Сказ о Дайири Наследнице (СИ) - Александрович Кирилл - Страница 15

— Что ты намерен с этим делать? — спокойно спросил Вохан

— Я расскажу тебе, старик. Расскажу.

— Я расскажу тебе, старик, с самого начала. Эту историю передавали из уст в уста в моем роду. Я, Воймаз, сын предков дома Лиса. Я единственный из всех своих глупых родителей поверил преданию рода о том, как Тьма сразилась с Драконом и отомстила за моего пращура. Мы, предки дома Лиса, мы и только мы — наследники способные управлять Тьмой! Ты знаешь, что можно сделать, имея таких союзников как она? Я и только я, повел армии свои на восток. Из тысяч выжили крупицы при битве в Ладре. Тогда я понял, что только алчные способны победить всех. Алчность моих приближенных сделала их лучшими в битвах, потому как закрывала глаза их. Ты видел их глаза в битве, старик? Нет, они не боятся смерти. Они жаждут наживы! Я! Я дал им алчность! Но они обрюзгли, они жалки сейчас. Они опустились до жалости к своим рабам. Один из рёвенов, по слухам, взял одну из жриц в вашем храме себе в сожители, и даже родила ему та дочь! — Воймаз расхохотался.

Во мраке угла Оли сжала кулаки, вспомнив мать, забитую до смерти в порыве истеричной жестокости и ревности ненавистного отчима.

— Представляешь, старик? — еле отдышавшись, продолжал Воймаз. — Представь, какими мы станем непобедимыми? С нами будет Тьма. И она обратит всех в наших рабов!

Воймаз сжимал прутья клети, его дыхание было прерывистым и рот искажен зверской ухмылкой.

За дверью в каземат раздались голоса.

— Не велено пускать!

— Срочное донесение из Стойлима! Для Императора лично! Либо пустите, либо вызовите его сюда. Дело безопасности трона и границ Империи!

Воймаз отдышался, опрокинув лоб на прутья решетки, сказал:

— Видите, почтенный Вохан, они ничего без меня не смогут.

Он отошел от прутьев, встал посередине коридора и приказал:

— Впустить гонца!

Двери каземата отворились, и в помещение вбежал запыхавшийся, раскрасневшийся гонец. Упав на одно колено и положив ладони перед ногами Императора на пол, доложил, еле переводя дыхание:

— Повелитель! Флот острова Оса Кьёсари прошел за южной окраиной осторова Примаили. Во главе идет лодья, на носу которой… Кьёк Усул, Повелитель.

Воймаз не выдал ни одной эмоции, ни вздохом, ни движением. Лишь глаза стали похожими на два кругляша вомьзхема: жесткими, безликими, со стальным отбликом.

— Собрать всех рёвенов Идолима. Снарядить мои колесницы в Стойлим.

Гонец попятился на согнутых ногах к выходу из подземелья, а Император обернулся к камере Вохана.

— Видишь, старик, как важно иметь нужное оружие. Самое нужное оружие — это Страх.

— И как же ты намерен открыть зал?

— Как и все в своей истории — мечом. Мой меч ковал Алиса коваль дома Лиса Одноногого. Мой предок. Меч откроет мне двери везде.

Он, не отвернувшись, попятился к выходу.

— Но для начала, я своим мечом вспорю брюхо рабу, решившему поднять бунт в моих владениях.

Тяжелым стуком грохнула дверь каземата за удалившимся Императором.

— Что же ты наделал, Отец Вохан, — с горечью сказал тот самый юноша, спорщик.

— Лех? Воймаз верит, что меч Алиса это меч, который откроет врата Зала Тьмы. Пусть верит в это и впредь. Но для начала, пусть уйдет живым из битвы с бунтарями.

Совет рёвенов был не долгим: из всех наместников, держателей телес Ачадслы в Идолиме оставались лишь двое. Равдан и Дротта. Дротте было поручено следить за порядком в поселке ремесленников под стенами Идолима — Рёдма.

Тем же вечером вереницы обозов запряженных турами, нагруженных оружием и окованными бочатами с горючей бурдой, той, что прославила флот Императора при Ладре, городе бывшей столице островной Империи, и легкие повозки-упряжи четверки карахов, уже покинули холмы рудников при Идолиме и пыльной полосой исчезали за горизонтом. Осиротевший Идолим погружался в сумерки. В бардаках было пустынно, по кривым проулкам уже не томились полуголые девицы — некого стало поить и ублажать. Только все те же люди в длинных халатах и с корыстным взглядом семенили по улицам изредка.

Одну такую личность и привлек высокий широкоплечий старец с посохом в руке.

Личность звали Мадм. Мадм-соглядатай, правый глаз и верные уши приказчика Равдана. Старец шел неспешной походкой по центральным улицам Идолима. Шел, не оглядываясь назад. Слишком уверенно это было в глазах Мадма. И ему, Мадму стоило проследить за этим чужеземцем. Что ему надо в городе Мадма? Почему он так уверен, что не коснется его праведный суд Ачадслы, вещающей устами Приказчика идолимского Равдана.

Старец шел по центральной улице, почти неосвещенного города. Посреди этой улицы возвышалось изваяние голой девы Ачадслы с секирой в правой руке и тремя головами врагов её в другой, на поясе, единственном одеянии девы, висели ножны с кинжалом. Старец остановился перед изваянием, задрав голову вверх. Мадм пристально следил за ним из-за угла.

Старец огляделся воровато влево и вправо. Затем, приподнял край балахона, торчавшего из под длинной кожаной куртки и принялся испражняться на изваяние. Мадм со скрежетом ногтей о блоки дома, за углом которого было его укрытие, сжал кулак.

— Как смеешь ты, грязный, осквернять нашу деву? — шипел еле слышно за углом Мадм, — … я лично заставлю тебя вылизать тобой свершенное… а потом, моя златоокая позволит вымыть ей ноги.

Глаза Мадма наполнились сладостной пеленой. Но лишь на мгновенье. Прояснившийся взор увидел как старец, закончив, направился в проулок, примыкающий к центральной дороге. Мадм шмыгнул за ним, крадучись продолжая преследовать осквернителя.

— Я лично тебя поймаю! — шипел соглядатай, — и лично заставлю…

— Заставишь, если останешься жив.

С хрипотцой голос раздался из тьмы закоулка, Мадм почувствовал острие кинжала затылком. От страха его ноги затряслись, и перехватило дыхание.

— Рассказывай, где находится личная тюрьма приказчика Равдана?

— Я…я… я не зна… не знаю, — заикаясь просипел соглядатай.

— Врешь. Ты был там не раз. Отвечай.

Острие кольнуло сильней.

Помещение тюрьмы находилось под одним из бардаков. Личная тюрьма Равдана, под личным бардаком Равдана. Вход находился в амбаре, через который, на трясущихся ногах, запинаясь о бочки с брагой и перекисью, Мадм вел своего неумолимого новоиспеченного стража и теперь еще и личного врага его, Мадма веры. За бочками находилась дверь, с небольшим окошком на уровне глаз.

— Стучи. И не вздумай сделать глупость.

Мадм попытался повернуть голову, чтоб посмотреть, но острие больно кольнуло, отвращая от этой затеи. Мадм постучал. За дверью послышалась тяжела поступь стражника. Окно было стражнику по грудь и было заметно, как он наклонился, чтоб разглядеть пришедшего.

— Я, это я. Этот…. как тебя там?… открывай! Тут личное… для приказчика личное! Ну, это… донесение тут! — пот градом тёк с лысой головы соглядатая.

За дверью грохнула щеколда засова. И прежде чем пустить Мадма, страж протиснулся в проем, глядя сверху вниз на не прошеного гостя.

— Равдана нет. Утром… уууй!…

Прежде чем он успел договорить, старец ударил его по не прикрытым пальцам ноги, концом посоха и резко взметнув свое орудие вверх, обрушил наконечник посоха на пах стража. Верзилу сложило пополам. Старец не раздумывая, тем же набалдашником громыхнул по затылку стража и, следом, на голову Мадма, решившего сбежать. Помедлив мгновение и оглядев поверженных. Старец шагнул за порог каземата. Орлиный нос и холодный взгляд зеленых глаз мелькнул в свете факела. Мидра.

Мидра-Старец прокрадывался вдоль стен подземелья, держа посох наготове — не сразу же он стал жрецом, повоевать приходилось и ему.

Каземат был невелик и из недр одной из камер слабый голос обратился к старцу.

— Тебя ли вижу, Мидра?

— Меня, Ладим. Где ключи от клети?

— Зачем они тебе?

— Со мной пойдешь.

— А подраться там придется?

— Даже если и не там, то я найду где.

— Отойди-ка.

Ладим обхватил поперечный прут решетки и слегка приподняв, скинул дверь с петель. Дверь, жалобно скрипнув, повисла на замке, открыв лаз из камеры.