ГПУ
Записки чекиста - Агабеков Георгий Сергеевич - Страница 41

Работа в Геджасе и Иемене не носила систематического характера. Отправляясь резидентом ГПУ на Ближний Восток, я получил поручение организовать ее по типу резидентур ГПУ в других странах.

До 1929 года в Турции была только легальная резидентура ГПУ при советском генеральном консульстве в Константинополе. Резидентом ГПУ был Минский, официально числившийся атташе консульства. До назначения в Константинополь, он работал в Китае (вице-консулом и резидентом ГПУ в Шанхае), но провалил свою агентурную сеть. Китайская полиция, уличив его в шпионаже, произвела обыск в советском консульстве, и Минский вынужден был уехать из Китая.

Помощником Минского в Константинополе для работы среди кавказских антисоветских партий, т. е. среди грузинских меньшевиков, дашнаков, муссаватистов, горцев и проч. был некто Гришин. Кроме того, в аппарате ГПУ работали жена Минского (шифровальщица) и две женщины, Эльза и Лидия, выполнявшие работу переводчиц и служившие связью между резидентом и секретными агентами-осведомителями.

В начале 1929 года Минского отозвали в Москву по болезни. Его заменил Этингон, приехавший в Константинополь на должность атташе консульства под фамилией Наумова. До назначения в Константинополь Этингон был резидентом ГПУ в Харбине, но был скомпрометирован после налета китайской полиции на Харбинское консульство и вынужден выехать в Москву.

Вместе с Этингоном приехал, в качестве помощника по экономической линии, некто Бржезовский, работавший до того в Иностранном Отделе ГПУ. Бржезовский устроился в константинопольском торгпредстве на должность заведующего плановым отделом. К этому времени выяснилась необходимость заменить также и Гришина, так как из доклада Минского было видно, что он чересчур неосторожно вел себя в Константинополе. На его место тифлисское ГПУ назначило некоего Кикодзе, бывшего начальника уголовного розыска в Батуме, доказавшего свою преданность советской власти активной борьбой с повстанцами в Грузии в 1924 году. Гришин же был переведен резидентом ГПУ в Тавриз на официальную должность делопроизводителя в совконсульстве на место Минасьяна.

Связь с Москвой константинопольская резидентура держала иначе, чем другие резидентуры. На пароходе «Ильич», курсирующем между Одессой и Константинополем, разъезжал специальный агент ГПУ для связи. Все материалы фотографировались в Константинополе при помощи аппаратов Лейтца, и пленки в непроявленном виде отправлялись через агента связи в Москву. Такой способ гарантировал почту от провала, так как в случае нападения или обыска, агенту связи достаточно было открыть коробку, чтобы на испорченных светом пленках исчезли все следы.

Агентурная сеть в Константинополе была опытна и хорошо поставлена. Ее организовал еще в 1925 году резидент ГПУ Гольденштейн, переведенный затем на ту же должность в Берлин. Благодаря широко поставленной агентуре, к нам попадала вся переписка Украинской организации, представитель которой находился в Константинополе, протоколы заседаний и вся переписка партий муссаватистов, горцев и других национальных антисоветских групп, организовавших заграничное бюро. Из этой переписки мы видели, что эти группы объединяются только для того, чтобы на следующий день вновь разделиться и вести свою собственную политику. Опасности для СССР они, конечно, не представляли, но любопытно было следить за их внутренними распрями. Особенно большие трения, судя по перехваченным документам, происходили в среде азербайджанцев, объявлявших даже таких лидеров, как Топчибашев, изменниками делу пантюркизма. Из перехваченной переписки мы знали, что дашнакская партия была против объединения кавказских партий в одну конфедерацию, боясь быть съеденной тюркскими группировками. Агент, доставлявший нам эти документы, числился под № 87 и являлся одним из активных деятелей Заграничного бюро военных антибольшевистских партий.

Из Японского посольства в Константинополе мы получали расшифрованные телеграммы, благодаря агенту в охране посольства. Мы требовали, чтобы он достал для нас шифр посольства, но он боялся сам вскрыть несгораемый шкаф и предлагал нам прислать специалиста-взломщика, которого он ночью, в часы своего дежурства, пропустит в комнату, где стоит несгораемый шкаф, и даст ему возможность сделать все, что тот найдет нужным. Таких специалистов в ГПУ при Специальном отделе имелось два человека. Это были профессиональные воры-взломщики, состоявшие на службе ГПУ для выполнения «деликатных» поручений. На требование прислать одного из них в Константинополь, Специальный отдел ответил, что оба взломщика сейчас заняты в Прибалтийском крае; по возвращении одного из них командируют в Константинополь.

За французскими делами мы следили по копиям докладов французского военного атташе в Константинополе, аккуратно доставлявшимся нам раз в две недели. В своих докладах военный атташе подробно описывал состояние турецкой армии, положение на турецко-сирийской границе, а также касался стран сопредельных с Турцией, ставя нас, таким образом, в курс всех событий военного характера в Аравии и отчасти на Балканах.

Особенно ценили в Москве перехватывавшиеся нами доклады австрийского посланника в Константинополе. Они содержали точные и подробные описания всех событий в Турции. По ним было видно, что их писал человек, хорошо знающий Восток и понимающий свои задачи. Так как Австрия дипломатического представителя в Персии и Афганистане не имела, то ее посланник в Турции одновременно наблюдал за событиями и в этих странах и сообщал о своих наблюдениях в Вену. Его доклады поэтому ставили нас в курс дел не только Турции, но также Персии и Афганистана. В 1929 году мы узнали из его доклада, что австрийское правительство намерено назначить особого представителя в Персию. Посланник рекомендовал на эту должность проживающего в Тегеране австрийского подданного Графа, женатого на персидской армянке и имевшего в Персии большие связи. Мы немедленно навели справки о Графе и, узнав, что по сведениям резидентуры ГПУ в Персии, он является агентом англичан, приняли меры к недопущению его на пост представителя Австрии.

Резидентура ГПУ в Константинополе имела всю переписку патриарха армянской церкви в Турции Нарояна. Это давало нам возможность узнавать настроения армянских епископов и армянского населения во всех странах. Замечая в письмах сочувственные к Советам настроения, мы затем приступали к вербовке намеченных лиц.

Вообще должен сказать, с начала 1929 года Иностранный Отдел ГПУ принял прямые меры к использованию армянского духовенства в разведывательных целях заграницей. Председателю ГПУ Армении Макарьяну было поручено выяснить пригодных к работе епископов в Эривани и, вербуя их на службу ГПУ, стараться устраивать их назначение заграницу. Именно таким образом, как я уже писал, было произведено назначение начальника Армянской епархии в Багдаде. Заграницей применялись другие способы. Архиерей Басмачьян в Константинополе был, например, завербован следующим образом. Католикос армян в Эммиадзине захотел посвятить Басмачьяна в 1929 году в епископы и вызвал его в Эривань. Резидент ОГПУ в Константинополе Этингон, учтя полезность Басмачьяна для работы ГПУ, предложил советскому консулу отказать ему в визе. Одновременно агентура ГПУ начала зондировать почву, обещая Басмачьяну визу, если он согласится, вернувшись в Константинополь после посвящения в епископский сан, давать сведения для ГПУ. Басмачьян, страстно мечтавший об епископской мантии, согласился. От него отобрали подписку в том, что он обязуется добровольно быть агентом ГПУ, а затем мгновенно выдали визу в СССР. По приезде в Эривань, Басмачьяна детально обработал председатель армянского ГПУ — Макарьян. Свежеиспеченный епископ вернулся в Константинополь и теперь работает в качестве секретного сотрудника ГПУ.

Этим в настоящее время исчерпываются главные силы легальной резидентуры ГПУ в Константинополе. Конечно, имеется еще десяток мелких агентов, осведомляющих ГПУ о всевозможных происшествиях в Турции, но их трудно учесть, да большого интереса они и не представляют.