Саламандра (СИ) - "полевка" - Страница 80

Тиро пришлось объяснять ему, что это все тот же Качшени. Он всегда был ловок и хитер, и сейчас, скорее всего, пытается вбить клин между ним и Пушаном, заставив встать на свою защиту и выступить против брата. В словах Тиро была правда и Сканд успокоился и постарался больше не думать о Качшени, это действительно была всего лишь игра на публику. Тонкая и изощренная, как все многоходовки Качшени. Но почему-то сердце каждый раз пропускало удар, стоило только увидеть рыжика, которого брат, как назло, таскал на поводке за собой.

Сканд каждый раз напоминал себе, что Качшени хитер и опасен, и все это просто игра. Все это помогало ровно до тех пор, как он увидел его, привязанного к столбу. Кожа на спине была похожа на месиво, но он стоял на ногах с белыми от боли глазами и молчал. Не скулил, не плакал. Молчал. Как воин, как боец. И Сканд понял, что это уже не игра. Он пытался уговорить Пушана отдать ему рыжика, чтобы не злить младшего, но брат уперся, как ящер. У него теперь появилась цель: сломать непокорство рыжика. Но тот неожиданно выпрыгнул на арену. Сканд тогда не просто оцепенел от шока и ужаса, он, казалось, превратился в бронзовую статую. Он дышать не мог, получалось только водить глазами, наблюдая как в кошмарном сне, как рыжик мчится по арене, спасаясь от ящера.

Да, он видел, как упал один ящер, неожиданно пробитый малым копьем из осадного лука, а потом, когда Качшени нырнул под брюхо второго, Сканд был уверен, что больше его никогда не увидит, и даже закрыл глаза, чтобы не видеть, как ящер разорвет его на кусочки, но открыв глаза, увидел, как рыжик несется по арене, а за ним мчится ящер, за которым тянется вся его требуха, как на бойне. А потом, как в короткой вспышке, мозг зафиксировал падение ящера прямо под ноги рыжика, а потом непокорный младший обрезает свое волшебство и уходит с арены свободным человеком.

Сканд тогда сполз на пол, у него дрожали ноги от испуга. Он никогда в жизни так не пугался, как тогда в Колизее. Ему тогда впервые стало плохо и казалось, что он просто потеряет сознание, как ребенок от переизбытка впечатлений. Сердце то замирало, то неслось вскачь так, что казалось, что оно вырвется из горла. А потом пришла мысль, что Лекс сейчас в городе один, без защиты и помощи. Эта мысль заставила вскочить и броситься на поиски. Но никто не видел, куда пошел перемазанный в крови маленький человечек, и пока Сканд метался по городу, пытаясь его найти, в голове стала рождаться мысль, что ему, наверное, хочется вернуться домой, к брату. Сердце от этого сжималось, не хотелось отпускать его, но он теперь вольный человек и может пойти, куда хочет.

Он даже вернулся домой, оседлал своего верного Шу и еще одного ящера для рыжика и решил, что проводит его до брата, стоит его только найти. В этом деле помог Шу, он быстро понял, что хозяин ищет рыжика, и быстро взял его след от ворот Колизея. Поплутав по городу, они обнаружили спящего чумазого рыжика, который, тем не менее, крепко сжимал в руке нож и собирался сражаться со всем миром. Но стоило только выяснить, что Лекс и не собирался ехать к брату, с души просто камень свалился.

Сканд наконец привел рыжика к себе домой и неожиданно почувствовал, как сердце успокаивается. Храбрый мальчик наконец в надежном месте и он может его защитить. Сканд только решил, что он может расслабиться, но тут появился Кирель, Рарх, требушеты, и Сканд понял, что рядом с рыжиком всегда будет происходить водоворот событий, и ни о каком покое не может быть и речи. Но все равно, Сканд только сжимал зубы. В какие бы передряги ни встревал этот нахаленок с невинной мордахой, он все равно не бросит это золотое яйцо. Пусть тяжело и руки дрожат от усталости, и из него ничего в дальнейшем не вылупится, и ждать появления золотого птеродактиля бесполезно, но отпустить его просто невозможно. Пусть в будущем будет, что будет, и скорее всего, красивый мальчик вильнет хвостом и умчится туда, где ему лучше, но сейчас… сейчас хотелось обнять и согреть и защитить от всего мира.

Сканд вернулся домой. Он чувствовал себя опустошенным. Когда Лекс с самым невинным выражением вдруг появился утром перед всеми практически голым, Сканд думал, от злости просто прибьет засранца. Ревность просто затмила глаза, как он может быть таким бесстыжим, чтобы красоваться голым перед всеми? Хорошо, что Тиро был рядом, а то досталось бы всем. И рыжику за то, что такой красивый, и воинам, за то, что смотрят на чужое, и ящерам, потому что нечего здесь… и вообще…

Главнокомандующий сегодня устроил разнос всем. У них война на носу, а они все расслабились!! Сканд сегодня бегал и орал на всех, под конец дня не только люди, но и ящеры в загонах молчали и прятались, стараясь не привлекать к себе внимания. К вечеру, поняв, что успел оторваться на всех, и выпустив пар, Сканд наконец отправился домой, внутренне готовясь к разговору с рыжиком, чтобы он больше не бегал голым по дому, и попросить прощения у Тиро стоило. И вообще, домашние слуги и воины не виноваты, что он притащил в дом эту рыжую заразу…

Стоило только спешиться, как эпицентр рыжего урагана бросился к нему с самой невинной улыбочкой. И Сканда вдруг «отпустило». Рыжик здесь, с ним все хорошо. Такой милый и нежный, и так улыбается, что сердце опять сбоит…

— Сканд, — рыжее очарование подошло ближе, обволакивая своим запахом, как сетями, — Сканд, я хотел бы попросить прощения за мою утреннюю выходку. Я не подумал о последствиях, прости.

Лекс стоял так близко, что стоило только протянуть руку, и можно было прикоснуться к нему. Провести по рыжим кудряшкам, которые так мило вылезли из хвостика и прижимаются к тонкой белой шее. Сканд знал, что его белоснежная кожа очень нежная и шелковистая на ощупь, и от этого знания становилось только хуже. Он выглядел встревоженным и, казалось, чего-то ждал. А потом рыжик открыл рот и стал что-то говорить, виновато заглядывая в глаза и осторожно прикасаясь к его груди тонкими полупрозрачными пальцами. Но Сканд не слышал ни звука. От этого глубокого бархатного голоса все внутри просто обмирало, в ушах стоял только гул собственной крови, как будто он нырнул на глубину и не может вынырнуть обратно, и только этот голос, как бархатная лапа, гладит внутри под ребрами, так нежно, что хочется прижать к груди руку, чтобы сохранить это чувство. Он тряхнул головой, пытаясь сбросить этот морок, и попытался собраться с мыслями. Надо понять, о чем говорит этот… этот соблазнитель. И ему почти удалось услышать конец тирады, похоже, рыжик совсем выдохся от длинной речи и теперь выглядел совершенно несчастным.

— … ну, я просто не представляю, что мне сделать, чтобы ты меня простил, — Лекс сложил брови домиком и, казалось, был готов расплакаться, — ну, хочешь, я тебя поцелую?

— Да… — выдохнул Сканд, и рука сама потянулась к кожаному шнурку, чтобы освободить наконец огненные кудри. Волосы оказались шелковыми и ласкались к пальцам. Не удержавшись, Сканд запустил в шевелюру и вторую руку, это было как во сне. Спокойный рыжик, и так рядом, что больно дышать. Сканд сжал пальцы, пытаясь удержать струившийся шелк в кулаке. Это было слишком хорошо и, пожалуй, стоило проснуться.

Лекс растерянно хлопнул глазами и сделал шаг вперед, он не ожидал нападения на собственную шевелюру. Это было… необычно, Сканд возвышался над ним с тревогой приговоренного к вечным мукам, всматривался в его глаза, пытаясь там что-то увидеть. Как будто искал там индульгенцию к собственным грехам. А потом закрыл глаза и рухнул в поцелуй, как в пропасть.

Алекс Яворский, взрослый мужик и ловелас, впервые в жизни испытал такое потрясение. Этот поцелуй был как затяжной прыжок с парашютом, как ныряние за жемчугом без акваланга. Это вообще было ни на что не похоже. Когда тебя заполняют собой целиком, без остатка. Это был не поцелуй, как таковой, здесь не было игры и ласки, и искушения поддаться или завоевать. Его просто проглотили и растворили в собственном нечто. Потому что все пропало и вокруг ничего не стало, ни мыслей, ни звуков, ничего. Только марево и огненные вспышки, когда не понимаешь, ты летишь или падаешь, и весь мир вокруг сбегается в маленькие искры, которые бродят в пустоте, сталкиваясь и разлетаясь.