Партизанские отряды занимали города - Жигалин Яков Павлович - Страница 10

Кулаки-богатеи Бакшеевы и Пешковы сами не выступали, а выпускали за себя подкулачников, вроде Перебоева. Они были, конечно, на стороне Семенова. Они недоумевали, почему станичные учителя их же казаки, Я. Жигалин, П. Г. Пешков и, в особенности, осторожный И. Е. Лесков — на стороне большевиков, а с ними и станичный фельдшер И. Е. Эпов.

Станичная интеллигенция действительно была на стороне большевиков. Я только что вернулся с Кавказского фронта. Прапорщик Пешков тоже недавно вернулся с фронта и был делегатом 3-го областного съезда Советов.

Мы с Пешковым считались руководителями зоргольских большевиков, состоящих из части фронтовиков и казачьей бедноты. Мы сидели в стороне, воздерживаясь пока от выступлений, старались определить настроения массы и учесть силы противника.

— К Семенову, говоришь? — кричал молодой фронтовик Тереха Ольховский. — За золотые погоны? За «ваше благородие»? Нет, спасибо. Довольно с нас! Будет! Я не хочу, чтобы офицеры били меня по морде, не хочу стоять часами под винтовкой! А с рабочим и крестьянином делить нечего, коров у меня мало, а земли вона сколько, на всех хватит.

— Верно! Правильно! — раздавались голоса в толпе.

— Как хватит? А если населят к нам новоселов? Нагонят из России, там, говорят, курицы негде выпустить. Вот тебе и хватит! — выкрикнул Перебоев.

— А что же, ты есть будешь землю-то? Или как собака на сене — сам не ешь и другим не даешь! Сколько мы пашем? Сколько ее еще остается? Почему не дать, у кого ее нет совсем?

Последние слова вызвали протест у многих казаков. Нужно было отвести спор от земли. Да и момент достаточно назрел, чтобы поставить вопрос прямо. Я встал и подошел к столу. Шум стал затихать. Всем хотелось послушать, что скажет большевик. Знали, что я должен сказать что-то важное, так как считали меня ученым.

— Товарищи станичники, — начал я. — Мне кажется, много здесь говорить не приходится. Надо решать. Надо выбирать — или с есаулом Семеновым назад к старым порядкам, о которых так заботится Илья Григорьевич, назад к офицерскому мордобою, к войне за чужие капиталы, за интересы буржуазии, или с большевиками, т. е. со всем русским народом, к новой, светлой, свободной, лучшей жизни, где не будет голода, нищеты, где все будут равны и не будут за чужие интересы убивать друг друга на войне. Мне кажется, выбор ясен. Советская власть— это власть трудящихся, и мы тоже трудящиеся, и не пойдем против своих братьев — трудящихся — рабочих и крестьян. Довольно с нас позора 1905 года, когда наши несознательные и обманутые казаки помогали генералу Ренненкампфу расстреливать читинских рабочих. Этому больше не бывать. Мы часть России, русского народа и отделяться от нее не будем. А есаулу Семенову надо дать отпор и сказать: пусть он убирается обратно в Маньчжурию и не мешает нам строить новую жизнь.

С минуту стояла тишина. Казалось, все ждали, что я должен еще что-то сказать. Тогда Перебоев, желая «поддеть» меня и использовать недавнее настроение по земельному вопросу, быстро вскочил и ехидно спросил:

— Позвольте, Яков Павлович, задать вам один вопрос. Как же насчет земли-то? Населят к нам крестьян или нет?

Я, возмущенный ехидством Перебоева, резко ответил:

— Не беспокойтесь, российским крестьянам хватит теперь земли, которую Советская власть отняла у помещиков и передала им, вашей же земли не тронут. Да и много ли вам нужно земли, ведь вы уже одной ногой стоите в могиле?

— Го, го, го! Верно! Три аршина хватит, — раздалось из задних рядов.

Сход затянулся дотемна. Казаки устали.

— Голосовать, — все чаще раздавались голоса.

Учитывая настроение фронтовиков и бедняцко-середняцкой части сторонники Семенова не рискнули поставить вопрос о присоединении к Семенову и, в расчете привлечь на свою сторону колеблющихся середняков, с их помощью провалить предложение большевиков, внесли предложение о «нейтралитете», т. е. ни за Семенова, ни за Советы. Но несмотря даже на эту уловку, предложение о поддержке Советов и борьбе против Семенова получило большинство голосов.

На другой день на вторичное собрание не пришел станичный атаман. Тогда большевики провели резолюцию о ликвидации станичного управления и об организации Советской власти. Семеновские отряды уже появились в соседней Быркинской станице и не сегодня-завтра могли быть в Зорголе. Учитывая это, создали военно-революционный штаб, наделив его всей полнотой власти.

Начальником штаба избрали меня. Почти единогласно собрание голосовало за организацию отряда, но когда началась запись добровольцев, то записалось около 30 человек. Некоторые казаки уклонялись от вступления в отряд по различным предлогами. Командиром отряда, по моему предложению, был избран учитель П. Г. Пешков.

Многие казаки, записавшиеся в отряд, являлись бедняками и не имели своих лошадей. Где их взять? Тогда добровольцы сами выдвинули вопрос о реквизиции лошадей и седел у богачей.

— В чем дело? — горячился бедняк Губин. — У одного Моти Бакшеева хватит коней на весь отряд.

— А у Николая Перфильевича? А у братьев Пешковых? — подхватили другие, — на целый полк хватит!

Предложение было принято. Тут же послали богатеям приказ ревштаба о выдаче для отряда хороших лошадей.

Кулаки рассвирепели. Не желая выполнять приказ, они прибегали к разным уловкам. Угоняли коней подальше в степь и говорили, что не могли их найти. Тогда красногвардейцы сами пригоняли со степи хороших лошадей.

Николай Парфильевич Бакшеев, матерый зоргольский кулак, вечером вернулся домой злой, но довольный, что далеко загнал своих лошадей в степь, теперь большевики не найдут их там. Но дома его ждала другая неприятность: жена передала ему повестку из ревштаба с предложением немедленно внести на организацию красногвардейского отряда контрибуцию в сумме 150 рублей. С ожесточением порвав повестку, он приказал жене достать все деньги из сундука.

— Зачем же тебе все? Ведь они просят только 150 рублей.

— Дура! Ни копейки не дам, а спрятать надо подальше, если с обыском придут. Никаких денег нет у нас, слышишь?

Спрятав деньги на чердаке, он слез оттуда озлобленный и пыльный, протирая свои больные трахомой глаза.

Бакшеева вместе с другими кулаками, не внесшими контрибуцию, вызвали в ревштаб и арестовали. Но контрибуция была небольшая, и все внесли деньги, за исключением упрямого Бакшеева. На другой день его отправили под конвоем в Нерчинско-заводской уездный Совет. Жена перепугалась за мужа и с плачем принесла в ревштаб 150 рублей. Бакшеева вернули с дороги и освободили. От всего этого обстановка крайне обострилась. Богатеи распускали разные небылицы о большевиках и о скором приходе атамана Семенова. Но выступить против нас открыто не решались, зато постановили учинить расправу с руководителями отряда. Как- то, проснувшись ночью, я услышал возле дома подозрительный шум. Лаяли собаки. Наскоро одевшись, с револьвером в руке, я осторожно вышел во двор. У забора увидел двух человек. Приготовился стрелять и спросил: «Кто тут?» — «Это мы!»— услышал я. Узнал бойцов из нашего отряда. Они рассказали, что случайно узнали, как богачи поили вином и подговаривали одного хулигана ночью из-за угла убить меня, и поэтому решили организовать тайную охрану моего дома, чтобы предупредить покушение.

Отряд испытывал острый недостаток оружия. Боевых трехлинейных винтовок имелось три, случайно вывезенных с фронта в разобранном виде, да пяток винтовок, конфискованных на таможенном посту. Патронов к ним тоже было мало. Остальные бойцы вооружались старыми берданами, взятыми из станичного цейхгауза.

На общем собрании было решено послать письма в соседние поселки с призывом включиться в борьбу против атамана Семенова. В поселки Буринский и Средне-Борзинский я поехал сам и провел там собрание. В Буринском сразу же записалось несколько человек во главе с бывшим вахмистром 6-й сотни 2-го Читинского полка Губиным, с которым мы вместе провели всю войну 1914–1917 годов на Кавказском фронте.

В начале мая мы узнали, что отряд семеновцев появился в соседней Донинской станице. Решили перехватить инициативу и не дать семеновцам провести мобилизацию в станицах Донинской и Быркинской. Наш небольшой отряд выступил из Зоргола под плач провожавших матерей и жен. Так было положено начало славному походу Зоргольского красногвардейского отряда.