Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 37

А ведь они могли меня убить.

И только потому, что я, по их мнению, что-то знал. Или, точнее, Лея Хамакава что-то знала о таинственном плане Карлоса Фернандо.

Каком плане? Он двенадцатилетний мальчишка, даже не подросток, почти большой ребенок. Какой у мальчишки может быть план?

Я внимательнее осмотрел помещение, в котором находился, на этот раз серьезнее приглядываясь к тому, как оно устроено. Все стыки оказались сварными, без видимых щелей, но металл был легким – наверное, сплав алюминия и лития. Возможно, мягкий и податливый. Если бы у меня было время, если бы я смог отыскать уязвимое место и если бы у меня имелся хоть какой-нибудь инструмент, пригодный для взлома…

Если мне удастся сбежать, смогу ли я вывести манту из ангара в дирижабле? Возможно. Однако у меня не было опыта управления летательными аппаратами легче воздуха, а для учебы момент казался не самым удачным, особенно если они захотят меня сбить. Ладно, допустим, все получится – и где я окажусь? В тысяче миль неизвестно от чего. До ближайшего известного мне места отсюда пятьдесят миллионов миль.

Я все еще размышлял на эту тему, когда вернулись Эстебаны.

– Пристегнись, – сказал Эстебан Джарамилло. – Мы отвезем тебя домой.

Обратный путь оказался более сложным. Нам пришлось дважды или трижды пересаживаться с одного транспорта на другой, и во время пересадок меня снова «просили» надевать темные очки.

Мы находились втроем на неизвестной общественной посадочной станции. Эстебаны ненадолго разрешили мне сделать очки прозрачными. Помещение было обшарпанным и унылым по сравнению с цветистой роскошью Гипатии, где даже автобусные остановки – а у них там есть автобусные остановки? – были бы украшены всяческими финтифлюшками и завитушками.

Джарамилло повернулся ко мне и впервые за все время снял очки, чтобы посмотреть мне в глаза. Его глаза были темными, почти черными, и очень серьезными.

– Послушай, – сказал он, – я знаю, что у тебя нет никаких резонов любить нас. Но у нас были свои причины так поступить, и ты должен нам поверить. Мы в отчаянии. Нам стало известно, что его отец запустил какие-то секретные проекты. Мы не знаем, что это за проекты, зато хорошо знаем, что свободные города ему не нужны. И мы полагаем, что молодой Грюнбаум что-то замыслил. Если ты сможешь добраться до Карлоса Фернандо, передай, что мы хотим с ним поговорить.

– Если доберешься до него, выкинь его в окно, – сказал Эстебан Франциско. – Мы поймаем. Легко.

Он улыбался широко, во все зубы, как бы намекая, что говорит не всерьез, но я не был уверен, что он шутит.

– Мы не хотим его убивать. Только побеседовать, – повторил Джарамилло. – Позвони нам. Пожалуйста. Свяжись с нами.

И он снова надел очки. Затем Франциско постучал по моим очкам, отключая прозрачность, и все стало темным. Направляя с боков, они завели меня в очередной транспорт. Автобус? Дирижабль? Ракету?

В конечном итоге меня привели куда-то и велели подождать две минуты, прежде чем снять очки, а потом я могу делать что угодно.

И лишь когда затих звук шагов, я задумался: как же я с ними свяжусь, если появится повод? Но спрашивать было уже поздно – я остался один. Вроде бы.

Интересно, наблюдают ли за мной, чтобы проверить, выполню ли я приказ? Две минуты. Я начал считать, стараясь не частить. Досчитав до ста двадцати, я глубоко вдохнул и постучат по очкам, делая их прозрачными.

Когда зрение сфокусировалось, моему взору открылась просторная станция с выведенной генетиками розовой травой и со скульптурами из железа и нефрита. Я ее узнал. Это было то самое помещение, куда мы попали, прибыв на Венеру три дня назад, – неужели только три? Или я не заметил, как пролетел еще один день?

Я снова был в городе Гипатии.

Меня опять окружили и допросили. Помещение для допросов, как и прочие во владениях Карлоса Фернандо, было пышно обставлено креслами с шелковой обивкой и элегантными статуэтками из тикового дерева, но в его предназначении сомнений не возникало.

Допрос вели четыре женщины, охранницы Карлоса Фернандо, и я чувствовал, что меня без колебаний разорвут на кусочки, если я не буду откровенен. Я рассказал обо всем, что произошло, и на каждом шагу они задавали вопросы, намекая на то, что я мог бы поступить иначе. Почему я отвел каяк так далеко от других летунов и в сторону от города? Почему позволил захватить себя без сопротивления? Почему не потребовал возвращения и не отказался отвечать на вопросы? Почему не могу описать никого из подпольщиков, кроме тех двоих? Да и у тех, судя по моему описанию, нет никаких особых примет.

Когда я попросил о встрече с Карлосом Фернандо, мне ответили, что такой возможности не будет.

– Так вы думаете, я специально позволил себя сбить? – обратился я к их начальнице, худой женщине в ярко-красных шелках.

– Мы не знаем, что думать, мистер Тинкерман. Но нам не нравится полагаться на случай.

– И что теперь со мной будет?

– Мы можем организовать ваше возвращение на построенные миры. Или даже на Землю.

– Я не планирую улетать отсюда без доктора Хамакавы.

Она пожала плечами:

– На данный момент этот выбор пока за вами. Да, на данный момент.

– Как я могу связаться с доктором Хамакавой?

Тот же жест.

– Если доктор Хамакава пожелает, то я не сомневаюсь, что она сможет с вами связаться.

– А если я захочу с ней поговорить?

Она вновь пожала плечами:

– Сейчас вы можете идти. Если нам понадобится с вами пообщаться, мы вас найдем.

Когда я вернулся на Гипатию, на мне был серый комбинезон, такой же как у пиратов. Охранницы его забрали и выдали взамен костюм из паутинного шелка лавандового цвета. Костюмчик был роскошнее лучшего одеяния, в котором могла бы щеголять дорогая куртизанка в любом из построенных вокруг Земли миров, – скорее вечерний наряд, чем костюм. Тем не менее он выглядел скромнее повседневной одежды горожан Гипатии, и внимания я не привлекал. Я обнаружил, что пучеглазые очки аккуратно уложены в наколенные карманы моего наряда. Очевидно, на Венере солнечные очки переносят как раз так. Наверное, это удобно, когда сидишь. В них не признали прощальный подарок от пиратов, или, что вероятнее, они считались здесь настолько обычными, что не стоили конфискации. И это меня чрезвычайно обрадовало, так как очки мне понравились.

Жилище Сингха я отыскал без труда. Эпифания и Трумэн были дома. Они поприветствовали меня и сообщили новости.

Мое похищение на новость уже не тянуло. Сейчас все обсуждали кое-что посвежее.

Карлос Фернандо Делакруа Ортега де ла Джолла и Нордвальд-Грюнбаум подарил гостье из внешней Солнечной системы, доктору Лее Хамакаве – женщине, которая (как они слышали) действительно родилась на Земле, – камень.

И она не вернула ему подарок.

У меня голова пошла кругом.

– Так вы утверждаете, что Карлос Фернандо сделал ей предложение? Лее? Чушь какая-то. Бога ради, он же еще мальчишка. Ему рано жениться.

Трумэн и Эпифания с улыбкой переглянулись.

– Сколько тебе было, когда мы поженились? – спросил ее Трумэн. – Двадцать?

– Почти двадцать один, когда ты принял мою книгу и мой камень.

– Сколько это будет земных лет? – спросил он. – Тринадцать?

– Чуть больше двенадцати. Я бы сказала, самый возраст для младшего брака.

– Погодите, – не поверил я. – Вы говорите, что вышли замуж в двенадцать лет?

– Земных лет. Да, примерно так и получается.

– Вышли замуж в двенадцать? И у вас был… – Мне вдруг расхотелось уточнять, и я сменил тему: – На Венере все женщины выходят замуж такими молодыми?

– Ну, есть много независимых городов, – ответил Трумэн. – Наверное, в некоторых другие обычаи. Но этого, насколько мне известно, придерживаются почти везде.

– Но это же… – Я оборвал себя, не зная, как закончить фразу. Грех? Извращение? Впрочем, когда-то на Земле браки между детьми во многих культурах были нормой.

– Мы знаем, что на внешних мирах иные обычаи, – сказала Эпифания. – В других регионах поступают иначе. А нас устраивает то, как делаем мы.