Зюзя (СИ) - Булаев Вадим - Страница 35

— А что он про собаку говорил? — не унимался мой новый сосед.

Подумав немного, я практически слово в слово повторил официальную версию моего знакомства с Зюзей, рассказал о наших цирковых выступлениях, походе вдоль железной дороги, тщательно сверяя выдаваемые сведения с теми, что втирал при первой встрече особисту. Вроде бы ничего не напутал. Кто знает, может этот Игорь — подсадной. Слишком удачно совпала его разбитая физиономия с моим появлением в клетке. Никому верить нельзя, и ему тоже.

Наверное, мои пояснения полностью удовлетворили собеседника, потому что с расспросами он отстал и снова взял инициативу общения на себя. Завалившись на свободный тюфяк, Игорь положил руки под голову и продолжил, словно нас и не прерывали.

— Так вот, о чём это я… Ага, вспомнил! Про охрану говорили! В основном тут нормальные мужики, за исключением этого дятла. Просто гражданство ждут, не закусываясь особо ни с кем без нужды. Вот только с кормёжкой нечестно себя ведут, хотя это как посмотреть…

Я уселся рядом, с интересом запоминая новые для меня знания.

— Понимаешь, кормят нас дважды в день — в обед и вечером. Доставка еды на них лежит, так что доходит до арестантов не всё, даже слишком не всё… У каждого из них семья в городе на птичьих правах, каждому своим лишний кусок дать охота. Так что ешь всегда и что бы тебе в миску не навалили. Иначе ноги от голода протянешь, работать не сможешь. Работать не сможешь — норму не выполнишь. Норму не выполнишь — отрядные сами тебе почки ниже пяток опустят потому что трудодень не засчитают, и свобода на этот срок отодвинется. Понятно излагаю?

— Предельно, — не стал умничать я и задал давно интересовавший меня вопрос. — А что понимают в Фоминске под словом «трудодень»? Сам термин мне знаком со школы, но хотелось бы уточнить, для ясности.

— Без проблем, сейчас растолкую. Трудодень — это норма выработки за рабочую смену, установленная учётчиком. В нашем случае — это гектар пахотной земли.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом. Ты поля, засеянные всякими полезными культурами, видел?

— Да.

— А трактора, лошадей или упряжных быков?

И вот тут до меня дошло. Видимо, моё лицо приобрело чрезвычайно глупое выражение, чем вызвало бодрый, заразительный смех Игоря.

— Да, да, да… Мы и есть главная тягловая сила местного сельского хозяйства. Тут на людях пашут, как в военное время — потому и трудовые отряды созданы. Весной у нас сев, летом с осенью — залежь перепахиваем да пни корчуем, зимой — лес валим. Что такое залежь знаешь?

— Несколько лет непаханая земля, — хоть тут удалось блеснуть своей эрудицией.

— Правильно. Только несколько лет в нашем случае растягивается в срок не менее десяти, а это уже целина. Утрамбованная временем, покрытая невидимой поначалу мощнейшей корневой системой, почва. Казалось бы, что такое гектар? Полоса десять на тысячу метров. По старым временам для одной лошади на пол дня работы, если с умом — но это по заранее подготовленному полю. Для нас гектар — это примерно двенадцать — четырнадцать часов каторжного труда в качестве трактора, потому что помимо вспашки приходится ещё и коренья вырывать, и кустарник выкорчёвывать, да много сопутствующих дел присутствует.

— Странно, на местном рынке трудоднями расплачиваются…

— Так это вольные трудодни. Примитивная денежная единица, если понимаешь, о чём я. От наших, которые с утра и до упора, отличается тем, что раз в год осенью начальство устанавливает стоимость одного трудодня в пшенице, мясе и других товарах. Хочешь — покупай за полученные трудодни в лавках товары всякие, хочешь — сменяй на эксклюзив. Но тут как договоришься. Самая же ценность их в том, что имея на руках эти фоминские доллары, ты можешь отмазаться от обязательных городских работ. Пришёл, отдал квиток особый — и свободен. На твоё место припрягут другого, причём поверь, этот другой с радостью побежит за возможность разжиться дополнительной пайкой. Всё, хорош болтать, у нас сегодня единственный день отдыха за две недели, так что советую отоспаться. Завтра в поля погонят.

Не смотря на вертевшееся на языке огромное количество вопросов, я решил последовать мудрому совету и тоже лёг, выбрав тюфяк поплотнее. Сон пришёл мгновенно, крепкий, без сновидений.

Разбудил меня всё тот же Игорь, не слишком вежливо тряся за плечо. Открыв глаза, почувствовал, что выспался, с удовольствием зевнул, потянулся и поднялся на ноги. В открытую дверь пристройки пробивался слабый свет сумерек, и лишь сырая прохлада подсказывала, что сейчас наступает рассвет. Ничего себе поспал! Практически весь день и ночь!

— На выход, на выход, — торопил один из охранников. — Пошевеливаемся! До обеда надо хоть треть нормы выполнить!

Я подхватил в руки сапоги, цепь, и вместе со всеми вышел на улицу, где мы нестройной толпой в сопровождении негров потопали в сторону восходящего солнца.

Дорога оказалась недолгой. Уже буквально через час весь наш отряд добрался до полевого стана из нескольких, на скорую руку сделанных, навесов и одной, стоящей наособицу, шестиместной туристической палатки. Не знаю, как другим, но для меня этот путь был пыткой. Цепь кандалов с каждым шагом била мне по ногам, особенно досталось обожжённым щиколоткам и коленям — на распухшие, посиневшие суставы было страшно смотреть. Поначалу я попробовал отпустить тяжёлые металлические звенья на землю, чтобы волочить их за собой хоть и со спущенными штанами — но этот трюк не удался. Скорость моего передвижения сильно упала и тогда сработала схема «зачёт по последнему». Подстёгиваемый дружным матом охраны и остальных зэков, получил несколько бодрящих тычков в область печени, а потому прекратил умничать и пошёл как все.

— Витя, — пришлось отвлечься от разглядывания своих ног и обратить внимание на неизвестно когда подошедшего Игоря. — Возьми и подвяжи кандалы как у нас.

В заскорузлых руках мужчины была верёвка.

— Спасибо, — произнёс я благодарность совершенно убитым голосом, выполняя рекомендацию. — А жрать когда дадут? Я с вчерашнего утра одну водичку кушаю.

— В обед. Мы сейчас пойдём норму выполнять, а охрана кулеш какой-нибудь сварганит. Подвязывайся, свободу зарабатывать пошли.

Между тем арестанты поделились, руководствуясь личными симпатиями, на две рабочие пятёрки и уже взяли по плугу из-под навеса, однако тут же возник спор — к кому меня воткнуть? Усиление моей персоной любой из групп неизбежно приведёт к облегчению работы при неизменной норме выработки, чего оппоненты не могли допустить принципиально. Переругавшись, всё же пришли к консенсусу — я тружусь через день по очереди то у одних, то у других. На том и порешили.

Потянулись хлеборобо — лошадиные будни. С раннего утра и до заката мы, впрягшись в лямки, привязанные к плугу (точно, как в картине «Бурлаки на Волге»), пахали землю, лишь изредка делая перерывы. К плугу становились по очереди, чтобы хоть немного сменить род занятий. Отдохнуть за ним было невозможно, постоянно требовалось контролировать, наваливаясь всем телом, непослушный лемех, однако хоть какое-то разнообразие…

С кормёжкой Игорь не обманул — её тут давали ровно столько, чтобы прикрыть дно миски, поэтому двое знающих мужиков из его группы в свободное время собирали неизвестные травки и корешки, которые заваривали по вечерам и хлебали полученную малоаппетитную жижу по очереди, из общего котелка.

А ещё я стал тупеть. С непривычки попав в бешенный ритм здешней трудовой повинности, к концу дня моих сил хватало лишь доползти к навесу и забыться сном до утреннего пинка охраны. Усталость выбила все мысли из головы, оставив лишь боль в отбитых ногах, постоянный голод да страшное желание проспать хоть до Страшного Суда, лишь бы не мешали… Глядя на окружающих, притёршихся к такому укладу, мужиков я понимал, что это состояние не на всегда. И мне придётся войти в общую колею — вот только когда? Остатки свободолюбивого Вити жарко кричали о том, что через совсем небольшой срок и я перестану думать о побеге, начну дни до освобождения считать. Становилось от этих раздумий страшно, но выход из этого замкнутого круга пока виден не был.