Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 30

Никита намекал на званый ужин, потому Юля оставила машину дома. В такси Танька щебетала и вертелась, не давая собраться с мыслями: предвкушала, как начнет обольщать молодого, неженатого, уже в голове видя себя победительницей, королевой, готовой разделять и властвовать.

Юля планы сестры видела насквозь и посмеивалась про себя, зло, раздраженно. Танька мешала собраться с мыслями.

По знакомой лестнице на второй этаж они поднялись быстро. Никита открыл дверь сразу, словно караулил у глазка. Увидев, что Юля явилась вместе с Татьяной, чуть заметно скривился, но после торопливо взял себя в руки и радушно ощерился, принял шубки, сунул обеим разношенные тапки и пригласил в гостиную, откуда одуряющее пахло жареной курицей. Из динамиков доносилось приглушенное мурлыканье Милен Фармер, вечно депрессивной, вечно печальной.

Стол ломился от еды. Юля даже удивленно подняла брови.

— Ого, откуда дровишки?

— А что такого? — надулся Никита. — Не имею права закатить пирушку? Я вообще больше народу ждал, но чего-то все соскочили. Так что будем вдвоем… втроем…

— Я просто раньше я не замечала в тебе тяги к излишествам на наших посиделках, — миролюбиво заметила Юля. — Кажется, верхом твоего гостеприимства были порезанные колбаска и сырок, да и то, если я сама их привозила. А тут — и салаты, и суши, и курочка-гриль. Из ресторана, конечно?

— Конечно. Я же не готовлю почти, когда мне? Да и повода не было.

— А сейчас, значит, есть?

— Ну, есть. Да садитесь, сейчас я вилки принесу… Пить будем? Хлебнем яду с содовой?

Танька на предложение хлебать яд с содовой расхохоталась, как идиотка: громко, заглушив французскую примадонну, полагая, что смех придает ей шарма. Она вообще была смешлива и долго считала, что трубное лошадиное ржание ее невероятно украшало, мол, мужики любят задорных и веселых. Никита и Юля поглядели на нее и одновременно скривились.

— Я сегодня не за рулем, — ответила Юля и плечами повела, — так что могу себе позволить. Что за повод, Никитос?

Он сделал широкий жест, приглашая дам садиться, и дамы уселись, не дожидаясь, пока джентльмен отодвинет им стулья. Впрочем, стул и был всего один, на него Никита сам и забрался с ногами, устроив гостей на диване. Да и глупо было ждать от него какой-то галантности. Юля знала: красиво ухаживать Шмелев не умел. Не для него были эти церемонные приседания. В ветреной голове кипели иные мысли, вытесняя элементарный этикет. Потому подтолкнув Таньку, Юля уселась, подвинула тарелку, аккуратно положила на нее кусок курицы и ложку салата и, дождавшись, пока Никита разольет по рюмкам текилу, повторила вопрос.

— Мне в первый раз в жизни дали взятку, — важно сказал он. — И я взял.

Никита торопливо слизал соль с тыльной стороны ладони, жахнул текилу, и, сморщившись, закусил ломтиком лайма. Юля, а тем и присоединившаяся к сестре Таня выпили, охнули и, жарко задышав, стали закусывать.

— Боже, за что взятку-то? — пролепетала Юля, а Танька, явно решив выпендриться, надменно произнесла:

— Надо же, а я всегда считала, что журналисты — честные и неподкупные. Вот когда я работала журналисткой…

— А ты работала журналисткой? — удивился Никита. Юля почувствовала, как в сердце шевельнулась злость, подстегиваемая раздражением.

Естественно, ни к какой профессиональной журналистике Татьяна не имела отношения. В свое время, лет семь-восемь назад она тоже устроилась в редакцию, месяца два писала какие-то беспомощные заметки, но вскоре уволилась, а может, была уволена. Эту темную историю она озвучивала неохотно и каждый раз путалась в показаниях.

— Тань, Никита не имеет в виду заметки об открытии булочных и сборе членских взносов народной партии, — холодно уточнила Юля. — Он говорит несколько про иное… Так, за что тебе дали взятку?

— Представляешь, ни за что, — безрадостно рассмеялся Никита. — У меня, ну, ты знаешь — выскакивают иногда заказы на черный пиар, и тут один выскочил. Нужно было элегантно утопить в дерьме поставщика комбайнов. Зерновики заказали, а они люди не жадные. Материальчик был — конфетка, при этом заказчики настаивали: он непременно должен выйти в столице. Не буду вдаваться в подробности, но суть такова: производимые в Белоруссии комбайны начали ломаться на наших полях, и сервисному ремонту не подлежали. Я начал копать, и в процессе выяснилось, что заказчики не открыли мне всей правды. В общем, они ради удешевления сами отказались от сервисного обслуживания, что поставщики даже запротоколировали, а когда техника полетела, захотели это обслуживание получить. Естественно, я бы встрял, и газета тоже. В общем, я предупредил: статья пойдет с комментарием противной стороны. Заказчики встали на дыбы. А я материал уже в номер заявил. И тогда они посулили мне в три раза больше, только, чтобы статья не вышла.

— И ты согласился? — удивилась Юля.

Вообще подобные вещи были не в духе Шмелева. Он всегда долго и, увы, часто безрезультатно, бился с всеобщей несправедливостью, а потом таскался по судам, отстаивая свое честное имя. Пару раз даже проигрывал процессы, подавал апелляции, вновь бился в судах, восстанавливая честное имя. Так что новость, что он за деньги решил о чем-то умолчать, показалась Юлии нелепой.

— Естественно. Сидели бы мы тогда за таким дастарханом. В общем, встретились накоротке, они мне — бабки, а я в реверансах рассыпался, мол, если вдруг вам потребуется еще что-то не написать, обращайтесь, я с удовольствием ничего не буду делать, — ответил он, но судя по его физиономии, радости деньги не принесли. Он вздохнул и сокрушенно добавил:- Кажется, с моего герба надо соскабливать девиз мангуста.

— Мангуста? — не поняла Таня, а Юля быстро пояснила:

— «Пойди, разузнай и разнюхай». Ты что, «Рикки-тикки тави не читала»?

— А-а-а… Не читала. Ну и что? — Танька была настроена воинственно. Ее, видимо, раздражало, что потенциальный кавалер плевать хотел на то, как замечательно она выглядит, как шикарно пахнет и какими волнующими взглядами она его одаривала. Вместо того, чтобы сыпать мелкий бисер цветистых комплиментов, этот журналистишка хвастается своей взяткой. — Я бы на принцип пошла и написала.

— С чего это ты стала такой моралисткой? — усмехнулась Юля.

— Татьяна, к сожалению, у нас честный журналист — голодный журналист, — раздраженно пояснил Никита. — А я как раз честный, и потому такой стол часто не могу себе позволить. К тому же принципы здесь неуместны: меня хотели обмануть.

Таня упрямо помотала головой.

— Все равно… К тому же это такая скука, писать про зерновиков, комбайны и сенокос. Вот про шоу-бизнес, по-моему, очень интересно.

— Что там интересного? — удивился Никита. — Звездные сплетни давно превратились в перепечатку из личного инстаграмма знаменитостей, либо проплаченный пиар. Ты когда-нибудь обращала внимания, как мало пишут про великих артистов, и как много про околозвездную шелупонь, вроде выкидышей всяких там фабрик звезд? Причем пишут всякую муть: развелись, сошлись, купили собачку и сумочку…

Таня открыла рот, чтобы возразить. По ее мнению, покупка сумочки и собаки известной личностью была куда интереснее проплаченной статьи о сломанных комбайнах, но в этот момент Юля, которой надоело терпеть глупости, резко спросила:

— Таня, а ты не хотела бы пойти — посидеть в «Одноклассниках»? Там, кажется, не все «лайки» расставлены.

— Чего я, дура, за компьютером сидеть, когда тут такая замечательная компания? — возмутилась Таня, бросила на Никиту кокетливый взгляд и улыбнулась. Не получив ответа на улыбку, она стушевалась. Никита пробормотал что-то насчет кофе, убежал на кухню.

— Достала ты меня, — в сердцах произнесла Юля. — Я же тебе сказала: нам поговорить надо, а ты лезешь с глупостями. Чего тебе дома не сиделось?

— А чего я такого сделала?

— Ничего. Сиди тут и не суйся. В спальне компьютер, займись своими делами. Навязалась на мою голову…

Ей хотелось присовокупить что-то еще, хлесткое и обидное, потому как терпеть Таньку, чьи достоинства заканчивались незлобивостью, было уже невыносимо. А обсудить нужно было много, не сбиваясь на ерунду. Сестрица же этого делать не позволяла, требуя внимания, как голодная кошка. Юля торопливо поднялась и, оставив Таню обиженно надувать губы, вышла на кухню, плотно прикрыв дверь. Никита копался в холодильнике и, судя по всему, никакой кофе варить не собирался. На Юлю он поглядел с недовольной физиономией.