Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 57

— Не все, — призналась Юля. — Затем я отправилась в ее ванную. На полочке стояла бритва. Да, она могла принадлежать Олегу, но в раковине свежая щетина. Там кто-то брился не далее как утром, и уверяю тебя, это не Ирина.

Пока Никита переваривал услышанное, официант принес его порцию мяса с овощами, поставил перед Юлей греческий салат. Схватив вилку, она накидала себе в тарелку кусочков мяса с Никитиной порции.

— То есть, надо найти мужика? — произнес Никита. — И дело в шляпе?

— Именно. Хотя мужика пусть Миронов ищет, ему за это деньги платят. Не думаю, что у нас есть такие возможности, — невнятно ответила Юля, жуя. — Так что я б сэкономила время. Ну, поспрашиваем мы среди знакомых и выясним, что наша Рапунцель безвылазно сидела дома и в связях порочащих не была замечена.

— Почему ты ее вообще заподозрила? — поинтересовался Никита, с сомнением поглядел в свою тарелку, отобрал тарелку у Юли и вывалил в свою добрую половину ее салата.

— Сначала из-за цветущего вида, — пожала плечами Юля. — И потом, ты забыл, кем работала Панарина в прошлой жизни? До замужества она была актрисулькой провинциального театра, вышла замуж за богатея и рассталась с карьерой, тем более, что ей там все равно ничего не светило, кроме «кушать подано». Так что меня ее лицедейство не убедило. А потом она стала наводить мои подозрения на Жанку. Мол, Панарин так любил детей, Жанка его шантажировала дочкой. Панарина благородно решила пожертвовать внебрачной дочери Олега законную долю… Ой, не верю! Жанка грохнула тачку год назад, а ее дочери — три. Чего вдруг Жанка сорвалась с цепи? Она и так получала от него все, что хотела.

Никита нахмурился.

— Погоди. Год назад Жанка разбила машину. Так? В августе? — Юля кивнула. — А еще летом Панарин попал в больницу с переломом ребер. Это, случайно не в одно и то же время произошло?

Юля выронила вилку.

— Господи, — выдохнула она. — Ты прав. Надо, конечно, проверить, но думаю, что это все одна история. И ребра… Он их о руль сломал. Он вел ее машину!

— И чего ж она его — машиной шантажировала? — скривился Никита. — Подумаешь. Разбил одну, другую купил, делов-то…

Прежде чем он воткнул вилку в мясо, они с Юлей одновременно вскинули головы и одновременно произнесли:

— Он кого-то сбил!

Юля поднесла руку к губам и уставилась на Никиту стеклянными глазами. Он долил коньяку, и она выпила, вытаращила глаза, замахала рукой и, торопливо закусила лимоном, морщась, как кошка.

— Это меняет дело, — серьезно сказал Никита. — Надо трясти Колчину, хотя это проблематично, раз ее закрыли в камеру. Мы действительно имеем дело с шантажом.

— Ничего не меняет, — возразила Юля. — Жанка — не дура, убивать курицу, несущую золотые яйца. После смерти Панарина она ничего не получит, кроме алиментов, да и то нужно доказать, что дочь от него. А это проблематично — Олега-то кремировали.

— Разве что она слишком круто завинтила гайки, — не согласился Никита. — И Панарин решил соскочить с крючка. И тогда Жанка его укокошила. Ты же помнишь эти истории с ножами.

— И для этого она потащилась на электричке бог знает куда?

— Юль, мы же не знаем ничего точно, но я бы пока Жанну не сбрасывал со счетов. Они могли поехать вместе за этой проклятой шкатулкой, по дороге поругались, она пырнула его ножом. Он забежал в электричку и там умер. А она спокойно вернулась домой, выкинула нож, и концы в воду.

Юля нервно рассмеялась.

— Прости, но я как-то смутно представляю эту картину. Просто Кармен какая-то, носится по перрону. Ножом машет… По-моему, это бред.

— По-моему, у тебя нет воображения, — обиделся Никита. — А я как сейчас вижу: бежит она в желтом костюме, как Ума Турман, в руке у нее легендарный меч Хаттори Ханзо, а вокруг наемники в масках. Вжик, вжик, кровища хлещет в небеса, скальп взмывает вверх, а вокруг пляшут гитаристки в блестящих серебристых платьях…

— Наливай, — скомандовала Юля. — И давай вернемся к Панариной. Может Жанна и причастна, но это не объясняет, кто спит с Ириной. Если заключать пари, я бы поставила на вдову. И мне до смерти интересен ее невидимый поклонник. Знаешь, я сейчас подумала: а вдруг он был в доме, когда я с ней распивала чаи?

— Чаи? — переспросил Никита и застыл. Но его лице появилось хорошо знакомое Юле выражение, появляющееся в момент озарения. Он просидел истуканом минуту, а потом его губы стали расплываться в улыбке.

— Что? — не выдержала Юля, раздраженная его молчанием.

— Знаешь, ты в самом начале сказала одну очень важную вещь, — протянул Никита. — А потом еще несколько. Это как пазл. Только все кусочки надо сложить.

— Ну, так сложи уже и не беси меня, — рассердилась Юля.

Никита отодвинул тарелку, наклонился вперед и вкрадчиво суммировал:

— Ты спросила, где я пил растворимый кофе в последний раз. Я ответил — на работе. На работе у меня есть позорные кружки, которые жалко выкинуть. Дома тоже есть, но я ими уже не пользуюсь. В мусоре ты нашла коробку от презервативов и свежесбритую щетину, но при этом Миронов не нашел никаких порочащих сведений о вдове. Она ни с кем не встречалась ни до, ни после. На момент смерти мужа у нее есть алиби, подтвержденное свидетелями, но если вывернуть его наизнанку, это алиби для ее мужчины. Ты следишь за моей мыслью? Кто пьет растворимый кофе на работе? Кто остается невидимым, находясь на виду? И, наконец, зачем вдове Панарина до сих пор нужна защита?

Юля прищурилась и недобро улыбнулась.

— Да, ты прав, — ответила она. — Это ее охранник.

Тело Володьки, завернутое в драную простыню, отволокли к озеру и, боязливо слушая, как трещит под ногами лед, утопили в проруби. Лика долго сопротивлялась, говорила, что это не по-людски, что надо его в город отвезти или хотя бы похоронить по-человечески, но Антон, сплюнув сквозь зубы, показал ей в угол, где стояла старая штыковая лопата.

— Ну, так в чем проблема? — ощерился он. — Иди, копай.

И Лика стухла, понимая, что они в чем-то правы. Вырыть могилу в мерзлой земле без нормального инструмента будет не под силу, потому лишь невидящим взглядом проводила спеленутую мумию, ухнувшую на дно вместе с найденным в кладовой куском гранита — видать, хозяева квасили капусту, а камнем крышку кастрюли придавливали. Темная вода пузырилась, плескалась через край проруби, и Лике казалось, что Вовка сейчас вынырнет, разевая рот, откашливаясь, потрясет лысой башкой и будет скулить и просить, чтобы его вынули и довели до дома.

В доме они молча напились оставшейся водкой. Лике стало плохо, и она выбежала на улицу. Темный лес нашептывал страшное и тянул к ней щупальца еловых лап. Пятясь, Лика нащупала дверь и заскочила внутрь.

Антон и Сергей все сидели и ожесточенно спорили, доказывая друг другу, кто виноват. Не став слушать, Лика ушла в спальню, и не раздеваясь, рухнула на кровать. Старый дом ухал и потрескивал. В темноте Лика прислушивалась к голосам с кухни и шепоткам привидений по углам. Все казалось, что сейчас из-под кровати вылезут белые Вовкины пальцы и утащат вниз, в Подледье. Ей было страшно и одиноко, но позвать Сергея она не отваживалась, прислушиваясь к злому перезвону посуды и хриплым мужским голосам. Так она и лежала, трясясь от страха, ловя отголоски призрачного влажного чавканья, пока не пришел Сергей, качающийся, пьяный и злой. Без лишних разговоров он стащил с нее штаны, освободился от своих и резво навалился сверху, делая все резко и грубо. Лике было больно, но она мужественно терпела, не издавая ни звука. Нависающее лицо Сергея было отвратительным. Отдаленный свет из кухни, отражающийся в его глазах, вытаскивал из них нечто дикое. Лицо менялось, расплываясь, сжимаясь до точки, чтобы потом броситься вперед хэллоуиновской тыквой. Ритмично дергаясь на распластанной Лике, Сергей вцепился руками в ее горло. Лика захрипела и стала сопротивляться, но он был слишком сильным. Его рот кривился в мерзкой ухмылке. Лика стала бить его по голове и рукам, и только тогда пьяное чудовище ослабило хватку, не перестав ухмыляться.