Выбери любимый жанр

Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

Как много птиц, чьи голоса —

Отдохновенье слуха,

Но есть и тот, кому сей дар

Пришелся не по духу.

То было сотни лет назад,

Земля людей не знала,

Но был Господь, и Божья рать

С лукавым враждовала.

Однажды утром, в ранний час

Сидел на ветке Аист,

Он пел, и пение его

По лесу разлеталось.

«Уж больно сладко ты поешь! —

Той птице Дьявол молвил. —

Так петь нельзя, ведь голос твой

Силой Творца исполнен».

Ему ответил Аист: «Сгинь!

Не нравится — не слушай.

Я буду петь, а ты, подлец,

Набей-ка глиной уши!»

Диавол сильно осерчал

И, Аиста схватив,

Прекрасный голос храбреца

Он на корню сгубил.

«Так лучше! — Дьявол хохотал. —

Сиди и щелкай клювом!

Так будет с каждым наглецом,

Что мне дерзить удумал!»

Недолго Аист горевал,

Не пала птица духом.

Он смастерил себе свирель

И музыку придумал!

— Удивительно, — произнес я, понимая, что сейчас мне придется объяснять, что именно меня удивило. — Весьма… Как и ожидалось, профессор Чайка вопрошающе посмотрел на меня и задал предсказанный мной вопрос. — Очень… Религиозно. — Друг мой, а как иначе? — профессор Чайка, равно как и я, мыслил на опережение. — Вы же понимаете, что речь идет об эпохе, названной tempus tenebrae, иначе говоря… — Время тьмы, — закончил я за Генриха. — Я слышал об этом. — И что же вы слышали? — Только то, что мне рассказывала бабушка. — Вы же не считаете, что ваша бабушка, — он покрутил пальцем у виска, — немного того. Не считаете же? — У меня не было причин сомневаться в душевном состоянии своей бабушки, однако мне кажется, что в её словах было много… — я на мгновение задумался, увидев вдалеке повозку, одиноко стоящую на дороге. Позади повозки мелькали фигуры людей, и я невольно задал себе вопрос, а не разбойники ли это? Служба гонца приучила меня остерегаться подобных ситуаций, ведь я, как и все люди моей профессии, знал об участившихся случаях нападения на перевозчиков ценной информации. Нащупав на поясе рукоять клинка, который я приобрел сразу после нападения разбойников под Братском, прикинул, смогу ли дать отпор противнику, и сразу же ответил на него словами своего приятеля: — Быстрые ноги подчас полезнее острого меча. — Ваша бабушка не преувеличивала, а пересказывала вам то, что слышала от своей матушки. — Чайка тоже увидел стоящую на дороге повозку, но не придал тому никакого значения. — Вы знакомы с таким фундаментальным трудом, как «Природа тьмы»? — Слышал, но не читал, — коротко ответил я, и все мое внимание обратилось на повозку. Голос Генриха скорее раздражал, нежели отвлекал, но я из вежливости не стал его обрывать. — Вы многое потеряли. Этот труд повествует о тех временах, когда Гриммштайн терзали междоусобицы, а людей — чудовища, как бы дремуче это ни звучало сейчас. — Люди и есть чудовища, — я не сводил глаз с людей у повозки. Двое мужчин и еще кто-то внутри. — Не все, но монстров среди них хватает. — Вы правы, но в «Природе тьмы» говорится именно о чудовищах. Это не метафора, если вы понимаете. Я не знал, что значит метафора, но и разбираться особого желания не было. — Там описываются разные твари… От тех, кого принято называть русалками, до племени мышеобразных людей. Я прыснул. — Ну, или человекообразных мышей. — О человекообразных людях там говорится? — Волкер, друг мой, это наука, а не шутки у костра. Не оскорбляйте меня, ради Бога. — Простите, профессор. — Так вот, в университете много мудрых людей, и «Время тьмы» долгое время считалось шуткой… Глупым и незатейливым бредом, который был написан во время существования одной небезызвестной религиозной секты. — Ведьмы Рогатого Пса? — Именно. Отношение к содержимому упомянутой прежде книги сильно изменилось, сильно. Мы приблизились к повозке на полсотни шагов, и теперь мне стало очевидным, что нет никакой опасности. — Господа, — поприветствовал я мужчин, — что приключилось с вами и отчего вы такие поникшие? — Кобыла подвернула ногу, и мы не можем продолжить путь, милостивый государь, — ответил старший из них. — Вам нужна какая-то помощь? — Нет, милостивый государь. Мой старший сын уже ушел к свату и скоро должен вернуться с ослом. — В таком случае — счастливо, — закончил я разговор. — Друг мой, продолжайте. Чайку разговор занимал куда сильнее проблем голытьбы, а голытьбу Чайка не занимал вовсе. Мы успели удалиться от странников на приличное расстояние, и, лишь когда их повозка скрылась из виду, Генрих заметил, как безжалостно я лишил его возможности завести новые знакомства. Он назвал меня ревнивцем, что лично мне показалось слегка оскорбительным, а после лекции об этике и вежливости он поведал об одном интересном случае. Мои замечания о том, что сам-то Генрих не спешил заговаривать с людьми, собеседник пропустил мимо ушей. — Один из профессоров моей альма-матер всерьез увлекся чтением «Природы тьмы». Не буду ходить вокруг да около, но одна из глав сего труда рассказывает о некоем Густаве, который жил себе в деревне Заречье и в ус, как говорится, не дул. Одной весной он обнаружил своих коров мертвыми и не на шутку перепугался. Густав молил Господа, чтобы несчастье не постигло и его соседей. — Обычно люди молят Господа об обратном, — заметил я. — Но это я так, не обращайте внимания. — Обычно — да, но наш-то Густав был человек порядочный. Это в историях ведьм Рогатого Пса все действующие лица сплошь гнусы да мерзавцы. — Не все, — ответил я. — Есть одна история… «Атаман и его ганза», если мне память не изменяет…. Да и не только она. — Не слышал, — грустно ответил Чайка. — Теперь вы, друг мой, поставили меня в неловкое положение. — Не волнуйтесь. До Чадска мы доберемся лишь завтра вечером, а это значит, что вечер у костра и под звездами у нас не за горами. К сожалению, мне так и не довелось рассказать Чайке эту историю, да и в нашем разговоре, друг мой, этому сюжету, увы, места нет. Коли даст Бог и мы встретимся вновь, спроси меня о ней, и, коль буду в здравии, расскажу, не утаив ни слова. — Под звездами? А как же постоялые дворы? — На этом участке дороги лишь Аистова свирель. Так вышло, что человек, коего вы назвали порядочным, действительно таким и является, с одним лишь исключением — он порядочный мерзавец. — Никогда бы не подумал. — Да, этот старый пройдоха надоумил своего шурина сжечь постоялый двор, в котором мы могли бы заночевать. — Откуда вы это знаете? — Так говорят, — ответил я. — Земля слухами полнится. — Тогда у меня для вас плохие новости. Не всему, что говорят, можно верить. Люди поговаривают о призраке, что бродит по этой дороге, но, сколько бы я ни путешествовал этим маршрутом, так ни разу его и не повстречал… — Вы, профессор, рассказывали про Густава, а до этого про Снегиря. Давайте вернемся хотя бы к одной из тем. — Мы вернемся к каждой из них. — Чайка на мгновение задумался и отогнал от своего лица назойливую муху. Тщетно, надо заметить. Муха улетать не собиралась. — Так вот, участь скота Генриха разделил и соседский скот, а после и скот людей из соседних деревень. Не буду ходить вокруг да около. Люди обнаруживали следы, что вели от разоренных хлевов к реке Излучина. Эта река пересекает весь Гриммштайн, и её берега, безусловно, видели много страшного, увидел и Густав. Пойдя по следам, мужики, вооруженные верой и каким ни то незамысловатым оружием вроде вил и серпов, вышли к гроту. — Что же они там обнаружили? — Страшное. — Я весь внимание. — Колонию нелюдей. Человекообразных мышей, если быть точным. Одна из историй ведьм Рогатого Пса рассказывает о подобных тварях, но там, если мне не изменяет память, речь шла об обращенных в чудовищ людей. — Я слышал эту историю от человека из Псарни. — Они еще существуют? — Я тоже весьма удивился. В Ржавой Яме была одна мышь… Её, кажется, звали Рогг. Она была настоящей, а не заколдованным человеком. — В «Природе тьмы» говорится о целом племени. Представьте себе. — Звучит страшно, если бы это действительно имело место быть. — Этим же вопросом задались и люди из университета. Дело в том, что в сей книге очень четко указано географическое местоположение сего грота. — Занятно. — Не то слово, — торжествующе воскликнул Чайка. — В книге говорится о том, что крестьяне завалили грот вместе с его обитателями. Так Густав и его компаньоны решили свою проблему и, знаете, весьма эффективно. — Эффективно? — Да. Это слово значит, что когда… — Я знаю, что оно значит. Откуда известно о том, что проблема была решена? — Так ведь была целая экспедиция. Ученые мужи из университета отправились к гроту, и тот, вообразите, был действительно завален. Грот вскрыли и обнаружили там останки, коих было порядка двадцати-тридцати. Сырость сделала свое дело, но то, что черепа и само строение скелетов имели мало общего с людской природой, — непреложная истина. — О как! — Именно! А теперь вернемся к Снегирю. Вы говорите о том, что песенка очень религиозна, но как иначе? Люди жили бок о бок с теми, чья природа была им необъяснима, страшна, и не отрицаю, что суть её была тьма и к их сотворению приложил руку сам Диавол. Его, как мне кажется, в те времена называли Рогатым Псом, но в документах того времени и Диавол упоминается тоже… — Чайка задумался. — До Рогатого Пса я, увы, добраться не успел, но, если вы будете в Златограде и у вас будет время, проведите его в библиотеках. Изучите вопрос, обещаю, будет увлекательно. — Сами изучайте. Мне платят не за то, чтобы я просиживал зад за книгами. — Разумно. Жаль, однако, что к гибели Снегиря не приложило руку ни одно чудовище, хоть он, безусловно, раз-другой — а на них натыкался. — Думаете? — Уверен. Во многих его стихах рассказывается о существах нечеловеческой природы. Едва ли он выдумывал их самостоятельно. В «Природе тьмы», кстати, также упоминаются монстры, о которых пел песни Ян. Чайка пел ладно, и я, пользуясь случаем, ненавязчиво намекнул ему на то, что было бы хорошо спеть мне еще одну песню, но он то ли не понял намека, то ли понял, но проигнорировал. — Ну же, не лишайте меня удовольствия! — Только если вы очень сильно попросите. — Очень сильно прошу. — А как же поклониться? Делать было нечего, и я, привстав на стременах, повторил свой поклон: — Очень прошу! Он по-доброму улыбнулся.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы