Йормундур (СИ) - Азырова Анна - Страница 25

Зал умолк, заслушавшись рассказ Блатнайт. Бе Бинн вперилась в прислужницу распахнутыми глазами:

— Он не говорил мне этого! Махун вернулся преисполненный радости победы.

— Так и было, — сдержанно кивнула воительница, держащая железную осанку. — Та битва показала Кеннетигу, что его отпрыск — ещё один гордый носитель имени Дал Кайс. Юноша много смеялся, хвастался трофеями, пил вино и танцевал со всем войском. На пиру риаг завёл хвалебную речь, а Махун подхватил её, расписывая свои подвиги, как вдруг… ни с того, ни с сего — напасть!

— Расскажи, как это было, — знаток «Шенхус мор» подпёр подбородок кулаком, филид оживлённо махал гусиным пером.

— Толкуя о лучшем дне своей жизни, дитя сидело на стуле в окружении побратимов, когда его охватил припадок. Он закатил глаза, стал заикаться, жутко мычать… Я как раз укладывала меньшего, прибежала со всех ног. Мы боялись, как бы Махун не проглотил язык и не задохнулся. Но он окоченел в той же сидячей позе и лишь сотрясался от мелких судорог. Спустя несколько минут безуспешных просьб, криков и возни ребёнок окончательно затих, но лицо его замерло маской ужаса. Разинутый рот, почти закатанные вовнутрь глаза, скрюченные руки… Такого мне не доводилось видеть никогда за 60 лет жизни. Я на руках перенесла его в покои и думала уложить, но не сумела разогнуть ни рук, ни ног. — Блатнайт долго вздохнула, серые глаза напряжённо зажмурились. — Мальчик больше недели просидел в кресле, не меняя позы, не расслабляя лица и мускулов. Чтобы сохранить Махуну жизнь, я вливала ему в рот по чуть-чуть воды и бульона… но он так исхудал! Приходилось даже самим опускать ему веки, чтоб глаза не пересохли.

Нянька крепко сжала руку госпожи, которая поникла, проронив слезу.

— Как же Махун выжил? — спросил второй правовед.

— Я верю, что несокрушимая воля в нём пробила брешь в этом наваждении. — большой грубый кулак ударил в стальной панцирь на груди. — Быть может, не одолев его окончательно.

— Я была в покоях, когда Махун первый раз заговорил, — оживилась Бе Бинн. — Помню, я раздвинула ставни, а стояла тогда глубокая осень, и близился Самониос. С деревьев во дворе замка сыпала пожухлая листва, и сынок произнёс: «красота». Или что-то вроде. Хотя век он сам не подымал, его глаза были открыты, глядя в окно. Началась такая суматоха… Прибежал Бриан, Кеннетиг, Блатнайт… Все бросились к Махуну, но не сказать, что он был тому рад. Мало-помалу наша нянечка помогла ему встать с кресла и добрести до окна. Больше Махуна ничего не интересовало… но мы всё равно были счастливы!

За окнами ветер поднял снежные завихрения. Мерный снегопад помалу перерастал во вьюгу.

Прокашлявшись, первый брегон нарушил затянувшуюся тишину, дряхлое тело выпрямилось на стуле.

— Рассказ полностью подтверждает прежде зачитанное обвинение.

— Верно, — подхватил второй законник. — Как я уже сказал, Махун мак Кеннетиг безразличный как к окружающим людям, так и к обязанностям правящей семьи Дал Кайс и к септу в целом. На Эйре, как мы знаем, никто не удостаивается высоких титулов по одному кровному наследованию, но отвоёвывает привилегии мечом.

— Так пусть докажет в поединке! — выкрикнул кто-то из присяжных, вызвав гвалт.

— Тишина! Первым делом выслушаем всех свидетелей. — настоял главный брегон. — Кто ещё из присутствующих желает высказаться?

Мужчины не сразу поняли, как меж ними протиснулся кто-то маленький и незаметный. К очагу выступил отрок, едва вышедший из детского возраста. Узкие плечи укрыл тёмный шерстяной плащ, перехваченный у шеи. Под ним кафтан до середины бедра из коричневого сукна с узорчатой тесьмой на груди, шнуровкой и широким кожаным поясом. Из такой же кожи сшиты рукава куртки и высокие сапоги. Золотисто-рыжие волосы и глаза матери выдают в юнце сына Бе Бинн. Отросшую чёлку он откинул с высокого лба в веснушках. Длинные прямые брови низко нависают над очами, кажущимися узкими и острыми по краям. Над пухлыми розовыми губами пробился светлый пушок. Молочно-белую кожу местами покрывают светлые рыжеватые пятнышки.

— Бриан, — старик сложил руки на книге, подавшись вперёд. — Нам очень любопытно, что ты думаешь о брате, будучи его преемником.

Подросток проводил взглядом свою няньку, которая отвела госпожу к остальным присяжным. Глядя на заседателей за столом, он свёл брови на переносице.

— Я думаю, что попрекать Махуна равнодушием — чушь. Спроси меня, так большинство людей только о своей шкуре и печётся. Кругом пустышки, которые плевать хотели на слова и чувства других. А знать — она во сто крат хуже простолюдинов. Интересы клана? Да кого они волнуют, если надо закрепиться на престоле! Амбиции, алчность, притворство якобы здоровых людей? Нет, это не про Махуна. Он лишь приводит нас к победе за победой.

— Ручаюсь за это! — воскликнула из толпы Блатнайт. — Махун превосходный стратег! Сам Кеннетиг, да покойся он с миром, не умел так видеть поле боя и просчитывать его ход наперёд. Я не раз была в первых рядах Дал Кайс, и всегда, в каждой стычке Махун был с нами и направлял нас. О нет, он не трус!

— Верно! — широко улыбнулся Бриан. — Брат и меня выручал. Наша дружба крепче некуда! Он любит меня, матушку, няню… Лахта тоже был ему дорог.

— Лжёшь, сосунок! — истерично донёсся откуда-то из толпы женский голос.

— Прошу внимания!

Впервые басистый голос подал четвёртый заседатель, всё это время сидевший в углу, скрестив руки на груди. Мужчина лет сорока в той же мантии законника с серьёзным видом и подстриженными не по моде волосами выпрямился и обратил взор к Бриану.

— Я не один десяток лет принадлежу к законникам, что приставлены к верхам Манстера и к ард-риагу непосредственно. Хотя мой сеньор и является сюзереном Северных Десси, свою волю старейшинам мы навязывать ни в коем разе не можем. Однако мой опыт в делах передачи власти подсказывает одно. — рука мужчины протянулась к юнцу по ту сторону стола. — Бриан мак Кеннетиг не хуже своего брата может повести за собой септ и стать риагом.

Зал бурно загалдел, когда первый брегон попытался восстановить порядок:

— Мужи и жёны Дал Кайс! Сейчас нужно определиться, кого вы хотите видеть вождём: Бриана или Махуна?

Блатнайт безмолвно переглянулась с побледневшим воспитанником.

— Бриан слишком мал! Нельзя 14-летнего прочить в риаги! — выкрикнул кто-то из присяжных.

— Брат его и на суд-то не явился! — вмешался другой.

Никакие призывы к порядку и удары томом по столу уже не внушали толпе смирение. Мужи стали оживлённо дискутировать о том, кто достоин править, а кто нет, пока парадные двери залы, дотягивающие чуть ли не до потолка, со скрипом не распахнулись, чтобы впустить нежданного гостя.

На порог ступила Дорофея, держательница прихода Святого Луа и одноимённого оратория клана Дал Кайс, известная каждому из присутствующих. Игуменья не скрывает широкой улыбки на тонких бледных губах, словно ждёт не дождётся поведать славную весть. Снежно-белая ткань обрамляет овал скуластого лица с аккуратным порозовевшим от мороза носом, ниточками светлых бровей и большими выразительными глазами. Былую нежность тронуло первое увядание то ли от прожитых лет, то ли от пережитых забот. Кожа кажется ещё более бескровной от черноты монашеского клобука, накинутого платком на голову и покрывающего плечи. Из той же плотной ткани пошита ряса без рукавов, разрезанная от груди до пят. Лишь в движении можно разглядеть белое платье-подрясник, подхваченное лентой под грудью и имеющее широкие белые рукава. Наперстный золотой крест с драгоценными каменьями и бусинами сандалового дерева наместница прихода носит поверх необъятного волочащегося одеяния.

— Сестра Дорофея, какая честь видеть тебя на суде! — знаток законов подпрыгнул на стуле, вмиг потеряв свой важный вид.

— Хм, конечно, церковь заинтересована переменой власти в септе, — ухмыльнулся брегон Манстера с явным знанием дела.

Дорофея, будто плывя, оказалась у очага подле растерянного Бриана.

— Приветствую всех собравшихся здесь христиан. Прошу позволения свидетельствовать о сыне Кеннетига Махуне. Я не припозднилась?