Сквозь тернии (СИ) - "Энена" - Страница 16

— Я останусь тут, с ней, а ты иди. На поле боя ты нужна сильнее, чем здесь.

Астори знала, что это правда. Рон будет рвать и метать, если она не прибудет, неприятель только обрадуется, да и дух солдат заметно упадёт, а такого допустить нельзя — да, Астори всё это знала, как знала и то, что если оставит сейчас маленькую Мелли наедине с рожающей женщиной в пустом фронтовом городе, то никогда, до самой смерти не простит этого себе.

— И не думай, я не брошу тебя.

Подруга, с волнением наблюдавшая за изменениями в лице Астори, выдохнула и бросилась ей на шею:

— О, спасибо, спасибо! Я понимаю, как тяжело тебе, но… Спасибо!

В этот миг несчастная издала особенно громкий стон и закусила губу до крови. Мелли тут же собралась, её зелёные глаза стали жёсткими, и она повелительно махнула рукой:

— Понадобятся ножницы, кастрюли с водой… много, много кастрюль, и ещё полотенца. Да, пожалуй, полотенца.

Так начались пятнадцать часов кошмара, который Астори не забыть во веки веков. Ей приходилось видеть много всякого на войне, но с подобным она сталкивалась в первый — и, как надеялась Астори, последний, — раз. Кроме того, ситуация, и так непростая, осложнялась тем, что ни одна из них хорошенько не представляла, что делать: Астори полагалась на Мелли, а ведь та даже не окончила университета.

Они делали, что могли, хотя могли не так много.

Астори концертировала воду из воздуха, часть нагревала и сливала в огромные чаны по обеим сторонам кровати. Пока Мелли как умела помогала роженице, Астори смачивала ей лоб влажной тряпкой, вытирала пот и направляла прохладную воздушную струю, чтобы освежить бедняжку. Имени её они так и не спросили — было не до того.

Ноги, плечи и руки ныли, голова раскалывалась от жалящих сердце криков и постанываний, Астори до одури хотелось спать, но она не позволяла себе дать слабину. Только не сейчас и не здесь. Потом, когда война кончится, когда этот кроваво-безжалостный день уйдёт в небытие, у неё будет время упасть в траву и зарыдать, а потом уснуть на сутки. Когда-нибудь потом. Обязательно.

Астори валилась с ног, но вид смертельно бледной, дрожащей Мелли придавал ей сил. Если уж её хрупкая стеснительная подруга держится, то она и подавно не имеет права сдаться. На их совести лежит жизнь терзающейся на мокрых от пота простынях женщины и её малыша, и, Мастер свидетель, Астори не позволит им умереть — никому и никогда не позволит! Слишком многие умирали у неё на руках. Хватит.

Прошёл вечер, но ночь не принесла прохлады и успокоения. От взрывов за городом в комнате было светло как днём, здание тряслось, словно при землетрясении, и страдалица, время от времени приподнявшись на подушках, с болезненным упорством задавала один и тот же вопрос:

— Они идут сюда? Исчадия Ада, они ведь идут сюда? О, что будет с моим малюткой!..

— Идут, да не дойдут, — неизменно отвечала Астори, выжимая тряпку в тазик, и с угрюмым спокойствием подносила ко рту роженицы стакан с водой. — Пейте и не бойтесь. Всё обойдётся.

Было жарко, точно в полдень в Преисподней, и от этого вздремнуть хотя бы на часок хотелось ещё больше. Астори приходилось поддерживать отяжелевшие веки пальцами — она не спала вторые сутки. Только бы закончилась война, только бы закончилась эта треклятая ночь!.. Ей казалось, что с наступлением рассвета станет легче.

Миниатюрные руки Мелли в медицинских перчатках дрожали. Она потянула Астори в дальний угол комнаты и, сглотнув, сказала, едва ворочая языком от страха и отчаяния:

— О Астори… Я боюсь… боюсь, она не выживет.

— Неужели? — глупо ответила она: ни на что другое сил не осталось.

— О Мастер… Если она… Если оправдаются худшие прогнозы, я не знаю, как мне жить с этим!.. О Астори… Моя вина, понимаешь? Это ведь… это будет моя вина!

Мелли была близка к истерике. Нет, допустить такого нельзя, вспыхнула мысль в мозгу Астори: если сломается Мелли, сломается и она, и кто же тогда поможет несчастной с её ребёнком?

— Пока всё в наших руках, — произнесла она как можно твёрже. — Мы справимся, Мел. Я обещаю.

Начался рассвет, самый долгожданный рассвет в жизни Астори, и он действительно принёс с собой избавление: комнатка огласилась детским криком. Измотанная мать сжимала закутанное в пододеяльник тельце и улыбалась — Единый Мастер, она ещё могла улыбаться, в то время как Астори боялась сделать даже шаг: ей казалось, что она рассыпается. Стоящая рядом Мелли внезапно крепко обняла её и безудержно зарыдала, всхлипывая и захлёбываясь слезами; Астори молча стискивала её худую спину и смотрела в пустоту рождающего дня.

Им было всего семнадцать. Разница состояла в том, что Мелли пока могла плакать, а Астори — уже нет.

Она спустилась вниз — дольше оставаться в пропитанной страданиями комнате представлялось ей убийственным. Тихий ветерок разлохматил волосы: Астори села на ступени подъезда, прислонив к бедру сумочку Мелли. Звуки сражения на западе с час как стихли. Царила беспокойная тишина.

Она покусывала губы и думала. Что делать теперь с этой женщиной? Вряд ли можно будет перевезти в таком состоянии, а перевезти необходимо, причём в самое ближайшее время. Может, на Акроснахе? Астори размышляла о будущем и не разрешала себе заглянуть в прошедшее и опять окунуться в ужас, режущий жилы первобытный страх, когда нечем дышать, глаза сами закрываются, а перед тобой умирает невинная женщина — одна из тех, которую ты поклялась защищать.

Астори знала: стоит ей только раз вспомнить об этом — и она не выдержит, сорвётся. Нельзя допустить такого. Сухие слёзы жгли её сердце и глаза — как жаль, что она не может плакать.

Нервы расшатались: её всю трясло, словно при ознобе. Астори бросила взгляд на свои перемазанные в крови, с подтёками от грязной воды руки, и подумала, что они вот-вот отвалятся. Ну и к чёрту. Она расстегнула сумочку, вынула фляжку с разбавленным ториком и глотнула — чтобы не сойти с ума, чтобы не подохнуть здесь. Напиток опалил горло, она закашлялась.

Сейчас меня стошнит, подумала Астори. Сейчас меня стошнит, и я не вынесу.

Тишина давила ей на уши, она готова была вскочить, исступлённо закричать, взвизгнуть, только чтобы разорвать это мёртвое молчание. Хватит. Пожалуйста, пожалуйста, хватит.

— Какая встреча.

Она машинально схватила пистолет, обернулась и направила его в тёмные смеющиеся глаза — отчуждённо и безучастно, словно всё это происходило не с ней. Вэриан опёрся одной ногой на камень, когда-то придерживавший дверь, и, наклонившись к Астори, улыбался.

Не об этом она просила. О чём угодно, только не об этом.

— Уйди. Я прошу тебя, уйди.

— Просишь? — Он выгнул бровь. — Я польщён оказанной мне честью…

У неё не было сил злиться или вступать в их обычные едкие словесные перепалки — потом, завтра, через неделю, но не теперь. Астори чувствовала себя полностью выпотрошенной, пустой, как выпитая бутылка. «Дольфнер» оттягивал ладонь.

— Ещё шаг — и я выстрелю.

— Правда? — Вэриан выпрямился и свёл руки за спиной. — Любопытное выйдет зрелище.

Он спокойно прохаживался, будто не замечая, что она держит его на мушке. Казалось, Вэриана всё это очень забавляло.

— Если ты так хочешь, то пожалуйста. — Он остановился, лукаво посверкивая глазами. — Стреляй. Целься прямо сюда, девочка моя, прямо в сердце. Это ведь совсем не трудно, даже приятно — убить. Ты уже убивала, правда? Правда?

Она промолчала, и его взгляд стал жёстким, как у змеи.

— Давай, девочка. Ну же… — Вэриан шагнул вперёд. — Ну же, смелее! Целься в сердце!

Астори выстрелила не моргнув. Трижды. Её отбросило назад, что-то тяжело отдалось в руку, ударило в глаза и нос. Вэриан исчез. Она стояла, пошатываясь, и чувствовала: бремя тишины пропало. Мир обрёл звуки.

Перепуганная Мелли выбежала из подъезда, и Астори прижалась к ней, успокаивая и успокаиваясь. Всё будет хорошо. Несомненно. Жадно вдыхая душный, пропитанный пылью август, Астори поклялась себе: война однажды кончится, и её дети будут жить в мире и никогда не узнают голода и страха, и им никогда не придётся вести за собой армии и вступать в схватку не на жизнь, а на смерть. Не для того она воевала.