Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 43

3

Было уже темно, когда к златоградскому борделю «Шелка герцогини» подъехали трое всадников. Хозяин борделя и двое верзил, что обеспечивали ему безопасность. Все трое были одеты по последний моде. Их уже ждали. — Братец, — поприветствовал хозяина некто Шальной, прозванный так за безумный взгляд и не менее безумные поступки, — с возвращением. На поясе Шального висела черная шелковая лента. На шее хозяина «Шелков герцогини» — черный шелковый платок. Каждый, кто соприкасался с ними, знал: опасные люди, пробившиеся с самых низов. Бандиты, сколотившие состояние на грабеже торговцев близ пограничных земель. Они называли свою ганзу семьей и не давали своих в обиду, но уже пять лет носили траур. — Шальной, брат. Ты решил вопрос с защитой нашего дела? — Да, братец Рвач, решил. — Коней в стойло, — бросил Рвач своим людям. — Этот вечер ваш. Пейте, веселитесь. Девки за счет заведения… — Он подошел к Шальному и обнял его, трижды похлопав брата по спине. — Надо бы промочить горло. — Успеешь… — Шальной был детина не из робкого десятка, но перед братом всегда испытывал волнение. — Ты мне скажи… — Скажу. — У нас добрый десяток людей. К чему нам еще защита? Рвач, тот, что в «Шелках…» был за главного, не выделялся среди иных людей ни ростом, ни силой, но его уму мог позавидовать любой. — Затем, что теперь мы не ганза головорезов, а деловые люди. Мы платим королю налог. С налога король платит страже, и стража ходит к нам в бордель помацать девок. Смекаешь? — Не-а. — Мы богобоязненные златоградцы. Мы не нарушаем закон, — он перешел на шепот. — Не своими руками. Ты купил нам защиту? — Купил… Но. — Но?! — Рвач, очень дорого. Прям до жопы, как дорого. — У кого? — У Псарни. Взгляд Рвача прояснился. Диавольские огни погасли, и он улыбнулся: — Вот учил тебя покупать, что подороже, и видишь, не зря учил. — Так-то оно так, но… Херню какую-то Кац впарил. Мне так кажется. — Ну-ка. — Да тебе самому бы посмотреть на него, правда. Вдруг я ошибаюсь. — Где живет? — А пес его знает. Он с утра до ночи в «Шелках…”. Сидит пиво лакает и в стену пялится. — Ладно… Погутарю с ним. Шальной открыл перед братом дверь. — Я пока тебе кадку воды велю набрать, а Псарь… Вон он сидит, видишь? — Вижу. Не дай Бог, Кац нас кинул…

4

Он сидел у самой стены. Так, чтобы видеть весь зал. Черные, не стриженные уже несколько лет волосы сальными паклями падали на лицо. От Псаря разило так, что каждому было очевидно: воды этот человек боится как огня. Рвач сел напротив и жестом велел убрать со стола пустые кружки. — Еще пива, — бросил наемник из Псарни, не обращая внимания на хозяина борделя. — Чем быстрее, тем лучше. Глава «семьи» пристально оглядел защитника, услуги которого влетели его предприятию в копейку. Четыре передних зуба у Псаря были сломаны, волосы прятали половину лица, но Рвач уже знал, что наемный убийца слеп на один глаз. — Объясни мне, милейший, — процедил Рвач, — что в тебе такого на двадцать пять крон в день? — Я хорош собой. — От тебя разит, как от скотобойни, и ты… — Рвач, что тебе от меня надо? — Мне нужен человек, который знает свое дело, а не жрет за мой счет. — Иди и скули Кацу, а мне пусть принесут пива. — Пива?! — Ну или как вы свою мочу называете? — Ты ничего не путаешь, а? — Рвач терял терпение. — Рвань ты вшивая. — Как скажешь. — Твою мать… Видит Бог, я пытался. — Рвач вышел из-за стола и направился на второй этаж борделя. Туда, где в кадке горячей воды его уже ожидала одна из девочек. Проходя мимо парней, с которыми он прибыл в Златоград, хозяин «Шелков…» наклонился и сказал одному из них: — Вон там сидит хер, которого там сидеть не должно. Ясно? — Хера на хер. — Умница. — А ежели он буянить будет? — Сломайте ему что-нибудь. — Поняли тебя, хозяин, — почти что хором ответили верзилы. — Сейчас все будет. Громилы как по команде отодвинули от себя кружки и переглянулись. — Ты справа, я слева. Разговоров не разговариваем, — обратился один из них к своему дружку. — Это все-таки Псарь, и потому гасим сразу. Оба понимали, что Иво при оружии, и рисковать жизнью просто так не хотел никто из них. Рвачу это было уже неинтересно. Никто из людей, взятых на зарплату в «семью», прежде не подводил его доверия. На втором этаже «Шелков герцогини» было пять просторных комнат для состоятельных гостей. Ковры, гобелены, чистые простыни и набитые гусиным пером подушки. Курились благовония, в серебряных мисках лежали яблоки, груши и иные фрукты. Первый этаж борделя, за исключением зала со столами, предназначался для людей попроще, и потому ничего похожего на вышеупомянутую роскошь там не было. Рвач умел считать деньги и кое-что понимал в своем новом деле. Огорчало лишь то, что над фруктами уже летают мошки, а девочки скучают без дела. — Шальной, — он заговорил с братом сразу, как вошел в свою комнату и увидел там кадку и исходивший от воды пар. — Надо поговорить. — Ты уже видел нашего Псаря? — Видел. Какого лешего ты его сюда пустил? — Выглядит он неказисто, — ответил Шальной, помогая брату снять дорожный плащ. — Но тут дело не во внешности. Так Кац говорил. — Что еще говорил Кац? — Что этот одноглазый — матерый резчик. Ни разу не попался за работой. — Сомневаюсь. Думаю, нам загнали дрянь просто потому, что мы чужие в этом городе. — Рвач стянул с себя сапоги. — Что еще? — Кац говорил, что в деле одноглазый очень давно и… не помню слова этого, заумное. Короче, он самый старый из убийц Псарни. — Сколько ему? — Сорок один или что-то такое. — Да уж… — Кожаные штаны полетели на пол. — Что еще? — Что он воспитал двух учеников и те показывают результаты. Он еще… Хер его знает. Не верю я в это. — Что? Рвач залез в горячую воду и застонал: — Мать моя, как хорошо. — К нему тут же прижалась хорошенькая брюнетка, от которой приятно пахло маслами. Проститутка была молода, но сведуща, и потому старалась не вдаваться в подробности разговора братьев, лишь грелась в воде и по-идиотски хлопала глазками, при этом поглаживая Рвача за разное. — Кац сказал, что этот одноглазый убил Гуго. — Гуго? Этот? — глаза Рвача округлились. — Да брехня. Я слышал, что отряд Гуго размотало на потроха какое ни то лихо. Волкодлак, что ли. Говорили, что кишки с потолка свисали. — Кац сказал, что именно этот. Да никто ж не видел этих кишок. Просто слух пошел. Так, мол, и так: Гуго порешили. — Ты же помнишь Гуго. Падла он был, сущий зверь… Был зверь. — Ну вот, этот Псарь его и почикал. — Еще что? — Достал ты со своими «что еще»… Да вроде бы все. — Схожу завтра к Кацу, сам выслушаю все это. А теперь о насущном. Людей у нас нет совсем. Зал пустой, пиво киснет. Девки не заняты. — Рвач, я заметил это и сам. Рвач осмотрелся по сторонам, словно что-то ища. Слова брата занимали его не так сильно, потому как решение вопроса лежало на поверхности. — Кто у нас конкуренты? — Состоятельные господа ходят в «Вишневую косточку». Златоградцы не меняют привычек. Мне так сказали. Рвач провел ладонью по гладкой спине своей брюнетки, что-то прошептал ей на ухо, и та захихикала: — Где у нас мед? — Распоряжусь, принесут. Как быть с делами? Давай мы договорим, не хочу смотреть, как ты с этой лярвы мед слизывать будешь, — Шальной поморщился. — От одной мысли, что ты её там вылизывать собрался, блевать тянет. — Кто стоит за «Косточкой…»? Шальной отвел глаза. — Кто? — Рвач повторил свой вопрос, но поднял вверх указательный палец: — Не отвечай, — хозяин борделя улыбнулся. — Слышишь это? — Возня какая-то внизу. — Псаря твоего выставляют. То, что не знаешь наших конкурентов, Шальной, это очень плохо. Должен был все узнать до моего приезда. Это, брат, непрофессионально. Шальной продолжал разглядывать мысы своих сапог. — Вели бордель-маман зайти. Пока свободен, завтра все обсудим. Стук в дверь. Внизу кто-то заверещал, да так высоко, что и понять, мужик то орет или баба, было невозможно. — Да, — медленно процедил Рвач, когда в дверь постучались еще раз. — Да заходи ты. — Милостивый государь, — в комнате появилась женщина в красном платье. — Девочки готовы работать. Стол накрыт, покупаетесь и будете кушать. Я краем уха услышала, что мед нужен, так его сейчас же подадут. — Жизель, не поверишь, как раз о тебе говорили. Жизель изобразила смущение. Вышло погано. — Медом Алиску обмазывать будете? — Да, — ответил Рвач. — Ты была внизу? Слыхала, кто так орал? — Пьяница из Псарни двух ваших ребят уделал. — Что? — разом воскликнули братья. — Что сделал? — Тому, что совсем туп, он кисть вывернул до хруста. А рыжему сломал нос. Крики были такие, что стража с улицы прибежала. Они как Псаря увидели, так сразу за оружие. — И? — Сейчас они с девками, стражи эти. Девки-то все равно скучают ходят. Ну его, это лишнее внимание, — Жизель махнула рукой. — Нам лишнее не нужно. Рвач посмотрел на брата. — Учись работать, — бросил он Шальному. — Жизель, можешь идти. Она кивнула, но уходить не собиралась. — Что-то еще? — Ходила за хлебом сегодня. — Избавь меня от этого. Неинтересно. — Жизель, иди, — Шальной взял бордель-маман за руку и повел к выходу. — Брат с дороги устал, ему плескаться надо, а не о твоем бабьем слушать. — Я видела ту сучку, которая отравила Кузена. В комнате воцарилось молчание.