Отпусти меня (СИ) - А Ярослава - Страница 19

Он сидит за столом, опустив взъерошенную светловолосую голову на сцепленные в замок руки, рядом на столе стоит бутылка водки и стакан.

Услышав мои шаги, тяжело поднимает голову и смотрит сначала с удивлением, а затем… с облегчением?

— Ты пришла, — чуть заплетающимся голосом говорит он и смотрит с какой-то жадностью.

— Пришла, — выдыхаю я, понимая, что весь боевой запал пропал.

Владимир Иванович указывает рукой напротив себя.

— Присаживайся. Водку будешь?

— Нет, — отрицательно качаю головой я и осторожно сажусь на мягкий стул, — Я за рулем.

Он пожимает плечами, наливает из бутылки полрюмки и махом опрокидывает в себя, даже не морщась.

Мой взгляд цепляет легкую небритость, мятую футболку. Непривычно видеть его такого домашнего, неопрятного, разбитого.

Интересно, по какому поводу он так набирается с обеда?

Хотела спросить, но не успела.

В дверях появилась девушка. Молоденькая, с длинными темными волосами. Если судить по ее потрепанному виду, то у начальника была довольно бурная ночь. Она мнется в проеме, словно чего-то ждет.

Мой взгляд опускается на ее ноги в шикарных босоножках на нереально высокой шпильке. Красивая…

Где-то внутри царапается кошка-ревность, но тут же сворачивается мурчащим клубком, просто любопытно вытягивая шею. Этот мужчина не наш.

— Ну, я пошла? — нетерпеливо и одновременно смущенно произносит девушка и Владимир Иванович встает из-за стола, а затем уводит ее, видимо, чтобы проводить.

Хлопает входная дверь, и я невольно наблюдаю за незнакомкой в окно. Идет она торопливо, на ходу запихивая что-то в сумочку.

Деньги — догадываюсь я, и от разлившейся горечи во рту мгновенно хочется принять предложение начальника — ополовинить бутылку водки.

Между тем хозяин дома возвращается и, деловито щелкнув электрическим чайником, спрашивает:

— Чай?

Я киваю, лихорадочно соображая, как начать разговор, но он облегчает мне задачу, в присущей ему повелительной манере говоря:

— Мне казалось у тебя сегодня встреча с налоговиками.

— У меня уже была сегодня встреча…со следователем из ОБЭП и, — я поднимаю на него глаза, — И у меня к тебе вопрос: чего ты всем этим добиваешься?

Он на мгновение застыл с пачкой чая в руках, и в глазах его мелькнуло удивление, но меня это не остановило, и я ядовито зашипела:

— Чтобы я сама к тебе прибежала, как побитая собака? Чтобы унижалась пред тобой? Чтобы сама ноги раздвинула за деньги, как все твои шлюхи?

Владимир Иванович продолжал на меня молчаливо и тяжело смотреть. Это окончательно сорвало последние тормоза. Видимо, даже мои нервы оказались не стальными.

— Так я раздвину, не вопрос! — делаю два шага по направлению к нему, хватаю за руку и кладу ее себе на талию, — Если такова цена спокойствия моей семьи, то я готова.

Пачка с чаем летит на пол, и мужские пальцы больно впиваются в мышцы спины, притягивая к нему еще плотнее. Лицо Владимира Ивановича оказывается очень близко, и меня обдает стойким перегаром.

Что же я творю?

Короткий всхлип — преддверие слез срывается с губ и тело наливается тяжестью, каменея в его объятиях, а мужчина смотрит на меня странно, словно впервые увидел или разглядел нечто недоступное ранее его пониманию.

Он резко с силой отталкивает меня и, не удержавшись на каблуках, я лечу на пол, больно ударившись бедром.

— Ты за этим, блядь, пришла?! — рычит он, даже не делая попытки помочь мне подняться, — За деньгами?

Я издаю истерический смешок.

— А разве не за этим вы с Верочкой меня подставили?

На его лице отражается откровенное непонимание ситуации. Такое невозможно подделать. Да и незачем.

Владимир Иванович, видимо, сделал из моих слов свои какие-то не слишком трезвые выводы. Вернувшись за стол к своей любимой бутылке, он хлебнул водки прямо из горла, со свистом выдохнул и, подняв на меня ненавидящий взгляд, приказал:

— Убирайся!

Я с трудом поднимаюсь на ноги. Тело будто налилось свинцом.

— Почему ты столько пьешь? — спрашиваю, подбирая с пола свою сумочку.

Он опускает голову на руки и хрипло отвечает:

— Потому что некому отобрать бутылку, — и снова подносит алкоголь ко рту.

Ко мне приходит понимание — он стал одинок. Раньше бутылку отбирала Ольга.

Чувство жалости теснит грудь, и я уже почти протягиваю руку, чтобы сделать то, о чем, возможно, пожалею потом, но злобный рык заставляет меня сначала вздрогнуть, а потом отпрянуть.

— Я сказал тебе — убирайся! И чтобы я больше тебя в своей жизни не видел! Ненавижу суку!

Спотыкаясь, вылетаю на крыльцо дома, останавливаюсь, чтобы перевести дух и понимаю, что плачу.

— Маш? Маш, с тобой все в порядке? — из-за угла дома выходит взволнованный Витя.

Я вытираю дрожащими руками щеки и делаю несколько глубоких вдохов.

— Да. Теперь уже все нормально.

Витя еще что-то хотел сказать, но я не стала слушать, и пошла к своей машине. Только там оказавшись, можно сказать, на своей территории, упокоилась и поняла, что теперь совершенно не знаю, что мне делать.

***

На работу я приехала уже ближе к вечеру. У меня оставалось не так много времени, чтобы забрать свои документы и лететь на четвертой скорости в садик за детьми.

Но быстро размахаться не получилось. Оказалось, что девочки в отделе кадров еще не подготовили приказ об увольнении.

Чувствуя, что начинаю закипать от их нерасторопности, усилием воли любезно улыбнулась и решила не тратить время даром, а нанести прощальный визит драгоценной Вере Ивановне.

Интересно, она на месте?

Женщина оказалась в кабинете и пребывала в великолепном расположении духа.

— О, Машенька! Заходи скорее! У нас столько дел. Я без тебя как без рук, — прощебетала она, а меня аж передернуло от этой откровенной фальши.

— Именно потому, что «нужна» вы трубку не берете, — в упор на нее уставилась я.

По лицу начальницы пробежала едва заметная тень досады, но она быстро взяла себя в руки и сделала круглые глаза.

— Правда? — берет в руки свой навороченный смартфон, — Ой, а я и не слышала. У меня в последнее время телефон глючит.

Нет, вы посмотрите-ка на нее! Актриса… Ну, ничего. Сейчас ты мне все стерва расскажешь.

— Вера Ивановна, а вы не заметили, что я сегодня на работе не была? — почти будничным тоном интересуюсь я.

Она, словно невинная овечка хлопает своими огромными глазищами. Святая простота.

— Я с сегодняшнего дня не работаю у вас больше.

— Ты что, Машенька? Тебе же еще неделю отрабатывать.

— Извините, Вера Ивановна, но сил моих больше нет терпеть.

Ее глаза лихорадочно мечутся между руками столом и мной.

— Мне казалось — вы с Владимиром Ивановичем все уладили. Он обещал тебе зарплату прибавить.

Я невесело усмехнулась и решила ее просветить:

— Вы не поверите, но я поехала к нему сегодня за…хм…прибавкой, а у него там модель длинноногая еще не остыла.

Вера Ивановна ошарашено посмотрела на меня, будто не до конца понимая сказанное, и прошептала:

— Как же так…

Медленно наклоняюсь над столом, нависая над начальницей, и сверля ее уничтожающим взглядом цежу сквозь зубы:

— Вот и мне очень интересно: как же так получилось, что вы опустились до такой низости.

— О чем ты говоришь, Машенька?! — продолжает включать дурочку женщина, — Я не понимаю…

— Все вы понимаете, Верочка Ивановна. Все…

Мой голос вибрирует от нарастающего напряжения и я усилием воли понижаю его до угрожающего шепота.

— Кроме вас больше некому было подобрать материалы по тому тендеру, которые сейчас на руках известного нам обеим господина Синигюна. Вы, Вера Ивановна, собрали информацию, предали ее в органы и подставили меня за дела, которые ворочали сами, когда я была лишь слепым исполнителем. Интересно, только я удостоилась такого подлого отношения или в ящиках вашего стола есть компромат на всех сотрудников?

Женщина молчала. И чем больше я говорила, тем сильнее менялось ее лицо. С удивленно-оскорбленного на ядовито-желчное, преисполненное какой-то дьявольской решимостью.