Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 56

Все ее попытки быть независимой, выкинуть из головы этого легкомысленного болтуна с вечно торчащими волосами, пронизывающими голубыми глазами, нервными пальцами, бархатным голосом, полетели к чертям. Она его любила, несмотря на старательно выстроенную стенку из гордыни и женской глупости, и готова была лететь за ним куда угодно, по-бабьи прощая ни в чем не повинному мужчине всю свою глупость и все свое предательство.

Никита валялся на больничной кровати и чувствовал себя прескверно.

Чем потчевал его Чебыкин, врачи так и не сказали, оставив объяснения полиции. Подвергнув Никиту унизительной процедуре промывания желудка, доктора отправили его в палату на шесть коек, где кроме Никиты обитали только двое: бодрый дедок с язвой и маявшийся после аппендицита мужчина лет сорока. Поскольку действие подсыпанного препарата еще сказывалось, Никита рухнул на вонючие простыни и мгновенно уснул.

Вечером его разбудили, попросили пройти в процедурную, где хмурый Миронов задал ему несколько вопросов, ничуть не поверив про то, что Никита случайно увидел в музее шкатулку и нашел повод подобраться к главарю михайловской братвы.

— Олжас погиб, — безжизненно сообщил Кирилл. — Так что притормозите свою розыскную деятельность, я вас прошу.

— Почему ты обо мне говоришь во множественном числе? — спросил Никита. — Если ты про Юльку, то она вообще никуда не лезет.

— Угу. Свежо предание… Никит, оставь это дело тем, кому по должности следует им заниматься. Диктофончик, мы, кстати, изъяли, как только запись перекинем, вернем. Может, удастся прижать Чебыкина. Хотя ты же не будешь на Лешу Сизого заяву катать, верно?

— Не буду, — мрачно ответил Никита, думая, как бездарно провалил задание.

Оставив Никиту в отвратительном настроении, Миронов ушел. Утром, после обхода, дежурный врач сообщил, что, возможно, если полиция не будет против, Шмелева выпишут, чему тот несказанно обрадовался, выпросил у соседа зарядное устройство к сотовому и, увидев кучу пропущенных звонков, не задумываясь, набрал Быстрову.

— Господи, ты живой? — испугалась она, узнав, что произошло. — Говори, где эта больница, я сейчас приеду.

Добиралась Юля долго. Никита успел соскучиться, прочитать по диагонали оставленную кем-то книжку Майна Рида «Всадник без головы», позавтракать теплой, жидкой манной кашей и компотом из сухофруктов, еще немного поспать, и даже дождаться выписки. Юля явилась около четырех, когда Никита, получив добро от врача, собирал вещи.

— Ты совершенно зеленый, — с порога заявила она. — Точно все в порядке? Говори, что тут с тобой делали. А то я у врача спрошу…

— Не надо ничего спрашивать, — испугался Никита, подумав, что ей расскажут про клизму. Юля обвела взглядом присутствующих, заметно приосанившихся под взором черноокой красавицы. — Все, что мне сейчас нужно, это свалить отсюда. И еще пожрать.

— А тебе не вредно?

— Юль, меня снотворным напоили, а не мышьяком. Ничего со мной не будет. Поехали! — рассердился Никита, схватил рюкзак, шагнул к дверям и замер.

В дверях стояла Саша. Никита глухо простонал. А Саша перевела радостный взор с него на Юлю, и улыбка сразу стухла. Две женщины молча стояли друг напротив друга, сжигая друг друга взглядами, а затем Саша, не выдержав, кинулась прочь.

— Вы как Исидора Коварубио и Луиза Поиндекстер, — буркнул Никита.

— Ты что, не побежишь ее догонять? — удивилась Юля.

— Не побегу, — вздохнул он. — Набегался. Поедем отсюда скорее. Мне кажется. Я весь провонял этим смрадом. И есть хочу. Жизнь — есть жизнь, в ней нет места хэппи-эндам. Настроение такое — впору в петлю, еще Сашкиных обид мне не хватало…

В ресторан Юля повезла Никиту уже после того, как доставила его домой. Сбросив пропахшие больницей вещи, он затолкал их в стиральную машинку и долго мылся, пока она без особого интереса давила на кнопки телевизионного пульта. В новостях традиционно радовались укреплению рубля, аж на целых ноль и две десятых процента, и эта напускная радость бесила еще больше откровенного нагнетания обстановки. Юля покричала Никите через дверь, что можно пообедать и дома, она может по-быстрому что-то приготовить.

— Я хочу побыть на виду, — ответил он, выходя, мокрый, голый, в одном полотенце на бедрах, ничуть не смущаясь ее. Да и в самом деле, чего она там не видела?..

В ресторане оба торопливо сделали заказ, и, не дождавшись горячего, принялись вываливать друг другу новости. Происходящее уже мало смахивало на безобидную авантюру. Смерть Олжаса, верного Санчо Кирилла Миронова Юлю задела мало, она не знала Устемирова, а вот Никита был потрясен.

Они еще долго переваривали рассказанное Никитой, молча разглядывая скатерть ресторанчика. Выдохнув, Никита позвал официанта и заказал еще одну бутылку коньяка, лимон и вишневый сок, с которым Юля мешала свое пойло, салат и порцию горячего. Пока готовился обед, Юля рассказала о визите к Панариной.

— Что тебя смутило? — спросил Никита.

Первая бутылка коньяка, которую они выпили, ушла, словно в сухую землю, сказывался адреналин и испуг. Юля нисколько не сомневалась, что все, что она успела сообщить, отложилось у Шмелева на подкорке, и даже после второй бутылки он ничего не забудет. К тому же у Никиты под действием алкоголя словно третий глаз порой открывался.

— Она врет, — коротко ответила Юля.

Никита ничего не сказал, разлил коньяк, долил в Юлин бокал вишневый сок и вскинул брови, ожидая продолжения.

— Нет, внешне все было вполне благопристойно. Да, Панарина мужа не любила, и не собиралась это скрывать, но такие перемены после похорон свидетельствуют, скорее, об освобождении от гнета. Модная прическа, платье красивое, не какая-то там хламида мученицы… И это женщина, которая, по ее словам, больше совершенно не интересуется мужиками? Только что она была неприступна, как танкист, и вдруг — на тебе! Новый ухажер. Или не такой уж новый?

— Меня терзают смутные сомнения, — медленно сказал Никита. — По-моему, ты вдову подозреваешь в смерти мужа?

— Почему бы и нет? — усмехнулась Юля. — И за мотивом далеко ходить не надо — деньги.

— У нее алиби, — напомнил Никита.

— Я и не утверждаю, что она сама его резала. А ты проверил алиби ее хахаля?

— Миронов ничего не знает про ее хахаля, а я тем более. Кирилл ведь вдову проверял, я точно знаю. Мы с ним накидались на прошлой неделе, и он проболтался, что Панарина никому не звонила, никуда не ходила после смерти мужа, а все ее передвижения до убийства никаких подозрений не вызвали. Ты уверена, что у нее был мужик?

— Давай я тебе расскажу, что увидела, а ты сам решишь — был или нет? — предложила Юля. Никита согласно кивнул. — Ответь, когда ты в последний раз пил растворимый кофе?

— Позавчера, на работе, — не задумываясь, ответил Никита. — Из пакетика три в одном. Мерзость, но я спать хотел, как суслик.

— А вне работы?

— Э-э-э… Не помню. Я не люблю растворимый. Это, кстати, ты меня на натуральный подсадила. У меня от растворимого изжога теперь. И что?

— У Панариной на плите стояла грязная турка. В ней явно варили кофе. Рядом — банка от растворимого и дешевая кружка, даже у тебя давно таких нет.

— Что значит — даже? — обиделся Никита. — Если мы не аристократы, так это по воле случая. А в душе я как минимум маркиз. Только не говори, что ты на одной только кружке сделала выводы.

— Что ты! Я заглянула в мусорное ведро, — фыркнула Юля. Никита выпучил глаза.

— Что ты сделала?

— В мусорное ведро заглянула. Панарина вышла ко мне с таким светящимся лицом, что я сразу подумала: кое-кто только что вылез из-под мужика. Она просто сияла. И как только Ирина ушла за документами, я сунула нос в мусор. Знаешь, что лежало прямо сверху? Коробка из-под презервативов. Только не говори мне, что коробка старая. Что же она, после смерти муженька мусор ни разу не выкинула?

— Мать, ну, ты сильна, — восхитился Никита. — Я бы в мусор не полез… Но это ведь еще не все?