ГПУ
Записки чекиста - Агабеков Георгий Сергеевич - Страница 42

До 1930 года резиденты ГПУ в Турции имели распоряжение не вести работы против турецкого правительства. Распоряжение было вызвано двумя причинами. Во-первых, Советское правительство считало Турцию дружественной державой, с которой, пожалуй, даже можно обмениваться информацией. Действительно, представители турецкой разведки и полиции неоднократно предлагали советским представителям вести совместную работу. В последний раз такое предложение было сделано в начале 1929 года. О нем было доложено самому Менжинскому, но он отклонил предложение, мотивировав отказ тем, что турки едва ли обладают ценными сведениями, а если и обладают, то ценные оставят для себя, а нам сообщат чепуху. Ради этого бессмысленно раскрывать перед ними методы работы ГПУ. Но, передавая отказ, советское правительство выразило готовность, в случае получения сведений о чьей либо деятельности во вред турецким государственным интересам, передавать сведения в распоряжение турецкого правительства.

Случаи такой «дружеской информации» имели место, впрочем, и в других восточных странах. Так, например, в Персии, во время курдского восстания в 1927 году, из копий писем партии дашнаков в Тавризе и их представителя Мурадьяна в Курдистане мы узнали, что партия дашнаков поддерживает тесную связь с восставшими, помогая им оружием и людьми. В письмах, кроме того, имелись сведения, компрометировавшие армянского архиепископа в Тавризе Нерсеса, под которого ГПУ давно вело подкоп. Полпред в Тегеране Давтьян, желая ухудшить отношение персидского правительства к дашнакам и, в частности, с целью добиться высылки архиепископа Нерсеса, передал эти материалы министру двора Теймурташу и одновременно сообщил их турецкому посольству. Турки энергично поддержали Давтьяна, прекрасно понимая, что без помощи дашнаков, курды едва ли могут серьезно сопротивляться турецким регулярным войскам.

В результате этих представлений, персидское правительство распорядилось произвести в Тавризе обыски и аресты среди дашнаков, установило за ними наблюдение и, в конце концов, свело деятельность дашнаков почти на нет. Об этом мы узнали из писем Ишханьяна, представителя дашнаков в Азербайджане, адресованных Центральному комитету партии в Париже.

Второй причиной, почему ОГПУ воздерживалось от работы против турок, было желание создать в Константинополе базу для работы на всем Ближнем Востоке. Трилиссер считал, что если не трогать турок, а вести работу на территории других держав, то турки будут смотреть на эту работу сквозь пальцы. Такую жертву следовало принести, чтобы иметь возможность беспрепятственно вести работу в Сирии, Палестине, Египте и т. д.

Дружеское отношение к Турции, однако, не мешало Специальному отделу ГПУ в Москве перехватывать и расшифровывать турецкие телеграммы. Так, например, во время войны между афганским эмиром Амануллой и Бача-Саккау ГПУ имело все телеграммы, посылавшиеся турецким и персидским посольствами в Кабуле своим министрам и ответы министров. Следует, кстати, отметить, что именно этим способом советское правительство узнало о намерении турок и персов начать переговоры с Бача-Саккау о признании и затем само начало вести двусмысленную политику по отношению к Аманулле.

Вследствие указанных соображений, ГПУ до 1928 года не имело своего представителя в Ангоре. В 1928 году пришлось его назначить, потому что часть иностранных миссий переехала из Константинополя в Ангору. Первым легальным представителем ГПУ в Турции был Илья Герт, проработавший в Ангоре до конца 1928 года, а затем нелегально отправленный в Китай.

С 1928 года в Турции, как и в других странах, ГПУ решило перейти на методы нелегальной работы. Для начала послали человека в Константинополь с поручением организовать «прикрытие» и облегчить приезд дальнейших работников ГПУ. В начале 1928 года в Константинополь выехал сотрудник Иностранного Отдела, родственник по жене Логинова, помощника Трилиссера. С Москвой он переписывался под кличкой «Рид» через легального резидента ГПУ при советском консульстве.

Приехав в Турцию, Рид открыл сперва самостоятельное комиссионное бюро в Константинополе, а затем присоединился в качестве компаньона к одной немецкой конторе. Так как Рид хорошо говорит по английски, то его снабдили американским паспортом, взятым из «лаборатории» Коминтерна. В одном из своих донесений, осенью 1929 года, Рид писал, что прекрасно устроился и настолько американизировался, что считается своим человеком в американской колонии Стамбула и еженедельно участвует в устраиваемых американцами обедах. Тут же он сообщал, что по американским законам, каждый американский гражданин должен в течение пяти лет хоть один раз возвратиться в Америку, а так как по его паспорту значится, что он уже четыре года пребывает заграницей, то Рид для возобновления паспорта просит разрешения выехать в Америку. Этой поездкой он, кстати, надеется добиться представительства некоторых американских фирм и окончательно закрепить свое положение в Турции. Поездка Риду была разрешена. Он благополучно съездил в Америку и вернулся в Турцию в ноябре 1929 года, привезя с собой представительство некоторых военных и авиационных заводов Америки. С этими рекомендациями Рид до сих пор путешествует по Балканским странам, якобы для получения заказов, на самом же деле вербуя агентов для ГПУ и собирая сведения.

В середине 1928 года в Турцию был командирован Яков Блюмкин. Бывший левый эсер, прославившийся в 1918 году убийством германского посла в Москве графа Мирбаха, Блюмкин был в своем роде знаменитостью. Среди членов Коллегии ГПУ он пользовался большим влиянием, благодаря своей успешной деятельности в Монголии. В Константинополь его отправили с колоссальными полномочиями и поручением организовать нелегальную агентуру ГПУ в Сирии, Палестине, Геджасе и Египте. В виде аванса ему было выдано на руки 25 тысяч долларов. Поехал он в Турцию по фальшивому персидскому паспорту, под фамилией Султан-Заде.

Блюмкин путешествовал по восточным странам до июня 1929 года и вернулся в Москву. Что он делал на Ближнем Востоке, никто из сотрудников Иностранного отдела не знал, так как он переписывался непосредственно с Трилиссером (каждый резидент имеет право особо серьезные и важные донесения адресовать непосредственно начальнику Иностранного отдела, и эти донесения не всегда попадают в аппарат Отдела)… Блюмкина встретили с большим почетом. В его распоряжение предоставили автомобиль и беседы он вел только с начальниками отделов ГПУ. Сам Менжинский пожелал выслушать его и пригласил на обед. Блюмкин в то же время сделал доклад о положении на Ближнем Востоке некоторым членам Центрального Комитета, при чем особенно интересовался его работой секретарь Коминтерна Молотов.

Наконец, после торжественных и лестных приемов, Блюмкину было предложено вернуться на Ближний Восток и провести в жизнь все намеченные им планы. Планы же эти заключались в следующем: в каждой из стран Ближнего Востока посадить резидента ГПУ, а в Константинополе и Египте старших резидентов ГПУ, которые в то же время были бы его заместителями. Сам же Блюмкин будет разъезжать по всем этим странам, контролировать и направлять работу резидентов и выискивать новые возможности.

Блюмкин так размечтался, что предлагал включить в сферу своей деятельности и Ирак, и Персию, и Индию. Трилиссер соглашался. Блюмкину тогда вообще ни в чем не отказывали и возлагали на него громадные надежды.

Однако, угар триумфа прошел. Блюмкин начал подбирать сотрудников для стран, в которых должен был работать. И тут, естественно, ему пришлось связаться с аппаратом Иностранного отдела.

Среди рядовых сотрудников Иностранного отдела Блюмкин пользовался неважной репутацией. Правда, все признавали его ум и энергию, но зато все знали его, как большого хвастуна, краснобая и любителя приврать.

Явившись в Восточный сектор, Блюмкин рассказал, что он побывал в Бейруте, Дамаске, Яффе, Александрии и Каире и показал фотографии, изображавшие его в Яффе с известными евреями и в Египте у пирамид. Однако, на требования рассказать подробно о сделанной работе, он от ответов уклонялся, ссылаясь на то, что уже сделал подробный доклад Трилиссеру.