Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" - Страница 17

— Можешь, когда захочешь.

Во взгляде волка прочиталось: «А то!». Ахим рассеянно почесал зверя за ухом, рассмотрел пластиковый корсет, укрывавший бока и живот, и всполошился:

— Он сломался? Там трещина! Куска не хватает! О!.. Ты его грызешь? Зачем? Ты голодный?

Шольт одарил его волной презрения.

— Снять хочешь? Врачи снимут, когда время придет.

Шольт фыркнул.

— Придурок, — покачал головой Ахим. — Ладно, лежи. Мне еще василек и подсолнух раскрасить надо. Если тебе потребуется выйти, сообщи как-нибудь. Порычи, что ли. Я Ёжи позову, мы тебя к винограду отнесем.

Карандаш скользил по бумаге. Шольт сопел, вертелся на диване, пристраивая больную лапу. За окном смеркалось, и Ахим старательно отгонял тревогу за Йонаша — зимой будет темнеть еще раньше, нельзя же ограничивать мальчишку в передвижении только световым днем. Карандаш заезжал за границы василька. Ну и ладно. Пусть учительница думает, что Йонаш сам постарался.

Бряк-бряк-бряк.

Шольт начал чесаться, задевая задней лапой пластиковый корсет.

«Заскучал», — понял Ахим. Спросил: — Телевизор включить?

Бряканье прекратилось, Шольт принялся вылизывать хвост — с громким чмоканьем, демонстрируя победу звериных инстинктов над разумом.

«Скотина».

Далекий топот возвестил о возвращении Йонаша. Волк насторожил уши, заулыбался, позабыв о гигиенических процедурах.

— Поставили отметку?

— Ага. Я сейчас лист назад прикреплю. Сразу. Чтобы не потерялся.

От Йонаша пахло осенней прохладой. Он сбросил кроссовки в прихожей, и, не снимая куртку, подбежал к отцу — обнял за шею, погладил по носу. Шольт чихнул и облизал сыну лицо, щекоча и добиваясь смеха.

— А это что?

В двойную страницу с раскрашенным чертополохом был вложен лист, испещренный машинописными буквами. «Заявление».

— Не возражаю против участия моего сына (дочери) в автобусной поездке на выставку детского творчества под руководством классного руководителя. Информация для родителей и опекунов…

— Это не надо, — отмахнулся Йонаш. — Я заявление взял, потому что меня с мельницей туда направили, а завтра откажусь.

— Почему? Подожди, какая еще мельница?

— Потому что папу кормить надо, — с укором объяснил Йонаш. — Куда я сейчас поеду? На Мохито надежды нет, он все время на вызовах.

Ахим просмотрел бумагу и приступил к допросу. Оказалось, что в последнюю неделю лета Алекс — муж Павла — устроил своим детям и Йонашу кружок творчества на дому. Они смастерили действующий фонтан, водяную мельницу, компас и пяток летающих моделей из бумаги. Мельница досталась Йонашу, который сдал ее на школьную выставку «Плоды лета». Дело рук Алекса заняло почетное первое место, и Йонаш был делегирован на Южную выставку школьных достижений, проводящуюся в соседней провинции.

— Думаю, что надо ехать, — изучив «Информацию для родителей», заявил Ахим. — Я сейчас Павлу позвоню, посоветуюсь. Это веская монета в копилку достижений. Даже если ты не займешь призовое место, то получишь грамоту за участие. Учитывая твои вечные переэкзаменовки…

— Я папу не брошу!

— Я за ним присмотрю, — стараясь не повышать голос в ответ на детский крик, проговорил Ахим. — Он все равно у нас в кафетерии по полдня отирается. Буду кормить, внутренний двор в полном его распоряжении. Могу оставить переночевать. Диван все равно уже воняет, хоть выкидывай.

Шольт слушал внимательно, хмуря брови. Ахим сообразил, что можно узнать мнение отца, не строя догадок, и спросил:

— Как думаешь, надо ехать?

Шольт указал мордой на заявление. Ахим пристроил лист на диван так, чтобы волк мог его прочитать, и взялся за сборку тетради с васильками и чертополохом. Когда он загнул скрепки, Шольт коротко тявкнул. Посмотрел в глаза, кивнул.

— Вот, папа тоже говорит: «да».

Конечно же, Йонашу хотелось поехать — это было видно по засиявшим глазам, неловкому возражению:

— Деньги сдавать надо. Я не знаю, как у нас с деньгами.

— Я заплачу, потом разберемся.

Шольт зарычал. Ахим повторил:

— Потом разберемся. Это в долг.

Волк нахмурился. В дверь постучали — за разговорами Ахим не услышал, как Мохито поднялся по лестнице. Обсуждение переехало на конструктивные рельсы.

— Знаю, классная руководительница мне звонила, — пробурчал Мохито. — Напомнила, что должны подписать оба опекуна.

— Позвоните Павлу. Или я позвоню. Давайте решим, что делать. Я считаю, такой шанс упускать нельзя. Когда еще следующая выставка будет, и сможем ли мы построить фонтан или мельницу — сложный вопрос.

— Я тоже «за», — буркнул Мохито. — Павлу звонил. Он одобряет. Я чуть позже схожу и сниму деньги. Какие еще у нас проблемы?

— Если дядя Ахим присмотрит за папой, то никаких, — сказал Йонаш.

— Это же на один день?

— На два. Мы уезжаем послезавтра рано утром и возвращаемся на следующий день вечером. Будет экскурсия в Ботанический сад и морская прогулка на теплоходе.

— Где день, там и два, — обреченно согласился Ахим. — Отдохнешь за всех нас, привезешь фотографии. Только веди себя хорошо, чтобы учительница потом нам не жаловалась.

— Как об стенку горох, — пропыхтел Мохито. — Так. Я на два часа отпросился. Давайте, перенесу кого куда надо, покормлю, и обратно на службу.

— Я сварил картошку, — вспомнил Ахим.

— Спасибо.

— Мохито, надо дяде Ахиму выписать пропуск. А то вдруг папе что-то понадобится, а он в общежитие пройти не сможет.

— Хорошая идея, — одобрил медведь.

Через пятнадцать минут Ахим стоял возле КПП с кастрюлей вареной картошки в руках, и отвечал на вопросы часового. «Не был, не привлекался, не состоял, не участвовал». Пропуск выписали на две недели — как опекуну Йонаша. После оформления они прошли на территорию части — процессию возглавлял Мохито с Шольтом на руках. Йонаш нес заявление и тетрадь с чертополохом впереди, и показывал раскрашенные цветы всем встречным и поперечным. Спецназовцы — в форме и в гражданском — охотно любовались рисунками и задавали дурацкие вопросы. Пока дошли до четырехэтажного здания, Ахим слегка вспотел от пристального внимания окружающих. Кастрюля вызывала неподдельный интерес, и каждый желал узнать, не пирожки ли это.

— Мы на третьем этаже, — сообщил Мохито. — Лифта нет. Вверх вот по этой лестнице.

Дом был давнишней постройки, когда еще не начали экономить на высоте потолков и ширине коридоров.

— Тут обычные квартиры, — объяснил Мохито. — Просто в каждой по несколько жильцов. У нас трехкомнатная. Четырехкомнатных здесь нет, двушки и трешки. Димитрос предлагал Шольту отдельную квартиру в новострое, но мы не захотели. Там мелкий будет весь день без присмотра.

— У нас есть шведская стенка! — вклинился мелкий. — И турник. А вы делаете зарядку, дядя Ахим?

— Стараюсь, но не получается.

Врать ребенку не хотелось, как и признаваться, что лучший вид спорта — это лишний час поспать.

Попав в квартиру, Ахим осмотрелся, стараясь не выказывать излишнего любопытства. Чисто. Гостиная — странная смесь спортзала, школьного места и игрового уголка: упомянутая Йонашем «шведская стенка», гантели, парта и стеллаж с учебниками, телевизор и игровая приставка.

— Наша с папой спальня там, — махнул рукой в сторону закрытой двери Йонаш. — Мохито — тут. А на кухню вот сюда, по коридору.

Наконец-то Ахиму удалось избавиться от кастрюли — он водрузил ее на стол, и заверил Мохито, что возвращать посуду срочно не нужно. Ни кастрюлю, ни контейнер. Когда-нибудь, в спокойные дни.

Шольта сгрузили на коврик в гостиной, но он немедленно приковылял на кухню, уселся возле плиты и вытаращился на Ахима блестящими карими глазами. Захотелось поежиться, но Ахим отогнал нахлынувшую неловкость, и сказал:

— Вы мне обещали помочь. В случае чего.

— Ну? — Мохито насупился, явно ожидая какого-то подвоха.

Ахим быстро и связно изложил претензии к неким дядям Георгу, Веславу и Казимиру и попросил Мохито провести с ними беседу. Убедить вышеозначенных господ, что кофе на крыше желательно пить без бинокля. А если с биноклем, то смотреть в другую сторону, а не на его балкон. Иначе дневник природоведения будет безнадежно испорчен и у Йонаша в школе возникнет очередная проблема.