Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин - Страница 65

– Это не смешно, – сказала она.

Я посмотрела на нее, словно говоря: «Да ладно!»

– Это немножко смешно.

– Тебе пора уходить.

Иногда у вас нет выбора, кроме как сдаться. Но сейчас это был не тот случай. Я не для того прошла через все это, чтобы в конце повернуть назад. Мне нужно было спасать мою маму.

– Я не уйду, – сказала я.

Но Ивлин посмотрела на меня, как бы говоря: «Только посмей».

– Ты уходишь, – сказала она. – Прямо сейчас.

Она сделала знак экипажу судна, чтобы они подошли и разобрались со мной.

Так значит, этот вечер закончится так? Меня вышвырнут на причал престарелые фламандские лодочники? Я подумала о том, для чего я здесь. Я подумала о том, какой я хотела стать, и решила, что я хочу быть сильной. И еще более мудрой, если смогу. Я хотела стать кем-то, кто может улучшить ситуацию, а не ухудшить ее.

– Мне очень жаль, что я выругалась в вашем присутствии, – сказала я.

Ивлин изумленно моргнула:

– Что?

– В больнице. В прошлом году. Я выругалась, и это огорчило вас.

Ивлин поджала губы, вспоминая наш с ней разговор. Выражение ее лица не то чтобы смягчилось, но я видела, что удивила ее.

– Мне было больно, – продолжала я. – И я набросилась на вас. Полагаю, в тот момент я думала, что, если сделаю кому-то больно, моя собственная боль ослабнет. Но, когда я причинила вам боль, я не почувствовала себя лучше. Я почувствовала себя хуже. Я сожалею об этом и хочу, чтобы вы это знали. Я должна была быть добрее.

И после этих слов Ивлин снова несколько раз изумленно моргнула.

Когда лодочник, которого она подозвала, добрался до нас, он не выглядел так, словно собирался исполнять ее команды. Вместо этого он, казалось, хотел усадить ее. Он начал настаивать на том, чтобы Ивлин заняла свое место.

Обычно Ивлин не потерпела бы такого обращения.

Но, казалось, я выбила ее из колеи и поколебала ее самоуверенность. Как бы там ни было, она не стала сопротивляться. И позволила ему отвести ее к ее месту.

После этого оставшиеся гости вошли в лодку и расселись на свободные места, оставив незанятыми два места в самом центре – прямо напротив меня – для Чипа и Плаксы, почетных гостей.

Мое чувство довольства собой после разговора с Ивлин улетучилось при виде них.

Я огляделась по сторонам, пытаясь выяснить, куда лодочник поставил мое кресло. Как будто я могла воспользоваться им и выкатиться из лодки прежде, чем они увидят меня.

Я не знала, что мне делать с моими руками – сжать их? расслабить? – и не представляла, куда направить свой взгляд. Может быть, мне стоило увлеченно наблюдать за плывущими мимо утками и лебедями и притворяться, что я не заметила их? Или расплыться в дружелюбной улыбке и смотреть, как они приближаются с таким видом, будто говоря: «О, привет! Я вас здесь не видела!»

Чип не заметил меня, пока не сел на свое место. На мгновение, когда он обнял Плаксу за плечи и устремил взгляд на канал, у меня зародилась надежда, что он вообще не заметит меня.

Но мне не повезло.

Когда его блуждающий взгляд остановился на моем лице, он наклонился вперед и тупо уставился на меня:

– Маргарет?

При звуке моего имени Плакса выпрямилась и тоже уставилась на меня.

Вот она. Новая «я» Чипса. С автозагаром и чрезмерно подведенными веками.

Ее настоящее имя было Тара. Девушка, которую я прежде видела только на фотографиях. Девушка, которую Чип время от времени сравнивал со мной – но только чтобы отметить мое превосходство. Я лучше варила кофе. У меня было лучшее чувство юмора. И лучшее чувство ритма. А теперь я видела ее во плоти.

Она выглядела мрачной, с надутыми губами.

Я помахала им рукой и сказала: «Привет!» – словно только что заметила их.

– Поздравляю вас с днем свадьбы!

– Я не знал, что ты приедешь, – сказал Чип, и в этот момент я поняла, что он не знал, что меня не включили в список приглашенных.

Но то, чего он не знал, не могло повредить ему.

– Мы все приехали, – сказала я, а потом добавила: – Всей семьей.

Чип огляделся в поисках остальных Якобсенов, но никого не увидел.

– Мы потеряли друг друга в толпе, – сказала я, – но это пустяки.

Потом Чип поискал глазами мое кресло, но не нашел его.

– Где твое кресло? – спросил он. – Оно тебе все еще нужно?

Если бы это происходило в кино, это был бы подходящий момент для меня, чтобы встать на ноги. Стоять и наслаждаться триумфом. На фоне конечных титров. Я мечтала о таком, но эта история закончилась для меня по-другому. Я указала на отсек для хранения багажа.

– Оно там.

– Значит, ты все еще…

– …парализована.

Он наклонился ближе ко мне, но с опаской, словно я угрожала ему. А потом нацепил на лицо широкую фальшивую улыбку и спросил:

– Как твои дела?

И в этот момент я поняла: он жалел меня.

Невеста также наклонилась ко мне, скрестив руки на груди, но на ее лице не было жалости.

Я скопировала выражение его лица.

– У меня все замечательно, – сказала я, улыбаясь во весь рот. – А как поживаешь ты?

Но, прежде чем Чип успел ответить, Плакса вмешалась, заставляя его повернуться к ней.

– Чип! – заныла она (вот оно!). – Какого черта здесь происходит?

Чип перестал улыбаться и сделался серьезным.

– Так почему ты здесь?

– Это долгая история, – ответила я, думая о том, как бы сквитаться с ним.

Чип шумно выдохнул:

– Я пытаюсь начать жить с чистого листа.

– Это здорово, – сказала я. – Мои поздравления.

– Это сарказм?

– Нет.

– Я не нуждаюсь в твоих поздравлениях, ясно?

Я пожала плечами:

– Слишком поздно.

Вот как я понимала ситуацию в этот момент: Чип был озадачен, ему было жаль меня, и он сделал поспешные выводы относительно моей мотивации. Но его новоиспеченная женушка испытывала лишь одно чувство: ярость.

– Послушайте, – сказала я им. – Я желаю вам счастья, понимаете? Я не пытаюсь загонять вас в угол. У меня теперь новая жизнь.

Но ни один из них не поверил мне.

И в этот момент Статлер крикнул со второго ряда сидений:

– Ты здесь, чтобы расстроить свадьбу, а, Якобсен?

Это, разумеется, была шутка, призванная сгладить напряжение, но я внезапно осознала, что именно об этом все они и думали – что я приехала сюда с трагической, нелепой надеждой саботировать свадьбу.

– Я здесь для того, чтобы праздновать, – сказала я, поднимая руки вверх, словно сдаваясь.

Но Статлер лишь рассмеялся. Очевидно, я была явно отвергнутой бывшей подружкой, которая сделала последнюю отчаянную попытку вернуть своего жениха. Другого объяснения у них не было. Ну что ж, это понятно. Не зная обстоятельств, то, что я пролетела три тысячи миль, чтобы попасть на свадьбу своего бывшего, могло показаться несколько подозрительным.

И я, не успев подумать, попыталась заставить их понять меня.

– У меня был трудный год, – объявила я, обращаясь к Статлеру, и к счастливой паре, и ко всем чертовым гостям в лодке. – Это не та жизнь, которую я выбрала бы, – продолжала я, – и временами она совершенно ужасна. Но в ней есть и свои хорошие стороны. Я стала мудрее. И добрее. И научилась вязать.

Они не могли понять меня. Некоторые аспекты мудрости можно лишь постичь на опыте. Мне следовало бы остановиться и перестать убеждать их. Но мне было необходимо постоять за себя.

– Я строю летний лагерь, – продолжала я, – и это будет некоммерческая организация. И я такая же занятая и счастливая и работоспособная, какой была всегда. Я нашла свое призвание. Я нашла работу, такую захватывающую и приносящую такое удовлетворение, что мне даже жалко тратить время на сон.

Я прочитала на их лицах, что не смогла убедить их.

Но это было неважно.

Необходимость найти силы продолжать жить дальше заставила меня найти занятие, достойное того, чтобы жить. Я никогда не скажу, что катастрофа была хорошим событием в моей жизни. И я никогда, никогда не соглашусь с тем, что все случается с какой-то целью. Как и все трагедии, моя была бессмысленной.