вторую неделю дразнишь, хвостом виляешь, ни да, ни нет. В чем дело? Не люб? В кровати не потянул? Доходом, положением в обществе не вышел? Сын-довесок мешает? Скажи мне, если его в лоб отшить стесняешься. Не юли, я пойму.

Невнятные объяснения о зубной пасте и бритвенном станке заставили Димитроса громко хлопнуть газетой по столу:

— Так и знал. Все-таки развлекаешься.

Ахим ждал продолжения, каких-то итоговых слов, но Димитрос просто ушел из кафетерия. Это было хуже обвинений в распутстве, словно Ахима застукали за издевательством над ребенком путем отъема конфеты.

Шольт на пару дней пропал — Славек донес, что Димитрос отправил его красить скамейки на стадионе. Мохито и Йонаш забегали в кафетерий на пять минут, взять кофе и еду на вынос, и Ахиму пришлось самому делать первый шаг. Он выманил у Йонаша дневник по природоведению и две контурные карты. Напек печенья-орешки со сгущенным молоком и вручил Мохито промасленный пакет — с благодарностью за то, что тот присмотрел за ребенком в дни течки. Медведь посмотрел на него с легким недоумением.

— Шольт не заходит, — выдавил из себя полуправду Ахим. — Я не знаю, начнем ли мы встречаться на регулярной основе. На днях хочу обговорить с ним прием подавителей. Надо что-то решить.

Мохито кивнул и удалился, нежно прижимая к себе пакет. Ахим не сомневался, что разговор будет передан Шольту дословно. Ответный ход был сделан на следующий день. Шольт зашел выпить кофе и сообщил Ахиму, что едет в овощехранилище за дешевой картошкой. Если надо, то можно поехать вместе. Минимальный размер покупки — двадцатикилограммовый мешок. Ахим подумал, что ненужную картошку можно будет отдать Славеку с Ёжи или отнести в кафетерий, и смело отправился навстречу приключениям. Картошку они все-таки купили, но по пути туда и обратно три раза трахались в машине. Ахим всегда думал, что это низкопробное развлечение для оборотней, которые не умеют наладить нормальную половую жизнь. А оказалось — отличное времяпрепровождение, очень приятно.

Все начало утрясаться само собой — постепенно, шаг за шагом. Шольт заходил по вечерам, иногда уходил, иногда оставался ночевать. Готовил завтрак, мучил отдельный тюбик зубной пасты, на который Ахим старался не смотреть, под настроение мыл посуду или пылесосил в спальне. Подавители они не принимали. Как-то раз коротко обсудили невозможность встреч в квартире у Шольта.

— Комната Мохито неприкосновенна. А ложиться в гостиной, зная, что мелкий может выйти в туалет… Сам понимаешь…

— Зачем такие сложности? — удивился Ахим. — Здесь места достаточно. Между прочим, есть отдельная свободная спальня. Если понадобится, Йонаш может тут переночевать.

— Нет, — быстро ответил Шольт. — Ничего не решено, мы можем в любой момент разругаться. Я не хочу, чтобы он потом спрашивал, почему мы таскаем вещи туда-сюда.

Это было правильно, но немного обидно. А еще Ахим не мог понять, не подпортило ли еле чувствующуюся нить связи застарелое проклятье Хлебодарного. Шольт по-прежнему не прикасался к хлебу, выплюнул салат, когда Ёжи по забывчивости подал ему порцию с сухарями. Ахим не ожидал, что Шольт воспылает к нему любовью и мгновенно начнет есть булочки из рук. Но хоть что-то должно было измениться? Или это не истинная связь, а не до конца развеявшийся морок течки?

Гадать можно было до бесконечности. Ахим перестал ломать голову с наступлением зимы, после второй течки. Как идет жизнь, пусть так и идет. Незачем подгонять.

Город и лес укрыло белое покрывало снега. Шольт обращался без видимых проблем, получил положительное заключение психолога, прошел медкомиссию и вернулся в строй. Ахим приноровился к режиму дежурств, а когда отряд отправили в командировку в соседнюю провинцию, совершил коварный поступок — заманил Йонаша к себе пожить. Димитрос с Павлом попытались этому противостоять, но Йонаш уперся и перетащил вещи и учебники в гостиную и свободную спальню. Дом наполнился жизнью. Запах волчонка изгнал призрак одиночества. Ахим напек пирожков с печенкой и картошкой и пообещал Йонашу на Рождество огромный торт. И орешки со сгущенкой. И пирожки с капустой. Гулять, так гулять!

Вернувшийся Шольт принял перемену как должное. Не устроил скандал, хотя Ахим этого побаивался, покрутил носом при виде печенья и съездил на овощебазу за картошкой. Запасы таяли, как снег под солнцем — а Ахим еще собирался кому-то отдавать. На город неотвратимо надвигался самый лучший зимний праздник. Люди и оборотни скупали в магазинах продукты для выпечки и салатов, на огороженных пятачках появились елочные базары. Засветились, замигали связки гирлянд, начались распродажи ненужных товаров. Ахим делил время между домом и кафетерием, обдумывал покупку подарков, передавал Мохито еду, молчаливо извиняясь, что лишил его стаи.

Перед праздником Йонаш затребовал обещанных пирожков. Только не с капустой, а с печенкой и жареным луком. Ахим ответил: «Легко!». И, как позже выяснилось, соврал. Утром его начало подташнивать от запаха опары. Потом отпустило, зато от жареного лука завтрак вдруг встал поперек ноздрей и горла — едва успел к унитазу добежать. Начинку Ахим все-таки сделал, и пирожки начал лепить, раздумывая, чем это он мог отравиться. На третьем десятке пирожков — теста получилось много — он заметил, что приступы внезапной тошноты случаются от чего угодно, включая свежий воздух, и перемежаются всплесками зверского аппетита. Дожарив пирожки, Ахим отмылся и сходил в аптеку, где приобрел стерильный контейнер для мочи и экспресс-тест на беременность. Вернулся домой, поколебался и убрал покупки в ящик комода. Пусть денек полежат, может быть, показалось.