Льдинка (СИ) - "Awelina" - Страница 12

Недоумевающая Стася вернулась к себе в уголок, обвела взглядом яркие изображения своих мечтаний, но больше не нашла в них ответов или утешения. Девушка разделась и еще с минуту просидела без дела, анализируя поведение Ледянова, гадая о причинах такой перемены. Ни к каким определенным выводам Станислава так и не пришла. Не хотела приходить.

«Вот уже где-то неделю, нет, даже больше, мы видимся с ним почти каждый день. Чаще вместе обедали, три раза ужинали. Разговор шел только о делах, о проекте. Изредка он говорил о бизнесе, шутил о том, каково это — быть совладельцем с собственным отцом, человеком достаточно сложным, рассказывал о Тёме. Спрашивал меня о моей работе и жизни, но ненавязчиво, не выпытывая подробностей».

Стася перестала писать, задумалась, вспоминая эти встречи, бездумно вычерчивая ручкой линии на полях, смыкающиеся, очерчивающие друг друга, постепенно превращающиеся в кружевное сердечко.

Что ни говори, а Вячеслав Ледянов — мужчина необычный, даже в толпе сразу же выхватываешь его фигуру. Лицо и глаза приковывают внимание. Он производит на всех сильное впечатление, умеет себя подать в выгодном свете, обаятелен, хоть и остр на язык. Неоднозначный человек, который вызывает у нее… много противоречивых желаний.

«Я не знаю, как ко всему этому относиться, — продолжила писать Станислава. — Имею в виду наши с ним встречи, его поведение, мою реакцию на него. Какие цели Л. преследует? Вроде бы, ухаживает… Ясно видишь это. Но в следующую минуту говоришь себе: нет, ничего подобного, это просто дань этикету, ни к чему не обязывающие жесты. Он соблюдает дистанцию, придерживается нейтральных тем в беседе, не говорит ни о своем личном, не спрашивает и о моем, охотно позволяет мне оплачивать свою часть в ресторане.

С одной стороны, он как будто прежний со мной: не колкий, не язвительный, не холодный, спокойный и внимательный. С другой стороны… А с другой стороны, обида никуда не делась. Я не хочу прощать его и показываю ему это.

Есть еще и третья сторона. Заключающаяся в том, что надо ставить точку. Потому что он магнит для меня, притягивает, заставляет забыть обо всем, поглощает собой, своим характером. И он никак не вычеркивается из моей жизни. Как и пять лет назад, остро чувствую, что между нами есть некая близость и родство. Несмотря на все барьеры…

Я слышала, что есть такое растение, которое цветет всего один раз за все своё существование, а потом умирает. Иногда мне кажется, что я подобна этому растению: цвести, подарить себя, отдать, любить могу лишь единожды, зато ярко, полно и всей душой. Такова моя суть. Правильная ли?».

Стася долго вглядывалась в знак вопроса. Потом, закусив губу, все-таки решилась дописать: «Вчера обнаружила очень нехороший признак: я на грани того, чтобы снова впустить его в свою жизнь. Я оделась для него, более тщательно подошла к укладке и макияжу. Самое страшное, что поймала себя на этом довольно поздно, до выхода из дома пять минут осталось. Хотелось умыться и переодеться, но я не стала этого делать и… была рада этому.

Завтра мы снова увидимся. Для себя я решила следующее: как только он перейдет границу делового общения, я прекращу эти встречи, перестану контактировать с ним по любым вопросам. Клянусь. Если потребуется, даже от проекта откажусь, сменю работу, квартиру, номер телефона, свою жизнь.

Никогда я не смогу простить его».

***

Апрель по-прежнему разочаровывал, звеня сосульками, застилая дороги гололедом, засыпая город мокрым снегом.

Стася сидела за столиком, глядя в окно на оживленную улицу. Прохожие: кто-то, отгородившись от непогоды зонтом, кто-то, надвинув капюшон поглубже, — торопливо двигались в размытых серых сумерках вечера. Девушка поморщилась, увидев замерзающую у обочины буроватую жижу снега и грязи: кристальную чистоту ледяной зимы весна, понятно, не жалует, но и взамен ведь ничего пока не предлагает, а уже очень хочется тепла и солнца.

В интерьере японского ресторанчика, расположенного на первом этаже одного из торговых центров, где предложил поужинать Ледянов, прослеживалась та же «переходность», «демисезонность». Гибкие и тонкие пластиковые ветви сакуры, вполне органично оплетавшие пространство, радовали глаз приятным вишнево-коричневым оттенком. Вот только лепестками цветков на них служили льдинки, намекая на то, что зима все еще властвует и не сдается.

Станислава налила себе еще чая и взглянула на своего визави. Ледянов уже несколько долгих минут молчал, занимаясь макетами, рассматривая их, сопоставляя один с другим, раскладывая в различном порядке. Лицо, как и взгляд, было напряженным, ожесточенным. И почему же он не в духе?

«Хорошо выглядит. Впрочем, как обычно, — подумала Стася, оглядывая пуловер мужчины с интересным, но не бросающим вызов вкусу принтом, гладкие, чисто выбритые щеки и подбородок, жестко сжавшиеся губы, аккуратно зачесанные назад рыжевато-русые пряди, дорогие часы на запястье. — Почему я? Только потому, что как ускользающая из его рук победа? Уж совершенно точно, что недостатка в женщинах у него не было и не будет».

Мысль оставила горечь в горле, которую Станислава запила чаем. А Ледянов наконец оторвался от макетов, посмотрел в лицо девушки и, видимо, что-то увидел в нем — его глаза странно сверкнули. «Это освещение виновато», — определила Стася и чуть улыбнулась ему, спросив:

— И? Что скажешь?

— Всё это надо доделать, — Вячеслав, сложив макеты в стопку, убрал их назад, в папку, отодвинул ее на край стола. — Мне кажется, если усилить контрастность…

Осеева помрачнела, выпалив:

— Ничего не надо усиливать. Все и так хорошо.

Разочарование, неприятные подозрения о подноготной этого видимого нейтралитета Ледянова и усталость от растянувшейся в бесконечность рабочей недели оседали головной болью. Девушка внезапно вспомнила и о другом своем промахе: послезавтра у мамы день рождения, а подарок приобрести она так и не удосужилась.

— Хорошо, но не совершенно, — Вячеслав тепло улыбнулся Стасе, но та с нажимом проговорила:

— Совершенства не бывает. А вот испортить хорошую работу постоянными доделками очень и очень легко. Поверь моему опыту.

— Ой ли! А он у тебя такой большой, — не удержался от укола Ледянов, но в тот же миг пожалел о сказанном.

Станислава разозлилась. Спрятав от него потемневшие от гнева глаза, девушка схватила папку с макетами, быстро сунула ее в сумку и поднялась с места. Слава скрипнул зубами.

— Стась…

— Спасибо за компанию и сотрудничество. Приятно было поработать с вами, Вячеслав Михайлович. — Осеева была ядовито вежлива. — Лично я для проекта сделала всё, что смогла. Если требуется еще что-то доделать, обратитесь к другому специалисту.

— Прости, — мужчина схватил за руку уже развернувшуюся девушку. — Сморозил глупость.

Станислава обернулась, выразительно посмотрела в карие, орехового оттенка глаза, в которых плавилось раскаяние.

— Это не глупость, а твоя святая убежденность. Не ври. Ты нисколько не изменился.

— Как и ты. — Ледянов поднялся с места, взгляд стал твердым, пристальным, а хватка — более жесткой.

— Всё, забудь. — Теперь он давил на нее еще и интонацией, и своим ростом, комплекцией. — Останься. Давай просто посидим, закажем еще что-нибудь. Если хочешь злиться на меня, то злись, я не против, заслужил. Но побудь рядом.

Стася задохнулась от возмущения, а Вячеслав, воспользовавшись этой заминкой, вдруг сменил тактику: обаятельно улыбнулся, отпустил ее руку и отступил.

— А хочешь, пойдем прогуляемся по торговому центру. Уверен, здесь где-нибудь есть игровые автоматы. Ты ведь до сих пор любишь аэрохоккей?

Девушка тоже сделала шаг назад, вслух же решительно произнесла:

— Мы всё обсудили, проект я сдала, принимать или не принимать его, решать тебе. А сейчас, прости, тороплюсь. Мне еще надо выбрать подарок для мамы, я…

— Ну так пойдем, — перебил ее Слава и, чуть отодвинув Осееву, шагнул к вешалке. Снял с нее Стасино пальто и распахнул его, предлагая свою помощь.