Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 41

22

Её разбудили засветло. Помощник барона схватил Фриду за руку и, вытащив из постели, повел к своему хозяин. Сонную, перепуганную и ничего не понимающую сироту бросили к ногам Рутгера. — Что ты знаешь о том, кого привела и за кого поручилась? — спокойно спросил барон, но по вздувшимся от злости венам можно было понять, что этот человек ударит не раздумывая. — Что из твоих слов правда, мелкая потаскуха? — Все, ваше сиятельство. Через этот ответ Фриду навсегда отучили врать. Боль, что явилась вместе с первыми лучами солнца, она никогда не забудет, ибо равной ей не чувствовала прежде. Рутгер и его люди узнали о том, что её спутник — известный всему Гриммштайну вор, а проще говоря, Крыса. Они узнали, что лютня действительно принадлежала поэту, но, что он мертв, Фрида не рассказала, как бы больно ей ни делали. Когда у девочки вырвали третий ноготь, узнавать было попросту нечего. С нее сняли подаренную Рутгером одежду, вернули те лохмотья, в которых она пришла. Далее девочку вывели во двор. — Вора догнать! — ревел барон. — Украденное вернуть! А что до тебя, мелкая гадина, — Рутгер бросил лютню Волдо на землю. — Забирай это звенящее бревно и готовься к справедливому наказанию за то, что обманула меня. Барон Фибих был зол и прощать предательство не собирался. Когда всадники уехали по следу Рихтера, судьба сироты из Репьев уже была решена. — Отвезите её в ближайшее село, — велел барон. — Найдите там человека, который платит дань твари из леса, и скажите, что эту жертву я оторвал от собственного сердца. Поступили так, как велел барон. Никто не пожелал ослушаться, никто не пожалел девочку. Угрюмый возница не обращал на Фриду внимания, а та, в свою очередь, прижала к груди лютню и не отпускала инструмент все то время, что они провели в пути. День пролетел быстро. Впервые за долгое время её окружали дети, и взрослые не пытались обидеть её, обмануть или воспользоваться ей. Фрида ожидала страшного, но будто бы попала на праздник, посвященной лесной волшебнице. Грустный праздник; она заметила это сразу. Детям рассказывали о Весенней поляне и сытой жизни в кругу новой семьи. В это Фрида поверить уже не могла и, вспомнив слова барона о лесной твари, приготовилось к худшему. Наутро их собрали перед амбаром. Одиннадцать детей и старик- сопровождающий из Вихров, в уголках глаз которого блестели слезы. — Я отвезу вас, — произнес он. — Я сопровожу вас в лучшую жизнь. Услышав это, некоторые женщины зарыдали. И вновь Фрида прижимала к груди лютню и снова ожидала худшего, глядя, как вьется черная нить дороги и уходит за горизонт, туда, где еловый пролесок стал пристанищем для её друга, туда, где в Трефовом черноземе спит её мама, и дальше, к Врановым землям, где принял смерть её отец. Лишенные ногтей пальцы болели, но не так, как вчера. Деревенские промыли раны и перевязали чистой тканью. Фрида надеялась, что с братом и Юреком все в порядке, и винила во всем произошедшим лишь себя. Крупными белыми хлопьями шел первый в этом году снег. Фрида задремала.

23

Телега резко остановилась. Возница куда-то побежал, а дети зашептались о покойнике, что лежит посреди поля. Фриде все это было уже неинтересно, но ровно до тех пор, пока покойник не пришел в чувства. Староста Вихров помогал ему идти, а после они разговаривали. Фрида узнала в изможденном седом мужчине с потухшими глазами Рихтера. Что-то или же кто-то выпило из вора жизнь, состарило его на добрый десяток лет. Крыса о чем-то говорил с возницей, спорил, а потом матерился так грязно и так громко, что Фриде пришлось закрыть уши. Она не злилась на предателя. Глядя на него, сквозь него и в его глаза, девочка поняла — жить Крысе осталось недолго. Он сам рассказывал ей о людях с глазами покойников. Он взял лампу, огниво и водку. Он ушел умирать, и, когда староста пытался узнать его имя, Рихтер назвался Крысой. Фрида никому не рассказала, что на самом деле его зовут иначе. Рихтер умер для неё раньше, чем это произошло с ним на самом деле. Вопреки ожиданиям старосты никто не пришел за детьми к окраине леса. Никто не пришел и на следующий день, а потому девочка сбежала от соглядатая и направилась в Златоград.

24

Услышанное не укладывалось у Юрека в голове, но в правдивости слов сироты он не сомневался. Выслушав, накормив и уложив девочку спать, он обратился к Фридриху: — Сынок, это все еще твоя сестра, у нее, кроме тебя, никого больше нет. — Я понимаю. — Не понимаешь. Она пережила сверх того, что ей было отведено. Ты, парень, можешь и дальше мечтать о воинских подвигах, но с сего дня это только мечты. — Но… — Нет никаких но! Ты никогда не поймешь, как ей тяжело. Никто не поймет, но, если тебя не будет рядом, все то, что ей пришлось пережить, сожрет её изнутри. Она может говорить, что все хорошо, только бабам, а она хоть и сопливая, но баба, веры нет никакой. — Но отец сказал… — Наплевать, что там сказал твой отец. Сейчас речь идет о куда более важных вещах, чем добытая в бою слава. — Я понял тебя, дядя Юрек. — Я очень на это надеюсь, — он похлопал парня по плечу и снял с гвоздя свой полушубок. — Очень надеюсь. — Куда ты? — На Псарню, — буркнул купец и закрыл за собой дверь. — Кто-то должен ответить за случившееся.

25

Кац принимал Юрека в своем кабинете и принимал, стоит отметить, радушно. Они обсудили семейные дела, рассказали друг другу свежие сплетни, но, стоило разговору коснуться работы, Кац посерьезнел. — Что же должно было случиться, чтоб ты пришел ко мне с просьбой о помощи? — Беда, — коротко и серьезно ответил Юрек. — Моего лучшего друга убили и оставили зимовать в поганом лесу. — Что за друг? Мы с ним знакомы? — Я не могу тебе этого сказать. — Тайна, — Кац кивнул головой. — Благо здесь лишние подробности мне ни к чему. Купец отстегнул от пояса полупустой кошель и положил перед собой. — Не позорь меня, сукин ты сын, — выругался хозяин Псарни. — И себя не позорь. — Тебе и твоим людям нужно что-то есть. — Мы с моими ребятами сами сможем об этом позаботиться. Что ты знаешь о человеке, который должен оказаться у создателя на аудиенции? — Их двое. — Что ты знаешь о них? — Первого зовут Крысой, второго — Гуго. Мне известны только их имена и где их видели последний раз. — Нелегкая задача — найти иглу в стогу сена. Быстро это обстряпать не получится. — Я подожду. — У меня есть Гончая. Зовут Гончую Иво, он займется вопросом, но хочу сказать тебе одну вещь. — Говори. — На Крысу уже был заказ, и как раз Гончая его выслеживал. — Не выследил? — Выследил и отравил, но, — он прервался, — и это первый подобный случай в моей практике. Крыса выжил, и след его был потерян. Где, говоришь, его видели? — Близ Лисьей дубравы. — А второго? — Неподалеку от Грошевых земель. — Я услышал тебя, и будь спокоен. Гончая выпотрошит обоих. Есть пожелания? — Нет. Важен результат. Кац удовлетворенно кивнул головой. — Ты закончил? У меня к тебе встречное предложение, раз уж ты в Златограде. — Нет, есть еще одно, но к Псарне оно отношения не имеет. — Не делай мне голову, я выпить хочу. — Ян Снегирь имел куртуа… Да, черт эти его словечки дери. Трахал он одну бабу при деньгах. Лицо хозяина Псарни налилось кровью, и, как бы он ни старался, не смог удержаться и захохотал: — Ты третьим хочешь? Приобщиться к искусству захотел? Человек, что все это время стоял за дверью, также разразился хохотом. — А ну, не подслушивать! — рявкнул Кац. — Вдвоем за одно дело браться сподручнее, только не думал я, что баба может стать таким делом. Хотя я видал и куда более замысловатые утехи. Стоявший за дверью заржал еще громче. — Кац. — Да, Юрек. — Надо выпить. И они пили.

26

Когда наступила весна, Юрек, потерявший весь свой товар во время бегства от людей Гуго, влез в долги и более не мог заботиться о сиротах. Рассудив, что жизням Фриды и Фридриха более ничто не угрожает, Юрек отправился налаживать свою собственную. Кац и его люди, к величайшему сожалению Юрека, не смогли найти той женщины, о которой говорил Волдо, быть может, он врал, дабы продлить их совместное путешествие, а может, и нет. Теперь уж судить о том поздно. Через друзей купец подыскал для детей работу и относительно сносное жилье. Тех же друзей Юрек просил по мере возможности приглядывать за сиротами и помогать дельным советом. На том миссия сердобольного человека была исполнена, и с легким сердцем он покинул Златоград.